Бабье царство: Дворянки и владение имуществом в России (1700—1861)
Шрифт:
Из материалов дел об аресте имений можно узнать и о том, как менялось соотношение между полом, поведением и владением собственностью. Традиционно женщинам, обвиненным в нарушении супружеской верности или в безнравственном поведении, чаще грозило лишение власти над поместьями, чем мужчинам [194] . Но в царствование Николая I, возрождавшего уважение к консервативным ценностям, такая же угроза встала и перед русскими дворянами мужского пола, если те грешили против нравственности, жестоко обращались с крестьянами или плохо управляли имениями. И хотя помещиц обвиняли в тех же проступках, новая тенденция в целом обернулась на пользу женщинам, которые теперь могли не только защитить от расточительства мужей собственное состояние, но и не позволить им промотать наследство, предназначенное для детей. Если в XVIII в. женщин, пытавшихся обуздать мотовство и причуды своих мужей, сурово порицали, то в последние десятилетия крепостного права доведенные до отчаяния жены получали от судов более приемлемые решения.
194
См. гл. 3 наст. изд.
Организационная система, необходимая
По отзывам современников, качество управления в губерниях оставляло желать лучшего, и дворянская опека в этом смысле не составляла исключения. Князь Алексей Куракин, инспектируя в 1805 г. Курскую губернию, писал, что местные органы опеки плохо исполняли свои обязанности перед дворянством: они справлялись с назначением попечителей к имениям сирот, но редко следили за тем, как они там хозяйничают{623}. К тому же в уездных конторах царила небрежность в ведении документации. Предводитель дворянства Щигровского уезда Курской губернии доносил в 1826 г., что в местной опеке не имеется записей за текущий год касательно доходов и расходов по имениям, находящимся в ее ведении. Мало того, записи за прежние годы были еще не переплетены, а многие не поддавались прочтению{624}. Впрочем, несовершенства системы Дворянской опеки не должны вызывать удивления в свете малочисленности чиновников в штате этой службы. Ее главой являлся предводитель дворянства, ассистировали ему два-три члена уездного или верхнего земского суда, а дополняли штат несколько канцеляристов{625}.
Деятельность Дворянской опеки поначалу сводилась к управлению имуществом сирот, несостоятельных должников, слабоумных. Но ко второй четверти XIX в. дворянские собрания начали арестовывать имения за довольно широкий круг проступков, с успехом превратив опеку в орган контроля над нравственностью. Власти с готовностью откликались на жалобы членов семьи и соседей на проступки помещиков и иногда под самыми незначительными предлогами пытались лишить власти над поместьями дворян, заподозренных в недостойном поведении. Но власть дворянских собраний далеко не являлась неограниченной: решения о передаче имений в опеку требовали одобрения министра внутренних дел, который затем передавал их на утверждение в Сенат. Но и эти бюрократические рамки оставляли предводителю дворянства достаточный простор, чтобы вмешиваться в дела местных дворян.
Анализ дел, относящихся к имениям, взятым в опеку, позволяет рассмотреть конфликты между помещиками и местными властями. Кроме того, он по-новому освещает роль тендерного фактора в судебном процессе. С начала XVIII в. тендер не являлся серьезным препятствием для женщин, вступавших в тяжбы с соседями или родственниками. Вопросы морали не играли никакой роли в имущественных конфликтах (за важным исключением супружеских споров), и судебные власти проявляли готовность защищать права истиц. Однако при рассмотрении конфликтов в дворянских собраниях главное внимание уделялось характеру обвиняемого помещика или помещицы и способности толково управлять семейным имуществом. В результате дебаты по поводу ареста имений гораздо шире раскрывают нам тогдашние представления о мужском и женском поведении, о значении благородного звания, чем споры о границах поместий и о наследстве.
