Баба Люба. Вернуть СССР 4
Шрифт:
— У меня там отец старый, — сказала я, хоть это был мне не отец, но раз я отыгрываю роль Любы, значит это — мой отец.
— Отец скоро умрёт, а ты останешься куковать одна, — махнул рукой Пивоваров.
— Зато в России, — рассердилась я. — А не в этой Америке, где я всегда буду даже не вторым сортом!
Если не считать геноцида местного населения, то не было года, чтобы Америка не уничтожала какой-то народ: Африка, Китай, Панама, Куба, Корея, Ливан, Лаос, Иран, Ирак, Босния и Герцоговина, Югославия, Афганистан, Сирия, Пакистан, СССР, Россия… И это я
Америка, словно саранча уничтожает всё вокруг. Я когда-то смотрела фильм, американский кажется, называется «Чужой», там страшные полунасекомые-полурептилии уничтожали людей. Вот у меня образ Америки — это Чужой. Причём рядовые американцы — малообразованные ограниченные люди, но при этом как-то же им удаётся проворачивать свои грязные и подлые делишки и разрушать огромные страны…
— Люба… — из задумчивости меня вывел голос Пивоварова.
— А? — буркнула я.
— Я говорю, что ты думаешь про наш план? — повторил юрист.
— Какой план? — невнимательно спросила я.
— Ой, ладно, тебе сейчас не до планов! — махнул рукой Пивоваров и велел, — в общем так, Люба. Сейчас иди в комнату. С Анжеликой не ругайся. Вообще ничего ей плохого не говори. Лучше ляг и часик постарайся поспать. Тебе нужно успокоиться. А потом пойдёшь на эту встречу и там разберёшься по ходу дела. И не волнуйся. Эта дамочка бросила детей в детдоме, а сама укатила за сладкой жизнью. Ты думаешь, дети это не понимают? Так что всё будет хорошо. А если получится с неё денег срубить, или детей в Америку пристроить — это будет ещё лучше. Не паникуй, в общем!
— Угу… спасибо… — кивнула я и побрела обратно к себе.
Шла и думала: ну чего я так разволновалась? Конечно, для Анжелики будет лучше жить в Америке. Здесь она выйдет замуж и ей будет хорошо. Во всяком случае на гамбургеры и картошку фри у неё деньги будут всегда. А у нас дома, в России, в ближайшее десятилетие будет тотальный Армагеддон.
Если только у меня не получится помешать всему этому.
Вот только чем дальше я смотрю на свой план, который тогда казался мне таким гениальным, тем больше я вижу, что он слишком мелкомасштабный и, боюсь, ничего у меня ничего не получится.
Я вздохнула и взялась за ручку двери.
Роно в три часа дня мы с Анжеликой вошли в кафе. В нос шибануло сырно-чесночным соусом и жаренным на углях мясом. В животе у меня заурчало — сегодня мы в столовой только ужинали, а весь день были на подножном корме.
В это время дня посетителей в кафе почти не было. В углу сидела какая-то парочка, а соседний столик заняла компания девушек.
— Где же она? — удивилась я: ни парочка влюблённых китайцев, ни группа школьниц на маму Анжелики явно не тянули.
— Наверное, опаздывает, — Анжелика, чуть не плача, растерянно оглядывалась вокруг.
— Ты точно уверена, что это именно то кафе? — в третий раз переспросила я.
— Но Флорес сказала…
— А твоя Флорес напутать не могла?
— Она мне письмо от мамы передала! — сказала
Анжелика, — и там было написано, что здесь.— Тогда я даже не знаю, — пожала я плечами и вздохнула, — ну, давай, хоть кофе попьём что ли, раз пришли. Может, опаздывает она, пробки там, или что-то ещё. Подождём.
Анжелика облегчённо выдохнула и плюхнулась за ближайший столик.
У меня в животе заурчало. Есть хотелось всё сильнее.
Улыбчивая официантка подбежала и предложила меню.
Я вежливо взяла, но, глянула на цены, тотчас же торопливо закрыла обратно.
— Ммммм… картошечка… — облизнулась Анжелика.
— Мы, конечно, можем купить здесь и картошечку, и гамбургеры, и всё остальное, — строго сказала я, — но лучше мы за эти деньги купим Изабелле новые кроссовки.
— Угу, — кивнула Анжелика.
— Но кофе мы возьмём, — закончила я и кивком подозвала официантку, — а то просто сидеть неудобно.
Заказав кофе, я принялась рассматривать кафе и улицу за окном. Было скучно. Прошло минут десять, нам принесли кофе. Он был невкусный, но приходилось пить и такой.
Анжелика сидела, как на иголках, отвечала невпопад — волновалась. Я перестала дёргать её, втягивая в разговор. Пусть придёт в себя. Всё-таки такой сложный момент.
Но где же эта мамашка?!
Нехорошо дать ребёнку надежду и не прийти.
Лучше бы вообще отвечать не стала, чем так.
Прошло ещё примерно полчаса…. сорок минут…час…
Бледная Анжелика ёрзала на стуле.
— Ты хоть кофе пей, — сказала я, — а то совсем остыл.
— Где же она? — глаза у неё подозрительно блестели.
— Ой, не начинай вот только! — я попыталась придать себе беззаботный вид, — может, она на машине? Паркуется где-то.
— Ну да, — кивнула Анжелика и в который раз уже без особой надежды выглянула через окно на улицу.
— Ладно, Анжелика, — не выдержала я, — давай будем считать, что у неё что-то не получилось. Пошли домой. Свяжешься с Флорес и спросишь…
И тут дверь кафе распахнулась и внутрь стремительно ворвалась запыхавшаяся женщина.
Глядя на неё я бы точно сказала — вылитая Изабелла, только значительно повзрослевшая. Дама была одета, как говорится «на все сто». Черноглазая, волосы начёсаны в высокую модную причёску. Одета она была в джинсовую куртку и в вельветовые брюки малинового цвета. Ногти и помада у неё были тоже ярко-малиновыми. На пальцах она машинально крутила ключи.
Видно, я точно угадала, что приехала она сюда на собственном автомобиле.
Упакованная дамочка, а общем.
Просканировав взглядом кафе, она сразу же вычленила нас с Анжеликой и ринулась к нам.
— Анжелика! — взвизгнула она, распахивая объятия.
— Мама! Мамочка! — Анжелика подорвалась с места и бросилась к ней.
Они обнялись. Анжелика рыдала.
Когда первый накал страстей стих и мамашка плюхнулась напротив нас за столик, она обратилась ко мне:
— А вы, я полагаю, Люба? — при этом её лицо вытянулось, и она стала похожа на Ричарда, в моменты, когда он хочет у меня что-то выпросить.