Баба Люба. Вернуть СССР 4

Я торопливо прошла по знакомым холодным сумрачным коридорам и вышла к отделению, где держали Тамаркиного мужа, Владимира.

— Как он? — спросила я усталого врача в застиранном белом халате с подозрительным пятном на рукаве.

— В коме, — хмуро ответил тот и, чуть помявшись, добавил, — Любовь Васильевна, я хотел с вами обсудить проблему… эммм… так сказать этического характера…

— Слушаю, — кивнула я, уже догадываясь в принципе, к чему он ведёт.

— Понимаете, мы не можем бесконечно держать его на аппарате искусственного дыхания. Подержим его ещё две с половиной недели, а дальше вам нужно будет принимать решение — отключать его и продолжать держать дальше. Если дальше, то нужно оплачивать всё из своего кармана. У государства нет столько денег.

— А есть надежда, что он придёт в себя? — прямо спросила я.

— Надежда всегда есть, — хмуро ответил врач, избегая смотреть мне в глаза.

— А если честно? — упрямо не сдавалась я.

— Если честно, то скажу так: две трети его головного мозга уже отмерло. Мы поддерживаем его на искусственных аппаратах. Он даже дышать сам не может. Кормим мы его внутривенно. И даже если он чудом придёт в себя, ему придётся заново учиться разговаривать, есть ложкой, ходить на горшок и так далее. Да и то, не факт, что он сможет осознать себя, и тем более вернуться к нормальной полноценной жизни. Максимум — будет, как пятилетний ребёнок.

Я зависла. Я, конечно, человек жалостливый, но обслуживать лет двадцать-тридцать абсолютно чужого человека в состоянии полного овоща, который будет пускать слюни и ходить под себя — не знаю. Но и дать отмашку, считай на убийство — я тоже не готова.

И вот как быть?

— Так что вы решили? — спросил врач.

— Сами понимаете, такое решение принимать единолично я не имею права, — дипломатично ответила я, поморщившись, — вот вы говорите, что две с половиной недели ещё есть?

— Именно так, — подтвердил врач.

— Думаю, за это время мы примем решение на семейном совете, и я вам сообщу.

— Только не затягивайте! — велел врач.

Кажется, он мне не верил. Хотя, с другой стороны, он был опытным в таких делах и знал, чем обычно все такие истории заканчиваются.

После посещения Владимира (ну как посещения, его я лично так и не увидела, но хоть с врачом встретилась и его состояние узнала), я отправилась к Любашиной сестре, непутёвой Тамарке.

Она находилась в другом отделении, в полностью изолированном корпусе. Насколько я понимаю, в Калиновской больнице был типа интернат в неврологическом отделении (где держали Белку) и что-то подобное в психиатрии, где была сейчас Тамара.

Если по поводу Владимира у меня ещё были какие-то сомнения, то вот Тамарку забирать из больницы я не желала прям категорически. Поэтому шла к врачу, настроенная решительно и неумолимо.

Очевидно, нужно было выдержать нешуточную борьбу, чтобы её не вернули мне на руки. Держать больного на голову человека рядом с несовершеннолетними детьми я не собиралась.

Она и раньше, когда кукухой не так поехала, исполняла — то дом у отца обманом продаст, то с какими-то рецидивистами в запой уйдёт. Нет, нафиг мне дома такое счастье.

И, кстати, моя совесть меня совершенно не мучила из-за того, что я с детьми проживаю на её жилплощади.

По дороге к Тамаркиному боксу, я свернула не туда и наткнулась на столовую. Как ни странно, здесь ароматы еды были очень даже ничего.

Заинтригованная, я заглянула — это была столовка для врачей и других медработников. Длинная очередь в белых халатах и синих костюмах с подносами была тому подтверждением.

Я взяла поднос и пристроилась за каким-то пузатым дядькой в белом халате.

Выбор здесь был очень даже ничего, порции просто огромные и цены совсем не кусались.

Вот и чудненько.

Я с удовольствием взяла порцию горохового супа с сухариками и укропом, картофельного пюре с подливой и большой котлетой, салат из кислой капусты, стакан компота и сахарную булочку.

Когда подошла моя очередь платить, кассирша, корпулентная бабища, с подозрением посмотрела на меня:

— Вы разве медработник? — мрачно спросила она и перевела красноречивый взгляд на мой груженный едой поднос.

Мужик, что стоял впереди меня и уже собрался уходить, аж обернулся.

— Не совсем, — ответила я, краснея, — уборщица я.

И, когда мужик ушел искать столик, я, понизив голос до шепота, наклонилась ближе к кассирше и зачем-то добавила:

— В морге.

Лицо кассирши вытянулось, и она торопливо посчитала мне сумму.

Я оплатила, взяла поднос и отправилась искать свободный столик. Но, так как народу сейчас обедало много, то сделать это было непросто.

— Здесь есть свободное место! — тот пузатый дядькой в белом халате, который стоял впереди меня, кивнул на свободное место за двухместным столиком.

— Спасибо, — поблагодарила я и пристроилась напротив.

— А вы в каком отделе работаете? — внезапно спросил он.

Я напряглась. Мою шутку про морг он не слышал. Если сейчас скажу, к примеру, в хирургическом, то вполне вероятно, что он там тоже работает и сразу уличит меня во вранье. Нет, я не думаю, что у меня отберут поднос с едой и выгонят из столовой, но всё равно это будет неприятно. А если скажу правду, то опять же будет стыдновато, что соврала кассирше.

Поэтому я ответила обтекаемо:

— Обслуживаю регистратуру и приёмное отделение. И ещё обе лестницы.

Ну, а что, там всегда такой бардак, такое движение, столько за день народу, что ничего непонятно. Пусть пойдёт проверит.

— Но там же такой бардак всегда, — покачал головой врач и пододвинул к себе второе (с первым он уже покончил).

— Ну это да, — кивнула я и приступила к супу.

Очень вкусно, кстати. Как правило, больничная еда всегда так себе. Точнее её есть невозможно, разве что с голодухи. А тут прямо домашняя еда, да ещё и повар не криворукий.

Пока я отдавала должное мастерству повара, мужик брякнул:

— Переходите лучше ко мне в отделение. У меня и площадь меньше и премиальные я всегда плачу своим людям. Выбиваю от спонсоров.

Я чуть супом не подавилась.

— А какое у вас отделение? — промямлила я, стараясь не закашляться.

— Психиатрическое, — сказал он и взял стакан с компотом.

Я аж зависла. Получается, это там, где Тамарка и куда я сейчас пойду. Поела, блин, супчика.

— Спасибо! — тем не менее с радостным лицом улыбнулась я, — я обязательно подумаю над вашим предложением.