Багровая тень прошлого

– Значит, говоришь, ни с кем не работаешь? – спросил он.

– Нет, ни с кем.

– Это хорошо. А чем бы хотел заняться? – спрашивал он меня со всей серьёзностью в голосе.

– Не знаю.

Я слабо понимал, о чём идёт речь, что он имел в виду.

– Понимаешь, – сказал Чырыга, – сейчас такое время, когда всё пустили с молотка, страна разваливается, те, кто стоит у власти, хапают себе вагонами и заводами, самое время не упустить свой шанс, понимаешь, о чём я говорю?

– Понимаю, – ответил я, на самом деле слабо понимая, о чём он говорит. Хотя для меня только потом прояснилось всё сказанное.

– Время сейчас такое, если сейчас не действовать, то потом будет поздно, можно многое упустить, сейчас есть для этого самый настоящий шанс!

– Да, это точно, – старался я ему поддакивать, как бы понимая всю серьёзность происходящего. Но на самом деле, для меня всё это было запутано и непонятно. Мне больше хотелось прозрачности и откровенных историй, но Чырыга говорил какими-то ребусами и загадками. Мы сделали разминку, и перешли к снарядам, он начал стучать по груше, я начал приставать к нему с вопросами, с просьбами показать мне какие-то новые приёмы, которые я не знал. Потом и вовсе стал просить встать в спарринг со мной.

– Зачем тебе всё это надо, – отозвался Чырыга, – вон стучи по груше, это полезнее.

Но я не успокаивался. Тогда он согласился. Мы перелезли через канат в ринг, намотали тренировочные бинты, надели боксёрские перчатки. Начали двигаться, мне хотелось показать, что я умею, и я начал активно боксировать левой, периодически включая правую руку. Он уклонялся и ставил блоки, на мгновение я подумал, как хорошо у меня получается. Но я ошибался. Он всего лишь изучал меня и прощупывал лёгкими ударами. И вдруг! Бац! Его удар проходит, как молния, мне в челюсть. В глазах потемнело, голова закружилась, и я повалился на канаты, мне повезло, что они оказались сзади. Я закрылся руками, в ушах стоял гул.

– Эй, эй! С тобой всё нормально? Как ты, живой? – услышал я голос Чырыги.

– Да, да, всё нормально.

– Ну, что продолжим? – спросил Чырыга.

– Нет, хорош! На сегодня я получил свою порцию урока.

– Я же говорил тебе, лучше работай по груше. Я не могу просто двигаться в ринге. Я как попадаю туда, реагирую, как бык на красное, меня сразу клинит, партнёр становится соперником, а соперника надо побеждать, так меня учили.

– Да, ты прав, я погорячился, когда попросил тебя встать в спарринг, у нас же разные категории, да и профессионализм твой гораздо выше.

– Так-то оно так, – ответил Чырыга, – но всё же ты молодец, не испугался со мной боксировать.

Я пошёл в раздевалку, умылся, немного отдышался и начал работать по груше. Голова продолжала гудеть, и стояло лёгкое чувство тошноты. Я понял, что у меня сотрясение. Такое бывало после тренировок, особенно когда соперник оказывался сильнее. Опять мне сегодня не спать ночью, подумал я, но главное, я боялся, как бы не было сильной тошноты и рвоты, рвоты у меня никогда не было, но ребята рассказывали, что у них случалось такое, особенно после уличных драк, которые бывали очень жёсткими. Дрались часто и выясняли, кто сильнее. Мерялись силой между собой, силой и властью дворов и даже районов.

