Бахмутский шлях
Шрифт:
— Кто там?
Я молчал, не зная, что делать: то ли сразу спрашивать, то ли просить, чтоб открыли дверь?
— Выйдите на минуту, — сказал я наконец.
Женщина недоуменно смотрела в окно, стараясь получше разглядеть меня. Потом, не торопясь, опустила занавеску и плотно пришпилила ее, чтоб свет не проникал на улицу. Через некоторое время стукнул поднятый крючок, и она вышла ко мне.
— Туфли починяете? — сказал я.
— Какие туфли? — не очень ласково спросила она меня.
Я молчал, и она продолжала:
—
«Ну все, — подумал я, — больше мне делать нечего, надо сматывать удочки, пока не поздно».
— Значит, некогда было, днем кукурузу пололи. Если починяете, так завтра принесу, — сказал я, отступая к калитке.
— Подожди, спрошу, — она ушла в дом.
Я стоял и с трудом удерживал себя, чтобы не пуститься отсюда во все лопатки. Может, она догадалась, а там засада, сейчас выйдут, схватят, и все? Лучше уйти, пока не поздно: уже ясно, что это не то, что нужно дяде Андрею. «Уйду», — решил я, но в этот момент меня позвали:
— Хлопец, зайди в хату!
Я хотел идти к двери, но ноги не слушались, тянули к калитке.
— Ну, скоро! — нетерпеливо сказала женщина, и я, споткнувшись о порог, влетел в сени.
В комнате, как и у всех, горела коптилка, еле освещая стены. В углах прятались черные тени. В другой комнате послышался мужской голос, и я окончательно струсил. Ко мне вышел мужчина лет сорока в замасленном фартуке. В одной руке он держал колодку, а в другой сапожный молоток. Он внимательно осмотрел меня, спросил:
— Что у тебя?
— Туфли починяете?
Он ответил не сразу. Сел на табуретку, стукнул молотком по колодке, спросил:
— Мужские или дамские?
— Дамские.
Мужчина прошел по комнате, посмотрел испытующе на меня, опять спросил:
— На высоком каблуке?
— Нет, на низком!
Он снова стукнул молотком по колодке, весело, как бы между прочим, бросил:
— Починяем, ваш товар.
— Товар будет! — обрадованно выпалил я.
— Фу, черт бы тебя взял! — выругался, смеясь, мужчина. — Задал ты мне задачу! Ну выкладывай, что там у тебя?
— Нужна встреча.
— Можно. Сейчас безопасно, немцев нет, патрулей на нижних улицах тоже нет. Тут только Никитин бродит иногда по ночам, вынюхивает, где самогоном пахнет. Но Никитина за версту слышно. Осторожность, конечно, не мешает.
Придя домой, я сразу полез на чердак и тихо позвал дядю. Но мне никто не ответил. Я думал, что он уснул, и стал обшаривать углы. Дяди нигде не оказалось. Перепугавшись и недоумевая, я слез с чердака, спустился на землю.
«Что случилось? Неужели беда какая? Уйти он не мог…»
В комнату идти я почему-то не решался, стоял посреди двора и озирался вокруг.
Огромный багрово-красный диск луны медленно выползал из-за горизонта, кладя на землю длинные кружевные тени от деревьев. Высокое безоблачное небо было усеяно
блестками звезд, будто кто развесил лампочки карманного фонаря. Ночь наступила душная, без малейшего дуновения ветра. Кукуруза, деревья стояли, безжизненно опустив вялые листья. Тихо. Слышно, как где-то в кукурузе, которая растет почти у самого порога, жужжит попавшая в паутину муха.Я сел в тень, на завалинку. Медленно проскакала жаба, вылезшая на ночную охоту. Боясь, что она насажает мне бородавок, я отшвырнул ее палкой на огород. Неожиданно из кукурузы вышел дядя Андрей. Я встал, но он жестом заставил сидеть и сам сел рядом, обняв меня и подставив ухо.
— Можно, — прошептал я.
Дядя кивнул, крепко прижав меня к себе, сказал:
— Молодец!
— На нижних улицах немцы не стоят и патрулей нет. Там только, говорят, Никитин шатается иногда, самогон ищет.
— Никитин… — проговорил дядя.
— Он Егора Ивановича выдал.
— Хорошо, что он больше ничего не знал. — Дядя, тряхнув головой, сказал: — Ладно, рассчитаемся. Ну, что, пойдем к матери?
— В хату? — удивился я.
— Да. Пойдем. Ты иди первый, чтобы она не перепугалась.
При свете еле освещавшей комнату коптилки мама не сразу узнала своего брата. Она долго смотрела то на меня, то на него, а потом, узнав, кинулась целовать дядю Андрея.
— Явился? А как же дети, жена? Вера, как она с вами уехала? — засыпала мама вопросами.
— Все живы, здоровы. Кто учится, кто работает на заводе.
Но мама уже не слушала его, она продолжала спрашивать:
— Ну, а ты откуда? Тебе ж нельзя на люди показаться! Егора Полянского убили и мальчишку его, вот такого, — мама указала на меня, — повесили. И Зину, сестру его, тоже взяли, и по сю пору как в воду канула.
— Я скоро уйду, сестра, не бойся, — сказал дядя Андрей.
— Да что ты, Андрей! Разве ж я для этого сказала? Я тебе просто так… Разве ж я о себе беспокоюсь… — В голосе мамы послышались слезы.
— Знаю, — успокоил ее дядя. — Но я действительно скоро уйду и даже в Андреевке не останусь. Петро, позови Сергея.
Мама удивилась, откуда он знает о нем, но ничего не сказала, наверное догадалась, что это я сообщил дяде.
Сергей лежал в погребе, там у него была постель. Он еще не спал. Когда я позвал его, Сергей быстро вылез и, недоумевая, зачем он понадобился, несколько раз спросил:
— Что там такое?
Увидев дядю Андрея, он остановился на пороге, подозрительно посматривая на всех нас.
— Проходите, — протянул дядя ему руку и, присев с ним у стола, кратко объяснил, кто он. Потом спросил: — Через фронт думаете идти?
— Да, завтра думаю отправиться.
— А если пока отставить?
— Как?
— Вы нам очень будете нужны здесь… Вы знаете лагерь, у вас есть там знакомые ребята… Это очень важно.
— Понимаю, — сказал Сергей.