С активизацией органов местного губернского управления в первые десятилетия XIX в. власти начали пристальнее следить за поведением дворянства и более четко определять его обязанности по управлению имениями. Юрисдикция властей далеко не ограничивалась конфликтами по поводу собственности: предводителя дворянства часто призывали вмешиваться в семейные ссоры, мирить мужей и жен, увещевать родителей, пренебрегавших воспитанием детей{626}. Поддерживая порядок среди местного дворянства, уездный предводитель также был обязан надзирать за нравами местных помещиков и выявлять те пороки, которые могли отразиться на их способности управлять имуществом. Эти новые обязанности понимались иногда неожиданным образом. Так, в 1856 г. чиновник Министерства внутренних дел получил от графини Анны Толстой просьбу разрешить ей оставить мужу пожизненную ренту со своего имения. Завещание имущества супругу было обычным делом в середине XIX в., но все же чиновник, прежде чем выдать такое разрешение, потребовал, чтобы уездный предводитель дворянства исследовал «нравственные качества и образ жизни» просительницы и ее мужа{627}.
Однако больше всего государство интересовало то, как помещики распоряжаются своими владениями при жизни. Внимание местных властей привлекало несколько категорий проступков со стороны дворян, которые ставили под вопрос способности виновных к управлению поместьями. Одной из таких категорий было безнравственное поведение, т.е. проступки в диапазоне от пьянства и игры в карты до сексуального насилия над крепостными женщинами. Другой вид провинностей представляло собой жестокое обращение с крестьянами, к которому относили не только физическое насилие, но и неспособность обеспечить крепостных достаточным наделом земли, чтобы они могли прокормиться. Еще одной причиной краха помещиков обоих полов выступали некомпетентность и безалаберность в управлении имением: их владения передавались попечителям, которые, по иронии судьбы, нередко обладали не большими хозяйственными талантами, чем сами владельцы. Независимо от вида проступков, жалобы в подавляющем большинстве исходили преимущественно
от родственников виновного, которые с растущим беспокойством наблюдали за его или ее оплошностями и наконец принимали меры, чтобы пресечь разбазаривание семейного состояния. В других случаях возмущение сумасбродствами или вопиющим беспутством помещиков выражали их соседи. Так или иначе, соседних помещиков всегда опрашивали, чтобы убедиться в справедливости поступивших нареканий, и их свидетельства часто оказывались решающими.Забота государства о разумном управлении дворянскими имениями и о сохранении родовых состояний имела многочисленные прецеденты. Еще Петр Великий обременил дворянство требованиями Указа о единонаследии, стремясь предотвратить дробление родовых земель. Позднее Анна Иоанновна смягчила правила обязательной военной службы, дабы один сын в каждой семье мог вести дела в имении. После освобождения дворянства от обязательной службы дворяне-помещики стали проявлять заметный интерес к повышению доходности своих земель, и государство всячески поддерживало подобные занятия {628} . Монархи XVIII в. приставляли опекунов к поместьям умственно неполноценных лиц и тех легковерных помещиков, которые позволяли себя обманывать мошенникам [195] . И хотя в десятилетия, предшествовавшие отмене крепостного права, одну из коренных причин бедности народа современники видели в крепостном рабстве, многие думали также, что вина лежит и на расточительном дворянстве, пускавшем на самотек свои хозяйственные дела. Но когда власти усмотрели связь между нравственностью хозяев и разумным управлением поместьями, открылась новая эра в их борьбе с последствиями помещичьего мотовства и некомпетентности.
195
Екатерина II приставила двух попечителей к имению вдовы Марии Павловны Нарышкиной, после того как у той мошеннически отобрали имение в тысячу с лишним душ. В тяжбе между Нарышкиной и тайным советником Талызиным Екатерина вынесла решение в пользу Нарышкиной, но запретила ей продавать или закладывать любую часть имения без разрешения опекунов. См.: ПСЗ-1. Т. 22. № 16000 (23.05.1784); Архив князя Воронцова. М., 1888. Т. 34. С. 437—442.