Первая драка моя была во втором классе. Даже трудно было сказать, из-за чего она получилась. Обычно всё происходило спонтанно, кто-то не так сказал, или кто-то стравливал, говоря что-то не очень хорошее. Вот и дрались все по пустякам, начиная с самого юношеского возраста. Не могу сказать почему, но во мне с юных лет пытаются разглядеть лидера, того самого, который бы мог, возглавить стаю. Люди живут по таким же принципам, как и животные. Одним нужен вожак, другие сами стараются быть вожаками и грызутся за первенство, уничтожая придуманных соперников, или же действительно по-настоящему таких же, как они, посягающих на это место лидерства. Уже в школе, с самых начальных классов, я почувствовал, что ко мне, как к сопернику, относятся некоторые ребята, которыми движет этот звериный инстинкт. Я и после, на протяжении всей жизни, не переставал убеждаться в этом, уже знакомом мне чувстве. И у меня на почве врождённой моей харизмы и внутреннего лидерства постоянно возникали конфликты. Заметьте, что по-настоящему сильный человек какой-то особый, он сдержанный, уравновешенный, добрый, спокойный, справедливый, он может всегда уйти в сторону, не создавая дальнейшего конфликта, хотя зачастую его сила и ум превосходит нападающего на него. Люди, которые думают, что они сильные и властные, обычно крутятся, дёргаются, как черви на раскалённой сковородке, лают как шавки, кидаются, пытаются показать своё превосходство и себя, возвыситься над другими, удовлетворяясь своей подлостью. Таких людей, к сожалению, очень много, их часто считают за сильных. Находятся те, кто начинают прислуживать им и преклоняться перед ними. Это только на войне, в штыковой атаке нужно быть дерзким и ловким, а в гражданской жизни порядочность принимают за слабость, а хамство за силу и ум. Есть люди, которым не нужны кумиры, они в основном тихие, спокойные и держатся вдали от всех, не подпуская к себе близко «друзей», которые хотят увлечь их своим лжелидерством.

Почти с самых начальных классов в школе среди ребят началась борьба за лидерство. Мне не нравилось всё то, что происходило в отношениях между ребятами нашего класса. Да и вообще, это вполне естественно, когда нам не нравится кто-то, а кто-то, наоборот, очень симпатичен. И отношения со стороны окружающих к нам такие же, либо симпатизирующие, либо антипатические. Но когда участвуют люди с низким развитием интеллекта, то это всё превращается в войну и выяснение отношений.

Как-то в классе седьмом, мой одноклассник по кличке Разан сказал мне на одной из вечеринок (Разан. Был осужден. Умер на свободе, передозировка):

– А я думал во втором классе, что ты у нас лидер.

Мне тогда было очень странно слышать от него эти слова. Ведь я никогда не стремился возглавлять какую-то компанию. А вот он стремился, и у нас с ним, действительно, периодически возникали конфликты. Видно, ему воображение не давало спокойно жить. И я был для него, воображаемым соперником. Спустя время, Разан и впрямь стал для некоторых ребят лидером своей шайки. Многие ребята из класса поддались под его способность верховодить и отчётливо начали следовать за ним. В нашем классе были и другие ребята, которых прельщала слава и лидерство. Были и другие, например, как я, мне была безразлична вся эта мышиная возня. Мы чётко знали, что могли постоять за себя и не лезли в клан, созданный нашими одноклассниками. Так уж выпало мне, не знаю почему, но моё лицо и моя индивидуальность не давали покоя другим. По этим причинам, у меня возникали всевозможного рода конфликты, в разном возрасте. И время от времени, мне приходилось защищать кулаками свою честь и доброе имя. Мне никогда не нравилась толпа, я не любил находиться в общей массе. Я всегда ощущал некое волнение и напряжённость. Ну, это и очевидно, потому, что никогда не знаешь, от кого чего ждать.

Уже в начальном классе, я подрался со своим одноклассником Мишкой, которого подослали старшеклассники, чтобы спровоцировать эту драку. Ими было всё продумано и в стандартной схеме отработано. Он начал говорить что-то обидное. Слово за слово, мы начали толкать друг друга. Тут подлетели старшеклассники, потому что это всё было на перемене, и кто-то из них сказал мне, что я буду махаться с Мишкой. (Мишка. Осужден.) Так называлась раньше драка, я сказал, что буду, им этого и было надо, они обрадовались, что спровоцировали драку. Окружающие на перемене слышали это, и слух расползся быстро по другим классам. Мы пошли на урок. Со мной сидел за партой одноклассник Алексей, который, как и я, плевал на все кучки и шайки, созданные в нашем классе (Алексей. Умер. Инфаркт). Лёха был хороший парень, он отличался от всех тем, что совсем не ругался матом, не курил, как многие, был добропорядочным, старался хорошо учиться. На физкультуре, он был первым, по росту, а я четвёртым. Он был чем-то похож на свою мать, хорошую ответственную женщину, которая всегда переживала за своего сына.

