Бабочка в гипсе
Шрифт:
Подъезд здания в Хромовом переулке был заперт. Я позвонила в домофон и услышала голос:
– Кто там?
Я придала голосу бодрости:
– Добрый вечер, Ирина Павловна.
Послышался щелчок, Сезам открылся, я доехала до пятого этажа, увидела, что дверь в квартиру приоткрыта, вошла в прихожую и крикнула:
– Еще раз добрый вечер.
– Аня, иди на кухню, – донеслось в ответ.
Я повесила на крючок куртку, сняла сапожки, миновала небольшой холл и увидела у плиты хрупкую даму.
– Вы не Аня! – растерянно произнесла она.
– Верно, меня зовут Евлампия, – кивнула я. – Ирина Павловна, где Тимофей
– У себя в комнате, – изумленно ответила та. – Где ж ему быть? Он сегодня на работу не пошел, сказался больным. А вы кто?
– Вот как раз со службы меня и прислали, – заявила я, – проведать господина Ковригина.
– В вашем институте работают замечательные люди, – подхватила Ирина Павловна, – с другой стороны, Тимофей Пантелеймонович редкий мужчина. Талантливый ученый, всемирно известный исследователь старинных книг! Сколько он мне интересного рассказал! Понимаете, я председатель Клуба любителей старопечатных изданий. Тимофей говорит, что у него была потрясающая библиотека, но она, как и все нажитое, осталась у бывшей семьи Ковригина. Как это благородно – оставить все и просто уйти. Мне очень повезло, что именно Тимофей Пантелеймонович комнату снять решил.
– Ириша, кто в дверь звонил? – прогудело из коридора, и в кухню вошел «гном».
– Тимоша, – засуетилась старушка, – тебя со службы проведать пришли.
– Поздновато для гостей, – мрачно сказал Ковригин.
Я развела руками:
– Сами знаете, какая у нас работа, ни днем ни ночью покоя не дают. Привезла вам отчет, его просмотреть надо.
В глазах Ковригина мелькнуло удивление, затем он включился в игру:
– Ну, Маша, двигай в мою берлогу.
Глава 29
– Без приклеенной бороды вы выглядите намного моложе, – сделала я комплимент уголовнику, устраиваясь на диване.
– Пришла обсудить мой имидж? – криво ухмыльнулся Ковригин. – Бойкая Маша.
– Меня зовут Евлампия.
– И чего? – пожал плечами Тимофей Пантелеймонович. – Зачем приехала-то, Маша?
Я осмотрела большую комнату. Три стены занимали полки с томами в темных кожаных переплетах. Перевела глаза на стол и спросила:
– Занимаетесь реставрацией?
– Закон этого не запрещает, – не пошел на контакт Ковригин, заложил за ухо длинную прядь волос и почесал шею. За ухом у деда я заметила родимое пятно.
Меня словно укололи иголкой, по рукам и ногам забегали мурашки. Невусы [12] , как правило, передаются по наследству.
– Вы знаете Нину Силаеву? – насела я на «гнома».
– Жизнь длинная, – занудил Ковригин, – может, встречались с ней, всех-то не упомнить!
– Она убита, – коротко сказала я.
Тимофей Пантелеймонович перестал расправлять пальцами волосы.
– Вспомнил. Было такое, она просила тебе мобильный передать. Молодая совсем, с чего бы ей с белым светом прощаться?
12
Невус – родимое пятно.
– Ее убили, – повторила я.
– Скажите, пожалуйста, – со смешком сказал Тим-плотник, – всяко бывает. Мне-то что до нее? Пенсия маленькая, вот я и подрабатываю почтовым ящиком, необременительно,
и копеечка идет. Нам, старикам, рассчитывать не на кого, государство пожилых обкрадывает.– Человек, большую часть жизни проведший в тюрьме, не может рассчитывать на сытую старость, – парировала я.
– Это был не я, – отмахнулся Ковригин.
– Думаете, документы пропали? – улыбнулась я. – Вор в законе по кличке Плотник…
– Давно умер, – равнодушно перебил меня собеседник. – Того человека нет. Говори прямо, чего хочешь?
– Что вам рассказала дочь? – выпалила я.
Тимофей положил ногу на ногу:
– Ни жены, ни детей не имею. Не нажил. Ступай домой, спать пора, Маша!
Беззастенчиво называя меня чужим именем, Ковригин определенно надеялся на скандал, но не на такую напал.
– У Силаевой было темное родимое пятно за ухом, Нина его стеснялась и тщательно закрывала волосами. Похоже, вам тоже родинка не нравится, поэтому вы отпустили шевелюру. Я все думала, по какой причине вы решили помочь Нине. Она заплатила вам? Или вы Медведеву были должны? Но сейчас вы откинули прядь волос, и все стало понятно. Вы и Нина ближайшие родственники.
– У Иры, хозяйки квартиры, на руке бородавка, и у меня такая же, значит, Севрук тоже моя родная дочь? – издевательски поинтересовался Тим.
– По возрасту не подходит, – засмеялась я, – а если говорить всерьез, то зря вы отпираетесь. Невусы передаются по наследству.
– Ошибка вышла, – не дрогнул Ковригин.
– Вам безразличен факт убийства дочери? – упорно давила я на больное место.
– Не семейный я, – спокойно повторил «гном». – Закон знаю, никакого права ты, Маша, не имеешь здесь находиться. Уходи.
– Нина мертва, вы можете помочь поймать ее убийцу, – настаивала я, – ответьте на пару вопросов.
Тимофей Пантелеймонович рассмеялся:
– Эх, Маша, время течет, а опера не меняются. Еще раз говорю: я помог Силаевой, передал телефон. Приработок у меня такой, один человек оставляет мне вещь, другой ее забирает. Нина молодая, здоровая, не ври про ее смерть.
Я вынула телефон и позвонила Максу:
– Пришли фото трупа Силаевой.
Вульф обладает отличной интуицией, поэтому он лишь коротко бросил:
– Ок.
Не прошло и минуты, как я получила картинку и сунула трубку под нос Ковригину:
– Смотрите. Извините за жестокость, но вы же на слово мне не верите.
Дед изучил снимок.
– Хорошая работа, – одобрил он, – удачная кукла. Или это, как там у вас теперь называется, «фотошоп»?
Я начала терять терпение:
– Нина действительно мертва.
– Расскажите, цветы золотые… – дурашливо пропел «гном».
– Ну как мне вас убедить? – подскочила я.
– Тело покажи, – ухмыльнулся Тим.
Я снова схватилась за телефон и, сделав несколько звонков, осведомилась:
– Поедете сейчас? Время позднее, морг закрыт, но для нас сделают исключение.
У Ковригина вытянулось лицо:
– Маша, ты серьезно?
– Более чем, – кивнула я. – Только наденьте пуловер, там дикий холод.
Тимофей Пантелеймонович встал, без слов вышел в прихожую и, похоже, снял трубку допотопного аппарата. Сквозь незакрытую дверь легко проникали звуки. Я услышала шуршание, затем голос:
– Андрей? Мне предлагают поехать в судебный морг, опознать тело Нины Силаевой. Утверждают, что она моя дочь. Проверь.