В отличие от прежних попыток официальными мерами поощрять рост продуктивности дворянских поместий, в XIX в., когда власти обвиняли помещика в плохом хозяйствовании, эти обвинения тесно увязывались с критикой личных качеств виновного. Одна только безалаберность в хозяйстве редко заставляла местные власти вмешиваться в имущественные дела дворян. О помещиках, не справлявшихся с управлением землями и крещеной собственностью, говорили в таких терминах и категориях, которые подчеркивали обязанность и мужчин, и женщин благородного происхождения отличаться от других социальных групп поведением, достойным своего статуса. Стремясь к повышению культурного уровня своих собратьев-дворян, местные власти уделяли помещичьему пьянству и разгулу такое же внимание, что и собственно управлению имениями. Истцы тоже быстро усвоили официальную риторику и редко ограничивались лишь обвинениями в плохом ведении хозяйства или даже в жестокости к крестьянам. Они подкрепляли свои заявления клеветой на личную жизнь обвиняемого, хотя такие проступки, как пьянство, не служили законным основанием, чтобы лишить помещика имущественных прав. И если власти стремились учитывать только подкрепленные доказательствами свидетельства и улики, то на их решения все-таки влияли приписываемые ответчикам кутежи и оргии, особенно когда шла речь об угрозе благополучию дворянских детей.
Портрет провинциального дворянства, встающий со страниц тех дел, которые рассматривались в местных дворянских собраниях, получается, мягко говоря, нелестным. В одном подмосковном городке соседи жаловались предводителю дворянства на вдову титулярного советника Анну Рузскую, которая шаталась по улицам в пьяном виде, задирая прохожих бранными словами и неприличными жестами. Ее поведение стало до того невыносимым, что люди всячески избегали ходить мимо ее дома [196] . Наталья Братцова была вынуждена поселиться с детьми в крестьянской избе, потому что муж вышвырнул их из дома и отказался кормить. Волоколамский уездный предводитель дворянства в 1801 г. описывал, как он ездил увещевать прапорщика Братцова и нашел его пьяным, а в доме вся мебель была переломана и в окнах побиты стекла {629} . Когда жена капитана Бажина пожаловалась московскому уездному предводителю дворянства на буйство своего мужа, то предводитель донес губернатору, что капитан с женой пьянствуют безо всякого удержу и так люто дерутся друг с другом, что местная полиция уже не ручается за их жизнь {630} .
196
ЦГИАМ. Ф. 394 (Канцелярия рузского уездного предводителя дворянства, 1790—1897). Оп. 1. Ед. хр. 271. Л. 1. Доклад уездного предводителя дворянства московскому гражданскому губернатору (1841).
Хотя некоторые дела такого рода начинались с жалоб соседей, большинство прошений, полученных уездными предводителями, порождалось внутрисемейными, особенно супружескими, ссорами по поводу распоряжения имуществом. Провинциальные власти с большим сочувствием выслушивали жалобы жен, чьи мужья пускали на ветер свои имения. В самом деле, мужья и жены в первой половине XIX в. удивительно часто делали попытки отстранить друг друга от управления делами поместий. Бывало и так, что дети и другие потенциальные наследники старались положить конец безответственному поведению старших, которые проматывали состояния. Внимательное изучение доказательств, представленных министру внутренних дел и в Сенат, равно как и сенатских дебатов, показывает, что родственники-мужчины вовсе не щепетильничали перед слабым полом и обвиняли женщин в дурном управлении поместьями. К помещикам обоих полов предъявлялись одинаковые требования, когда речь шла о финансовом благополучии их семей и должном попечении о крестьянах и поместьях. Предводители дворянства, когда их избиратели подозревались в правонарушениях, нередко действовали, опираясь лишь на слухи. Зато начальство в Петербурге настаивало на тщательном и непредвзятом расследовании обвинений и часто требовало дополнительного следствия и сбора новых показаний, прежде чем вынести окончательное решение и лишить обвиняемого имущественных прав.