Багровая тень прошлого

– Всё, достаточно, хватит!

Я отошёл в сторону, мои руки дрожали и голос тоже, дыхание было усиленное и воздуха не хватало. Я никак не мог отдышаться. Я встал в сторону, а мой соперник сел на корточки, к нему подошли старшеклассники и спросили его, будет ли он дальше драться. Он сказал, что нет. Тогда, один старшеклассник подошёл ко мне, и сказал:

– Молодец, ты победил!

Толпа зевак стала расходиться, а когда кто-то увидел приближающуюся к школе учительницу, то все и вовсе бросились наутёк за угол школы. Так произошла моя первая драка.

Аналогичные драки происходили всегда. Почти что каждый день кто-то пытался выяснять отношения именно таким примитивным методом. Я никогда не был задирой и никогда не преклонялся перед хамством подонков и негодяев. Эти люди всегда были мне неприятны, они считают себя силой и хотят подмять под себя остальных. Но на самом деле они трусливы и слабы так же, как те, которые следуют за ними. И иногда уже спустя время я доказывал себе и им, кто они есть на самом деле. Например, уже после класса восьмого, на одной из вечеринок, я набил морду Разану, а ещё спустя пару лет, я был вынужден, ещё раз поколотить его, конечно же, за правое дело. Разан был очень странный человек, который на школьных уроках рисовал войну в своих школьных тетрадях. И рисовал в основном немцев, он восхищался ими, и его вдохновляла немецкая форма, от которой он был в восторге. Его отец работал в милиции, и откуда у Разана была такая страсть и любовь к немецким захватчикам, я затрудняюсь сказать. Я помню, что в начальных классах мы даже дружили и сидели за одной партой, и в его представлении я был лидером в нашем классе. Но, видимо, когда мы стали взрослее и он увидел, что я не стремлюсь верховодить, то ему захотелось это сделать самому. Вот так у нас в классе образовалась первая шайка-лейка, именно так я стал называть их, смеясь над их компанией.

Всё так же, конфликты продолжали происходить на моём жизненном пути, постоянно, как говорят, на пустом месте. На первом курсе произошло то же самое, как когда-то в школе. И так же после занятий мы вылетели на улицу и кинулись лупить друг друга. А толпа студентов стояла чуть в стороне и ухмылялась. Я помню этого парня, он был неуклюж, рыжий, с конопушками и носом большим, как огромная картошка (осужден). Он был до ужаса вредный, задиристый и высокомерный. Его приятель тогда швырнул на уроке в меня какой-то тряпкой, которая валялась в аудитории, сам спрятался, а этот рыжий стал покатываться со смеху. Вот так и началась драка. Его рыжая в конопушках морда не ожидала, что я тоже швырну в него этой тряпкой, да ещё метко попаду ему прямо в его конопатую физиономию. Он взбесился, лицо его покраснело, и глаза расширились от злости. Драться он совсем не умел, но лупил по-деревенски куда попало, не давая опомниться. Мне пришлось всего лишь немного потерпеть и поймать момент, чтобы сбить его с ног. Остальное было лишь делом техники. Я не люблю бить ногами, но иногда для успокоения и усмирения наглеца приходилось ударить разок-другой. Вообще я всегда старался уйти, если предвидел что-то нехорошее, ведь общаться с такими людьми не доставляет удовольствия. Когда человек дурак, и ты случайно попадаешь под влияние этой глупости и неадекватной ситуации, то невольно сам становишься таким же, как и он. А быть пустым, безвольным и чувствовать, как превращаешься в идиота, мне не нравилось. Да и слушать после оправдания тех дураков, с которыми сталкивала судьба и случай, мне совсем не хотелось. Это глупые люди, которые, наверно, считают себя крутыми героями, которые по истечению времени жалобно начинают оправдывать себя, всё это до ужаса противно слышать и видеть. Вначале они совершают преступления, а потом начинают искать защиты.

