Баба Люба. Вернуть СССР 4
Шрифт:
Но Пивоваров был старый и опытный юрист и такими манипуляциями его было не прошибить.
— Ирина Александровна, — строго сказал он, — я бы мог поверить, если бы мы обсуждали это в моей комнате или в комнате Любови Васильевны — они в центре по коридору. Но комната Ефима Фомича находится в этой «кишке». Что вас здесь могло заинтересовать, если только вы не прокрались сюда с целью нас подслушивать?
— А вы что! Вы думаете, я не понимаю, что происходит?! — запальчиво воскликнула она, — я всё знаю! Всё!
Мы переглянулись и Комиссаров тихо спросил, стараясь
— Что именно?
Возможно общая нервическая обстановка, возможно плохо замаскированная угроза в голосе нашего слесаря-сантехника, но Белоконь из багровой стала бледно-зеленоватой.
— Ничего… я, пожалуй, пойду… — пролепетала она и ужиком выскользнула из комнаты.
— Зачем ты её отпустил? — накинулся на Комиссарова Кущ. — она же сейчас пойдёт и всё расскажет!
— Кто, я отпустил?! — возмутился Комиссаров, — а ты сам куда смотрел? Почему не задержал?
— А что, я, по-твоему, должен был её за руки крутить?! — возмутился тот.
— А что, я?! — ссора набирала обороты.
— Товарищи, успокойтесь, — попыталась вмешаться я.
Но, то ли напряжение последних дней сыграло злую шутку, то ли общая обстановка, важная миссия и чужая непонятная там, чуждая, страна — всё это вылилось в целый ворох взаимных обид и обвинений, которыми кинулись награждать друг друга Кущ и Комиссаров.
Наконец, Пивоваров не выдержал и хлопнул ладонью по столу:
— А ну, уймитесь! Оба!
От неожиданности мужики заткнулись.
— Тут общая беда, а вы раскудахтались, как две курицы! — сердито сказал юрист. — Никто бы её не смог задержать. Не убивать же её! Подумайте лучше, что мы будем делать, когда она всем расскажет?
— Пусть сначала докажет, что это мы! — запальчиво воскликнул Комиссаров.
— Докажет! Причем элементарно! — возразил Кущ, — если она всё слышала, то докажет.
— А вот и нет, — казала я, — она слышала только как вы щиты предлагали установить и глину. А зачем вы это предлагали — она не может доказать, что для диверсий. Может, наоборот, чтобы стабилизировать ситуацию в городе и вернуться в тот отель.
— А ведь и правда! — обрадовался Пивоваров, — доказательств у не нет. Она если и слышала, то мало что. А мы все вместе можем от неё отгавкаться…
— Ещё и Зинаиду Петровну в защиту можно на неё натравить. Уж та её быстро на место поставит…
— Кстати, Ефим, спрячь карту от греха подальше, — велел Пивоваров.
Комиссаров подскочил и принялся складывать карту. Затем он сунул её в свой чемодан.
— Ну вот что ты как маленький, ей богу, Ефим! — пожурил его Пивоваров, — если она приведёт полицию, то в твоём чемодане они в первую очередь искать станут.
— Ну а куда мне её девать? — растерянно скользнул взглядом по аскетической обстановке Комиссаров.
— Я знаю куда! — Кущ взял карту и сунул её под ковёр.
— Ещё лучше! — насмешливо фыркнул Пивоваров, — под ковром тоже они будут искать. Вы что, разве шпионские фильмы не смотрели?
— Ну а куда? — развёл руками Комиссаров.
— Да хотя бы вот! — Пивоваров с загадочным видом сунул
карту за кровать.— Ой, шпионы вы мои! — хохотнула я, отобрала карту, затем аккуратно скрутила её в трубочку и сунула в полость круглого карниза. — Ну вот. Хотя бы так…
Ответом мне были уважительные взгляды.
— Да ты прямо Штирлиц, Люба! — одобрительно хохотнул Пивоваров.
Невольно я вспыхнула.
Эх, если бы он знал, как он прав.
— Ну давайте тогда чай пить, что ли… — сказал Комиссаров и вставил самодельный кипятильничек в кувшин с водой.
И мы сели пить чай. Стаканов на всех не хватило, так что Кущ сбегал к себе и принёс ещё два. А заодно пачку бубликов. И вот мы сидим, такие, пьём чай с бубликами. Долго сидели. Больше часа точно. Пивоваров рассказывал о случаях из своей юридической практики. Кущ и Комиссаров — из своей работы. Я сидела, слушала и в нужных местах либо охала, либо смеялась. Мне-то рассказывать особо было нечего.
И тут в дверь постучали.
Тихо так, вежливо.
Мы переглянулись. Явно по нашу душу пришли.
— Открыто! — нерадостным голосом сказал Комиссаров, как хозяин комнаты.
Дверь открылась и на пороге возникли двое — Белоконь и ещё какой-то человек.
— Смотрите, — сказала Белоконь и кивнула на неизвестного, — вот этот человек, он всё здесь знает.
Мы переглянулись.
В глазах читался немой вопрос: он из полиции?
— Добрый день, товарищи, — тем временем вежливо поздоровался низенький человечек по-русски.
Я внутренне выдохнула. Вряд ли в американской полиции так хорошо знают русский. Причём с облегчением вздохнула не только я. очевидно, что все так подумали.
Незнакомец был очень маленького роста, но при этом необычайно толстым и широкоплечим (ещё бы борода и был бы вылитый дворф).
— Меня зовут Борис Моисеевич Гольдман, — с детской добродушной улыбкой слегка наклонился он (насколько позволял могучий живот) и все три его подбородка тоже вежливо и доброжелательно колыхнулись в такт.
— Очень приятно, — деликатно ответил Пивоваров и вопросительно посмотрел на Белоконь, — Ирина Александровна, а зачем всё это?
— О! Боречка здесь знает всё! — радостно разулыбалась Белоконь.
— Именно так. Наша маленькая диаспора хоть живёт здесь не так уж и давно, всего три года, — застенчиво пояснил Гольдман, — но вес мы уже имеем немаленький. И можем вам помочь.
— Простите, а чем вы можете нам помочь? — прищурился Пивоваров и взгляд его полыхнул недобрым подозрительным огнём.
— Мне Ирочка сказала, что вам нужна информация по Конторе?
— Что ещё за Контора?
— Так называемое Бюро по очистке сточных вод, — пояснил Гольдман, — всё дело в том, что моя троюродная племянница, Циля Гольдман, хорошая, между прочим, девочка, работает там в отделе по реконструкции Норс Ривер. А это большая территория от Бэнк Стрит в Гринвич Виллидж до Инвуд Хилл, на минуточку! Но доступ к информации у неё есть по всем отделениям города и пригородов. Но так-то, если надо, мы можем и по всей стране найти. Кроме Техаса и Алабамы.