Да, конечно, я волновался. Но одноклассник Лёха, меня психологически поддерживал и настраивал. Закончился урок. Не знаю, по каким причинам, но эту драку почему-то переложили на другой день. Ко мне подошли старшеклассники и сказали, что мы будем драться завтра. «Завтра так завтра», – сказал я. Мы с Лёхой шли в одном направлении домой, он жил чуть подальше, на соседней улице. Шмыгая носом из-за гайморита, он убеждал меня, что мне сегодня надо усиленно позаниматься физическими упражнениями и подготовиться к завтрашнему дню. Придя домой, я бросился делать упражнения с гантелями, которые подарил мне отец. Обычно гантели лежали без моего внимания, и я не так часто подходил к ним. Но в этот раз, моя настойчивость удивила отца, ему сразу бросилось в глаза, что я, придя со школы, даже не садясь за уроки, взялся тут же за гантели, которые раньше меня так сильно не интересовали. Конечно же, он понял, в чём дело. Отец подошёл ко мне и попытался успокоить:

– Ты перегрузишь себе мышцы, и завтра они будут болеть. И если тебе придётся завтра драться или понадобится делать что-то физически, то ты не сможешь это сделать на все сто процентов. Тут главное голова, психологический настрой и спокойствие.

Он говорил мне это, ничего не спрашивая о том, что у меня произошло. Но было такое впечатление, что он в курсе всех событий и как будто знает, что завтра мне предстоит встретиться с соперниками, которые затеяли это специально.

Настал следующий день, конечно, моё волнение присутствовало, и я не мог сказать, что я оставался совершенно спокойным. Целый день обстановка оставалась натянутой и мешала сосредоточиться на уроках. Но уже после уроков, толпа зачинщиков подошла ко мне, и опять спросили, буду ли я махаться. Я, так же как и вчера, твёрдо согласился. Тогда они позвали меня на улицу, и там ждал меня уже одноклассник, с которым мне предстояло драться. Перекинув ремешок школьного портфеля, я пошёл с этими ребятами на улицу на школьное крыльцо. Мы вышли на центральное крыльцо школы, спустились вниз. Огромная толпа зевак уже сбежалась посмотреть. В стороне стоял мой одноклассник, и ему что-то нашептывал старшеклассник, готовя его к драке. Я старался не показывать своего волнения, но всё равно, мне кажется, было видно, как я волнуюсь. Я положил портфель и снял школьный пиджак. Одноклассник Мишка направился в мою сторону, я сжал кулаки. Когда он подошёл ко мне, я первый нанёс ему удар по лицу. Мы начали бить друг друга, а ребята окружили нас кольцом и взялись за руки, создав нам ограниченное пространство, как в ринге. Я слышал сквозь крики, как друзья моего одноклассника поддерживали его скандированием. Мы останавливались с небольшой передышкой и вновь продолжали молотить друг друга. Конечно, это были детские, не окрепшие удары, которые были больны и неприятны, но менее травматичны, чем удары взрослого, уже окрепшего физически человека. Я махал руками, старался не останавливаться и не давать ему попадать своими кулаками по мне. Но, конечно, это было невозможно, и мы беспорядочно долбили друг друга. Вот уже и рубашка моя была разорвана, и брюки все в пыли. Я уже слышал, как кто-то из толпы подзадоривал меня, и это помогало мне собрать новые силы и не сдаваться. И вот, наконец, мой соперник зажался руками и стал просто закрываться от меня, он поворачивался спиной и приседал, чуть не падая. Из его носа текла кровь, и его рубашка покрылась кровяными пятнами. Кто-то из ребят закричал: