Бабье царство: Дворянки и владение имуществом в России (1700—1861)
Шрифт:
С точки зрения тендерных отношений конфликты, рассматривавшиеся в дворянских собраниях, показывают, что судебные и административные власти относились к женщинам-помещицам так же, как к помещикам мужского пола. Очевидно, что дворянки так же страдали от ограничений своих корпоративных прав, как и мужчины. Тем не менее попытки местных властей насаждать идеи о взаимосвязи высоких человеческих качеств и дворянского звания приносили дворянкам пользу, как приносило им пользу и стремление центральной власти добиваться исполнения законов в губерниях. Из переписки между центральными и местными учреждениями по поводу ареста имений явствует, что пол провинившихся помещиков едва ли принимался во внимание: обо всех одинаково собирались сведения; причем власти особенно настаивали на том, чтобы полученные данные рассматривались в свете предписаний Свода законов. Бывало, что чиновники неодобрительно смотрели на дворянок, которые пьянствовали или заключали неравные браки, но все же отказывались лишать их имущества на основании этого, если нравственные недостатки этих женщин не сопровождались реальными свидетельствами плохого управления поместьями. Этот беспристрастный подход был явным шагом вперед по сравнению с действиями чиновников XVIII в., более склонных ограничивать имущественные права женщин, преступавших принятые границы морали и традиционные нормы женского поведения.
Несмотря на все недостатки, судебный процесс в императорской России дал многим дворянкам возможность отстаивать свои интересы и защищать себя и детей от лишения имущества. Разумеется, успешный ход судебного разбирательства зависел от множества неуловимых факторов: от способности истицы уговорить чиновников принять дело к рассмотрению, от поддержки членов семьи и даже от силы ее характера. Р. Уортман полагает, что трудности, связанные с обращением в суд, «отбивали охоту к тяжбам и заставляли людей отказываться от защиты своих интересов»{672}. В свете этой оценки примерно одинаковый уровень участия женщин и мужчин в имущественных тяжбах кажется особенно примечательным. Хотя существовали помехи в достижении справедливости, дворянки не испытывали при этом более серьезных затруднений, чем мужчины. Во всяком случае, в сфере имущественного права дворянки, упорно отстаивавшие свои интересы, убеждались в том, что их доверие к суду не напрасно.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
В сфере тендерных отношений, как и во многих других аспектах исторического развития, Россия в XIX в. разошлась с Западом. В целом разница между Россией и Западной Европой редко бывала в пользу России: по мере того как индустриализация и революции трансформировали европейское общество, отсталость России по сравнению с Западом выступала все заметнее. Однако по всей Европе плоды экономического и политического прогресса доставались мужчинам и женщинам в неравной мере. Ведущее место среднего класса основывалось большей частью на таком порядке, который предписывал полам все более жесткие тендерные роли и укреплял главенство мужчины в семье{673}. Владение имуществом, доступное замужним женщинам в России, особенно бросалось в глаза на фоне ограничительных положений Кодекса Наполеона, которым регулировались имущественные отношения супругов почти всюду на Западе.
Русские ученые XIX в. проявляли неумеренность в суждениях о правовом статусе дворянок у себя в стране, объявляя их самыми счастливыми женщинами в Европе с точки зрения распоряжения имуществом, но и самыми обездоленными по части наследования{674}. Оба эти обобщения являются преувеличениями. Нельзя, впрочем, отрицать, что с XVIII в. эволюция женских имущественных прав в России шла в значительной мере иначе, чем в европейских странах. В Западной Европе существовали разные системы владения и пользования имуществом для мужчин и женщин, так как многие правовые своды рассматривали их собственность как отдельные объекты, подчиняющиеся каждый своим правилам{675}. Российские же законодатели, хотя они и не рискнули установить полное имущественное равноправие полов, пошли дальше европейских коллег в уничтожении отличительных черт женской собственности. В результате к концу XVIII в. русские законы гарантировали женщинам право на определенную долю семейного имущества и покончили с тендерной опекой в отношении собственности.
Возросшее равенство перед законом вылилось на практике в поразительно сходное поведение мужчин и женщин в сфере использования собственности. Та обособленная система ценностей, которую историки выявили в среде состоятельных женщин Западной Европы, в России, по сути дела, не существовала. Русские дворянки и дворяне имели весьма близкие интересы в области использования имущества. Женщины как целостная группа участвовали в том же круге имущественных сделок, что и мужчины, и масштаб индивидуальных владений дворянок был сопоставим с размером имений их современников-мужчин. Замужние женщины лично присутствовали при заключении сделок и вели дела от собственного имени. Независимо от семейного положения женщины брали на себя ответственность за управление родовыми землями и приращение наследства своих детей. Составляя завещания, женщины и мужчины одинаково заботились об ограничении числа наследников и боролись с дроблением фамильных владений. Несмотря на то что раздельное наследование было способно возбуждать разногласия между родственниками, оно также порождало и общность интересов мужа и жены, заботившихся о финансовом благополучии своих потомков.
Развитие законных прав русских дворянок являлось составной частью эволюции дворянских имущественных прав в XVIII в. В ходе борьбы дворянства за укрепление своих сословных привилегий и выяснение имущественных прав также подвергся рассмотрению вопрос о положении женщин по отношению к собственности. Расширение контроля замужних женщин над их состоянием становилось все заметнее по мере того, как власти предоставляли все более широкие имущественные права индивидам благородного происхождения и укрепляли институт частной собственности, законодательно ограждая ее от притязаний широкого круга родственников и государства. А поскольку дворянки получили такие права, то представители власти, стоявшие на страже законности, должны были обеспечивать их реальное, а не формальное осуществление. Защищая свои привилегии, дворянки попадали в зависимость от судебных властей, зачастую продажных и невежественных. Однако шаги центральных властей к внедрению рациональной правовой культуры помогали женщинам на практике осуществлять свои имущественные права.
В XIX в. право дворянок на власть над собственностью уже являлось устоявшимся принципом российского имущественного законодательства, что послужило и предметом многих ученых споров, и источником одного распространенного заблуждения. Сенатор Н.С. Мордвинов, полагавший, что кредиторы мужей не должны иметь прав на собственность их жен, утверждал, что имущественное законодательство в России «веками» не проводило различий между правами мужчин и женщин. А между тем на самом деле замужние дворянки получили полную власть над своей собственностью только в 1753 г. Многие образованные люди в России, разделяя заблуждение Мордвинова, ухватились за эту «особенность» имущественного права как за очередное проявление уникальности исторического развития России {676} .
В рамках широкой дискуссии о русской национальной идентичности власть дворянок над собственностью приобрела значение культурного фактора: консерваторы видели в имущественных правах женщин свидетельство исконного превосходства России над Западом, а западники ссылались на правовой статус женщин как на символ имеющегося в их стране потенциала к прогрессивным изменениям. Тема правового статуса русских женщин в прошлом и настоящем вдохновила не одного автора воспеть превосходство России в области равноправия полов [211] . «Законы некоторых народов столь уважали чувствительность и слабость женщин, что даже запрещали брать их в свидетельство», — иронически заметил в 1827 г. И.В. Васильев, после чего подчеркнул, что в российских судах равно ценятся показания мужчин и женщин [212] . По наблюдению Анатоля Леруа-Больё, русские не желали употреблять слово «эмансипация» для обозначения борьбы за женскую независимость: «Они вам скажут, что женщина у них и так эмансипирована, ведь закон разрешает ей распоряжаться своей собственностью, состоя в браке» {677} .211
По мнению М.Н. Дитрих, с точки зрения имущественных прав женщины русского средневековья далеко превзошли своих современниц на Западе, «за которым, — добавляет она, — мы теперь никак угнаться не можем» (Дитрих М.Н. Русская женщина великокняжеского времени. СПб., 1904. С. 38).
212
Васильев И.В. О преимуществах женщин в России по делам уголовным //Дамский журнал. 1827. № 13. С. 7. При этом автор отметил как достойные похвалы и те положения уголовного права, в которых учитывалась «чувствительность» женского пола, в частности указы, освобождавшие дворянок от телесных наказаний и отсрочивавшие такие наказания для кормящих матерей из прочих сословий (Там же. 1827. № 11. С. 242— 243).
В рассказе Герцена «Сорока-воровка» герой-славянофил утверждает, что с точки зрения гражданских прав русские женщины куда счастливее своих европейских подруг. «С самой глубокой древности, — сообщает Герцен его устами своим читателям, — именье [женщины] не сливалось с именьем мужа, она имеет голос на выборах, право владения крестьянами»{678}. По части женского равноправия, как полагали эти авторы, России нечему было учиться у Запада.
С освобождением крестьян в 1861 г. преобразилась жизнь дворян-землевладельцев обоего пола. Подобно мужчинам, женщины-собственницы далеко не единодушно встретили известие об отмене крепостного права. Антонина Блудова «с благоговением» приветствовала отмену рабства и одобрительно отметила, что крестьяне ее курского имения спокойно восприняли Манифест 19 февраля 1861 г.{679} Вероятно, более типичной была реакция неназванной помещицы, призывавшей «жен и матерей русских дворян» воспротивиться этому попранию дворянских прав собственности, в сущности равному прямой конфискации половины их имущества{680}. Как утверждают исследователи, после 1861 г. дворянские семьи потеряли возможность достойно обеспечивать своих дочерей, и у незамужних женщин не осталось иного выхода, как самостоятельно добывать средства к существованию{681}. В конце XIX в. дворянство отошло от землевладения и все чаще опиралось на государственную службу, работу в промышленности, карьеру в свободных профессиях как на источник для содержания своих семей{682}. Как при этих новых обстоятельствах складывались судьбы дворянок в экономическом отношении, остается неизученным.
Больше интересовали исследователей изменения, происходившие в юридических правах женщин в конце императорского периода. В имущественном праве положение дворянок оставалось неизменным. Законодатели продолжали защищать власть женщин над их состоянием от посягательств мужей и стояли на том, что не только имущество жены не становится имуществом ее мужа, но он даже не приобретает посредством брака права на пользование или распоряжение им{683}. Кроме того, после 1861 г. все больше женщин из всех слоев общества добивалось через суд раздельного жительства с супругами. Но в других отношениях положение женщин не улучшилось, а даже ухудшилось. При пересмотре закона о наследстве в 1912 г. реформаторы так и не предоставили женщинам равных с мужчинами наследственных прав{684}. Более того, прогрессивное пореформенное устройство судебной системы как никогда ранее утвердило зависимость и беззащитность женщин. Как пишет Л. Энгельштейн по поводу уголовного права, даже в 1903 г. «женщины оставались объектами… произвола опекунов. Подобно детям и умственно неполноценным, женщины по-прежнему носили клеймо особых законодательных ограничений»{685}.
Присущие русской культуре образы сильной, властной женщины и ее слабой и беспомощной современницы находили параллель в правовой сфере, в которой тендерные отношения тоже воплощались весьма контрастно. Как мы убедились, правовой статус русской женщины был крайне противоречивым. Семейное право предполагало верховенство мужчин и требовало полной покорности жен их мужьям. И напротив, имущественное право видело в дворянках, независимо от их семейного положения, умелых распорядительниц собственности, не нуждающихся ни в защите, ни в надзоре. Авторы законов о собственности свели на нет различия между полами, отказавшись от скидок на женскую слабость и признав, что женщины способны к разумным действиям в собственных экономических интересах. Это допущение подтверждалось очевидным участием дворянок в имущественных тяжбах и той активной ролью, которую многие из них стали играть в управлении поместьями.
Эти противоположные представления о роли женщины легли в основу образов и решительных героинь тургеневских романов, и забитых жертв из пьес Островского. Эти героини вовсе не были плодами авторского воображения — их исторические прототипы предстают перед нами в прошениях, в материалах земельных тяжб, в купчих крепостях, в распоряжениях старостам. Некоторые из этих документов говорят о женской беззащитности перед лицом патриархальной системы императорской России, зато другие повествуют о том, как дворянки претворяли свою власть над поместьями и крестьянами во влияние в семье и в провинциальном обществе. В то время как семейное право оберегало патриархальные идеалы, в имущественном праве сложился противоположный взгляд на женскую самостоятельность, а вместе с ним и условия для ее практического воплощения.