Бахир Сурайя

У меня снова выступили слёзы, на этот раз — отнюдь не из-за яркого света. Но Камаль не обратил внимания — он запрокинул голову и тревожно всматривался в темноту под куполом. Сейчас, сконцентрировавшись, я и сама чувствовала чужую магию за тонкой стеной защитного плетения — и то, что враждебное заклинание лишилось якоря и должно вот-вот распасться, но…

Шла минута за минутой. Под куполом по-прежнему было темно.

— Заклинание держится за что-то еще? — уточнил Бахит, когда напряженное ожидание стало совсем невыносимым.

Я удрученно покачала головой. У бури больше не было привязки к месту, но уходить она не собиралась — кажется, потому, что заклинание придворного мага напрочь лишило ее такой возможности.

Камаль молча вынул оба клинка из ножен и выразительно перекрестил на коленях, бдительно придерживая за рукояти. Но на этот раз караван-баши все-таки приблизился — похоже, недовольство его людей пугало Зияда-агу больше, чем одинокий арсаниец, пусть и вооруженный.

— Бахир Сурайя решила собрать кровавую жатву, — произнес караван-баши безо всякой вопросительной интонации. Обращался он к Камалю, но смотрел при этом только на меня. — Ты и сам это чувствуешь, сын пустыни.

— Это не… — начала было я, но Бахит без лишних слов сжал мое запястье, и я замолчала от неожиданности — оказывается, за считанные дни во дворце я успела привыкнуть, что ко мне без крайней нужды не смеет притронуться никто, кроме тайфы, и теперь чужое прикосновение воспринималось каким-то неправильным.

И Бахиту, и Камалю это только сыграло на руку — благо со мной и так никто разговаривать не собирался.

— А ты, похоже, забыл, кто именно должен был стать этой жертвой, если бы не доброта Аизы, — сказал Камаль негромко и как-то неуловимо изменил позу, отчего вдруг стал казаться еще крупнее и выше. — Напомнить?

— У меня и в мыслях не было! — моментально открестился Зияд-ага и, сглотнув, присел прямо на песок возле Камаля. — Доброта ас-сайиды Мади воистину достойна славы. Но буря…

— Буря не ушла тогда, когда ты этого пожелал? — с непередаваемой интонацией поинтересовался кочевник и чуть склонил голову набок, словно пытался таким образом выровнять кривую усмешку — под тагельмустом ее не было видно, но один глаз у него сощурился сильнее другого.

Зияд-ага оскорбленно насупился.

— Я не первый год хожу по пустыне, Камаль-ага, — напомнил караван-баши, — и не первый раз Бахир Сурайя застает моих людей в песках. Буря безжалостна, но, забрав свое, она уходит, не задерживаясь. В этот раз ее что-то задержало.

— Да, — невозмутимо подтвердил Камаль и умолк.

Караван-баши выжидательно подался вперед. Похоже, к манере общения Камаля он так и не привык.

— Камаль-ага считает, что, если уж Бахир Сурайе нужна жертва, то ею буду не я, — нервно расшифровала я прежде, чем Бахит успел заткнуть меня повторно. — А если повезет, то и не ты, Зияд-ага, и даже не твои люди. Оставь магам думать о волшебстве и песчаных бурях. Лучше скажи мне, готов ли гонец ехать в столицу?

— Еще нет, — честно ответил Зияд-ага и растерянно сморгнул. — Не выедет же он прямо в сердце бури!

— Буря уйдет, — пообещала я ему с уверенностью, которой не ощущала. — Вели гонцу собираться. Я закончила составлять свое послание.

Кажется, у него все-таки имелась пара-тройка возражений и еще больше неудобных вопросов, но Камаль с обнаженными клинками оказывал на окружающих воистину волшебное воздействие, и караван-баши все-таки предпочел убраться подальше, по пути шикнув на кого-то из купцов, рискнувших приставать с уточнениями к нему.

Камаль едва заметно расслабил плечи, но клинки убирать не стал.

— И как именно ты намерена прогнать бурю, о болтливейшая из женщин? — негромко поинтересовался он, не оборачиваясь.

— Не имею ни малейшего представления, — севшим голосом призналась я, пропустив подколку мимо ушей, и зажмурилась.

Ну же, Аиза, думай. Теперь-то уже не тайна, как именно Нисалю-аге удается создавать практически неуязвимые заклинания, защищенные даже от магов-«зеркал»: всех сложностей — на лишнюю пару часов работы с тончайшими исчезающими струнами магии. Вероятно, с насланной бурей он подстраховался точно так же, и просто выйти и поглотить ее нечего и пытаться — к тому же буря-то настоящая, это ветры над пустыней зачарованы, а песок вполне реален, и без купола от него не спастись.

А купол… я поперхнулась воздухом. А купол-то не опирается ни на башни, ни на стены ущелья!

— Камаль, — задумчиво окликнула я, — а чем заякорен купол, что его не сдуло вместе с нами?

Он почему-то молчал — куда дольше, чем было необходимо, чтобы вспомнить, как именно заклинание крепилось к песку.

— Камаль?

— Мечом, — с усмешкой ответил вместо него Бахит. — Твоим клинком. Камаль ведь тоже положил на него глаз, не так ли?

— Закрой рот, — вполголоса посоветовал ему Камаль и обернулся. Я вздрогнула от неожиданности — так он потемнел лицом. — Ни мать, ни пустыня не добавили тебе ума и, видимо, уже ничто не добавит. Нет. Якорь купола — это сама Аиза.

Бахит отчего-то и впрямь замолчал, удивленно хлопнув глазами. Я перевела взгляд с одного кочевника на другого и решительно встряхнулась, демонстративно отказываясь разбираться в нюансах и подтекстах.

— Значит, — твердо произнесла я и выдержала паузу, дожидаясь, пока оба не посмотрят в мою сторону, — купол можно сдвинуть?

Глава 11.1. Клятва на крови

Верблюд возит на себе золото, а сам ест колючки.

арабская пословица

Идти вместе с куполом оказалось весьма занимательно.

"Якорной цепи" заклинания аккурат хватало на то, чтобы я могла пройти из центра защитного круга до стоянки верблюдов. Стоило мне шагнуть дальше, как купол сдвинулся вместе со мной — и, судя по ощущениям, со всем песком, которым нас успело замести во время бури. От неожиданной тяжести я сама почувствовала себя вьючным верблюдом и, если бы не Камаль, вовремя подставивший плечо, наверняка бы упала.

Но купол сдвинулся на целый шаг. От меня всего-то и требовалось, что сделать ещё пару тысяч.

Камаль терпеливо дождался, пока я не восстановила равновесие, и на всякий случай остался рядом. Бахит встал с другой стороны — с таким обречённым видом, словно волочь купол предстояло ему, и, в общем-то, оказался не так уж и неправ.

Нет, купол по-прежнему был заякорен на меня. Но уже после десяти шагов волочь меня саму и правда пришлось Бахиту и Камалю, ради чего они даже заключили молчаливое перемирие и подперли меня с двух сторон.

Караван двигался следом. Теперь люди уже не переговаривались, а сосредоточенно отслеживали, как я иду: задержавшиеся рисковали упереться в заднюю стенку плетения, у которой постепенно столпились все верблюды. Несмотря на усилия погонщиков, они не горели желанием покидать безопасный купол, где их так восхитительно долго никто никуда не трогал, и их соседство дисциплинировало даже эффективнее, чем желание скорее добраться до оазиса.