Такой случай был раз в кинотеатре, когда я пришёл туда с приятелями, а сеанс ещё не начался. Кто-то сзади мне на шею набросил верёвку и начал душить. В глазах начало темнеть и я не мог вымолвить ни слова, мои приятели ещё не зашли в зал, и я в этом ряду сидел один. Я пытался просунуть пальцы под верёвку и хотя бы немного ухватиться и оттянуть её от шеи. Я слышал сквозь уже начавшийся гул в ушах, как кто-то смеялся за моей спиной. Не знаю, что было бы дальше, если бы в зал не зашли мои приятели. Они увидели эту ужасающую и ошеломляющую картину и бросились ко мне. Верёвка ослабла, я схватил глоток воздуха и пропихнул пальцы под веревку, но гул в ушах всё ещё не рассеивался. Мой приятель подбежал ко мне и схватил того, кто держал верёвку. А когда я через пару минут пришёл в себя, то я в пару прыжков оказался верхом на этом «герое», и он уже умолял меня не убивать его. Он оправдывался, что якобы обознался, и эта верёвка была только для запугивания и вообще приготовлена, для другого человека.

Потом всё становилось куда более серьёзно. Собирались огромными толпами, назначали место встречи ребятам с другого района и дрались район на район, или двор на двор, ещё дрались кланы на кланы, так называемые, бригады. Иногда, когда собиралась очередная крупная потасовка, драки, то насчитывалось от ста и более человек. Бывало, придёшь в школу, и сразу с первого урока уже кто-то ходит и оповещает об очередной вечерней потасовке, о том, что вечером собираемся в сквере, надо приходить всем в тёмной одежде часам к восьми. Наступал вечер, ребята подтягивались к скверу по пять-шесть человек, и в результате собиралась толпа человек пятьдесят. Потом все шли в другое назначенное место, например, к школе, которая стояла чуть дальше от той, в которой учился я, там тоже собиралась толпа ребят. Мы встречались и ждали ещё пополнения, а ребята всё приходили и приходили отовсюду. Кто-то суетился и раздавал бинты, чтобы делали повязку на руку, чтобы в драке было понятно, кто свой, а кто чужой. Ведь многие из толпы до этого, не видели друг друга, никогда. Всё было как на партизанской войне: партизаны, которые контролировали обстановку, чтобы внезапно не пришли те, с которыми мы собрались драться – как правило, ребята из других районов. Наши ребята сидели в засаде со всех сторон и контролировали, и если кто шёл, они спрашивали пароль. Пароль знали только свои. Всей гурьбой переминались с ноги на ногу, общались, смеялись, рассказывали всякие байки. Старшие, руководили всей операцией, они ходили, проверяли, чтобы у всех были повязки на руках и одёргивали остальных, чтобы те разговаривали тише. Кто-то наламывал с деревьев ветки, кто-то набирал камней в карманы, у кого-то уже были запасены кастеты и дубинки. Холодного и огнестрельного оружия, как правило, не носили. Но кто знает, что у кого было в карманах, ведь народу собиралось по двести человек. И к каждому в карман не залезешь и не узнаешь, что он замышляет, придя в эту толпу, которая была почти, как на демонстрации.

Очень часто всё заканчивалось разгоном милиции. Она всегда появлялась внезапно, и было такое подозрение, что кто-то сообщал ей заранее о драке. Звуки сирен милицейских машин с разных сторон приводила всю толпу в панику и бегство. Все разбегались врассыпную. Бывало такое, что и та толпа с другого района знала о месте нашего сбора, и они тогда опережали нас и внезапно нападали врасплох. И вот тогда начиналась страшная кулачная драка, летели камни, начинали взрываться самодельные петарды. А потом стенка на стенку вскипала кулачная битва. Зрелище было не для слабонервных. Но чаще бывало так, что вся толпа направлялась в тот район, с кем была намечена встреча, и по пришествию туда толпа, словно одичалая, срывалась, бежала по дворам и била всех парней, встретившихся на пути, потом натыкались на ребят, которые ждали нас там и тогда тоже врезались стенкой на стенку. Но всегда наша толпа побеждала, разгоняя тех, они убегали, швыряясь камнями. Наш Заводской район был самым криминальным, и он собирал большое количество молодёжи, поэтому мы всегда и побеждали за счёт количества народа. А может быть, и ещё, кто знает по каким причинам. Может, наше старшее поколение было более авторитетное и умело руководить всем этим процессом. Иногда участники получали серьёзные травмы. Только спустя время, можно с полной уверенностью сказать, как это было всё глупо.

Но всё же, это было и, было, так бессмысленно и дико, что после столкновений между районами, начинались драки дворовые, с теми же самыми ребятами, с кем ещё вчера вместе ходили драться с чужими районами. Но в результате, конечно же, создавались лидеры и группировки, которые собирали в себя целые кланы поколений. Нельзя сказать, что все эти ребята были плохими и беспредельными. Нет, этого не было, среди всех находились более жёсткие и беспредельные, но, как правило, их держали за особое так называемое подразделение. Все же остальные просто попали в это перестроечное смутное время, которым правила всеобщая, беспредельная власть государственной системы. Невозможно обвинять поколение молодых, которые росли и готовились вступать во взрослую жизнь. В ту самую систему, которую нам предложили наши правители и создали ту обстановку, которая называется криминалом. Время восьмидесятых годов заканчивалось перестройкой и развалом страны. Развал страны был запланирован программой чиновников, которые готовились стать собственниками государственного достояния и умышленно загнали страну в тупик. Пустые полки магазинов, невыплата заработной платы, развал заводского производства, развал сельского хозяйства… После всего этого, в стране начали создаваться банды формирования. Начались грабежи и вымогательство, росли противозаконные захваты предприятий всех структур, и за всем этим стояли высокопоставленные лица, которые в дальнейшем захватили всё, что только возможно. И в дальнейшем они стали превращаться в богатые прослойки населения, подминая под себя народ. Подрастающее поколение всё это видело, понимало и начинало действовать по такому же принципу. В стране царил полный хаос. Впрочем, как и сейчас. И ничто не изменилось, кроме того, что перестреляли всех, так называемых криминальных личностей. Но страна не обрела порядок. Просто чиновники расчищали, таким образом, себе дорогу. Убирали ту молодёжь, которая им мешала разваливать страну и воровать. Вслед за убитыми лидерами группировок пришли на смену менты, которые также занялись вымогательством и крышеванием бизнеса. Вслед за криминалом пришли все высокопоставленные структуры чиновников, которые грабили страну и становились собственниками и олигархами.

Вечер, тихо, сижу дома, думаю о словах Чырыги, вдруг слышу на улице шум и крики. Выхожу на лоджию, смотрю, потасовка. Вначале не сразу понял, что трое бьют одного, присмотрелся, да это же Укум (Укум. Рецидивист. Множественные судимости). Трое атакуют его, он один из последних сил отбивается. Я открываю окно, начинаю громко им кричать:

– Эй вы, олени, вы совсем одурели, трое на одного!

Узнаю в этих троих своих знакомых, которых очень хорошо знаю, но Укум мне ближе по крови. Выбегаю на улицу, драки уже нет, трое ребят уходят. Укум лежит на земле, пытается встать, я подхватываю его под руки, поднимаю, идём, он хромает, потом останавливается.

– Спасибо, – говорит он, – ладно, я сам дойду, ты иди, не привлекай внимания, завтра вечером приходи ко мне, надо будет собраться, найти этих уродов. Он уходит, я иду, но не домой, а в противоположную сторону во дворы близстоящих домов, к пятиэтажкам. Подхожу, там за столиком сидят ребята, человек семь: Фран( Зверски убит), Лим (Умер. Передозировка), Кабоб (Умер. Передозировка), Соль (Осужден), Череп (Убит), Моль (Осужден), Болт (Осужден). Все они были ровесниками мне, плюс-минус год разницы. Мы поздоровались, пожав руки.

– Ты что такой понурый, что-то случилось? – спрашивает Фран. Я рассказываю им про драку. Они молчат, потом Лим говорит:

– Да ладно, давай играть дальше.

Они играли в карты. Фран становится задумчивым.

– Нет, я не буду, играйте, без меня. В общем, опять началось, ну теперь жди и к нам гостей.

Он всегда так говорил, когда предстояли очередные потасовки. Кто-то внезапно мог прийти во дворы и начать очередные разборки. Это происходило в то время очень часто.

– Да ладно тебе, мы-то тут причём, – сказал Лим.

– А то, ты не знаешь, как это бывает, – ответил Фран. – Завтра опять гора начнёт ходить и докапываться до всех, срывать злость (горой называли тех парней, которые жили выше трамвайной линии, дома которые уходили вверх к лесу, на гору).

Я начинаю его успокаивать.

– Брось, не паникуй, я прикрою, – говорю ему.

– Ну да, конечно, если только ты скажешь Укуму, чтобы они наши дома обходили стороной, – говорит Кабоб с сарказмом и ехидно смеётся.

– Да зачем им обходить вас стороной, ну соберутся они, пойдём, найдём этих троих, вы-то ни причём тут.