Бабочка маркизы Помпадур

Они ссорились по-детски нелепо, а Алина молчала, понимая, что будет лишней.

Но вдруг все другие проблемы заслонила новая. Точнее, старая, но вдруг осознанная во весь свой проблемный размах. Родители уезжают! Увидев вереницу чемоданов и маму в ярко-красном пальто, на котором выделялся желтый хомут шарфа, Алина с трудом сдержала слезы.

– Боря, ну где ты возишься? – мама притворялась радостной. – Здравствуйте, мальчики. Вы уж извините, но… Алина, я Таське насыпала корму. И наполнитель поменяла. Цветы поливай раз в неделю, пожалуйста.

– Да, мама.

– И не забывай квартиру проветривать хорошенько. Хуже нет, чем застоявшийся воздух. Мы тут с папой подумали, что если ты хочешь, то сдай ее.

Зачем? Алине туда же возвращаться. Все изменилось, но не настолько же… и вчера, говоря о драконах, она отчетливо поняла, что и Леха – один из них. Нет, сейчас он утверждает, что Алину не отпустит, но это же игра. С бабочками, звонками и таинственными разговорами. Алине отведена роль, и когда Алина эту роль исполнит, то станет не нужна. Леха, наверное, извинится. И предложит денег. Алина деньги возьмет, чтобы ему было легче.

Драконы всегда платят золотом.

А потом вернется в квартиру и попытается склеить жизнь.

– Аля, ты опять насупилась, – мама потрепала ее по щеке. – Можно подумать, конец света наступает. Еще поплачь на дорогу. Ты же взрослая девочка…

– Вероника, отстань от нее.

Папа появился с книгой и чемоданом. В клетчатой куртке и рыжей шапке, съехавшей набок, он меньше всего походил на ученого, скорее уж на шулера средней руки.

Последней возникла Дашка. Алинке она кивнула и, ткнув пальцем в грудь Славика, сказала:

– Я еду с тобой.

Потом грузили чемоданы. И мама трижды проверяла, где лежат паспорта и авиабилеты. Вспоминала, выключила ли газ, воду, и рвалась проверить, но останавливалась: возвращаться – плохая примета. Леха держал Алину за руку, точно боялся, что и она улетит в Японию.

Хорошо бы боялся…

– Ты не будешь против, если я Таську заберу? Ненадолго ведь… мы потом вернемся.

Он вдруг сжал руку, сильно и больно.

– Я тебя не отпущу.

Ехал молча. Злой. И Алину тянуло погладить его, но мама наверняка не одобрит подобной вольности. Мужчинам нужна твердая рука. И регулярная кормежка.

Уже в зале мама все-таки всхлипнула и обняла Алину так, будто видела в последний раз.

– Все будет хорошо, девочка моя…

И Алина ей поверила: она всегда верила маме.

Марта родилась на свет красавицей. Ее матери, женщине обыкновенной, повитуха так и сказала:

– Погляди, до чего хороша!

Ребеночек и вправду был прелестным – пухленьким и с золотыми волосиками, что, однако, лишь усугубило подозрения супруга, который обладал шевелюрой черной. И никакие уговоры – матушка Марты ссылалась на свою сплошь светловолосую родню – не спасли ее от скорой расправы.

Впрочем, к девочке супруг не проявлял обычной своей жестокости, принимая ее как неизбежное зло и повод выместить злобу на матери.

Марта росла быстро, словно понимая, что не стоит ей надолго задерживаться в отцовском доме. И когда выросла настолько, что появилась грудь, которую уже никак невозможно было скрывать под просторными рубахами, отец ушел из дома. А вернулся спустя два дня, довольный и в новых сапогах.

– Радуйся, – сказал он Марте. – Я нашел тебе работу в хорошем доме.

Мать завыла, но, получив затрещину, смолкла. Да и, признаться, давно она уже ждала чего-то подобного. И мысленно не раз, не два попрощалась с дочерью.

Поплакав для порядку, матушка расчесала светлые косы Марты, вплела в них ленту и велела:

– Подарков требуй, и побольше. А то на что потом жить станешь?

– С кого?

– С кем приведется, с того и требуй.

За Мартой пришел господин пресолидного вида. Он был дороден и одет нарядно, а на голове носил парик из белых волос.

– Как тебя зовут? – поинтересовался господин, разглядывая Марту через стеклышко на палочке. И она прямо оробела.

– Марта, господин.

– Читать умеешь?

– Нет.

– И писать, значит, не умеешь… а петь?

Пела Марта хорошо, все хвалили, и даже отец, который редко снисходил до того, чтобы признать за Мартой хоть какой-то талант, и тот говорил, будто голос у нее хороший.

– Спой.

Она подчинилась, стараясь, как никогда прежде.

– Нимфою будешь… – сказал господин и велел идти за собой.

Марта подчинилась. Ей не было страшно, она предполагала, что ждет ее впереди – уличная жизнь способствовала раннему просвещению и вносила коррективы в вопросы морали. Ей лишь хотелось, чтобы господин этот не был сердитым или строгим. Он и не выглядел таковым. А подарки… подарки Марте дарили редко. Но вдруг да господин пожелает сделать ей приятное?

Но чаяниям Марты не суждено было сбыться. Ее привели в домик пренарядного вида.

– Здесь пока жить станешь. Учиться. Помойся. Вечером придет госпожа. Слушай ее во всем, и твоя жизнь, девочка, переменится самым чудесным образом.

– Буду рада услужить вам.

– Вот и умничка.

У Марты никогда прежде не было своей комнаты, тем более такой роскошной! Тут и кровать имелась! С периной и простынями. Нет, в отцовском доме тоже была кровать, но для родителей. Марта же спала с сестрами на полу…

Мыться ей тоже помогали, как будто знатной госпоже. Пожилая женщина натирала тело докрасна, потом мазала чем-то, снова натирала, пока кожа не обрела чудесную белизну. И мягкой такой, верно, она была лишь в первые дни после рождения.

Волосы Марте расчесали.

И нарядили в длинную сорочку.

– Хороша, – сказала женщина, добавив: – Постарайся понравиться госпоже. И госпожа сделает так, что ты никогда больше не будешь нуждаться.