Бакарди и долгая битва за Кубу. Биография идеи
Шрифт:
Уэллес решил сотрудничать с армейским сержантом Фульхенсио Батистой, который после военного мятежа умудрился добиться, чтобы его назначили главнокомандующим кубинскими вооруженными силами. Уэллес был уверен, что именно Батиста способен добиться порядка и стабильности на Кубе, и открыто призывал его составить заговор против Грау; в январе 1934 года Батиста сообщил Грау, что армия против него. Сначала он устроил так, чтобы Грау заменил его советник по сельскому хозяйству Карлос Эвия — тот самый мятежник, которому Пепин Бош помогал при нападении на Гибару, — однако два дня спустя Батиста поставил на этот пост бывшего президента Карлоса Мендиету (также участника Гибарского мятежа). Не прошло и недели, как правительство Соединенных Штатов официально признало
Студенческие и рабочие объединения, которые были в оппозиции Мачадо, а потом сотрудничали с Рамоном Грау, снова ушли в оппозицию. Антонио Гитерас, министр внутренних дел при Грау и автор его смелой программы социально-экономических реформ, попытался поднять вооруженное восстание, однако служба безопасности, подчиненная Батисте, выследила его и убила. Другие сторонники Грау сформировали новую политическую партию — Partido Revolucionario Cubano (Aut'entico), «аутентичную реинкарнацию Кубинской революционной партии Хосе Марти. Впоследствии историки назвали неудавшуюся попытку восстания 1933 года «неоконченной» или «сорванной» революцией, предвосхитившей революционное движение Фиделя Кастро в 1950 годы.
Оценить популярность программы реформ Грау можно хотя бы потому, что поддержанные Батистой правительства, пришедшие ему на смену, впоследствии повторяли многие его популистские и националистические обещания. Поправку Платта отменили, кубинским экономическим и политическим интересам было дано преимущество перед иностранными, уровень жизни населения рос. Вашингтон не возражал — ведь армия, подчиненная Батисте, держала страну под жестким контролем и поддерживала интересы безопасности США. Кубинские студенты и рабочие, возглавлявшие революционное движение, не питали, однако, никаких иллюзий, и их подавленный гнев и подлил масла в огонь другой революции — двадцать лет спустя.
События 1933 года отличались от кубинских революций девятнадцатого века тем, что противоборствующие стороны отличались друг от друга скорее принадлежностью к определенным классам, нежели национальным самосознанием. По большей части вопрос сводился к тому, как распределять благосостояние и как организовать кубинское общество. Для семейного дела Бакарди прежняя приверженность делу кубинской независимости приобрела новые, более сложные оттенки. Как следовало понимать кубинский патриотизм в 1933 году, когда профсоюзы работников «Бакарди» возглавляли коммунисты, а сама фирма была частным капиталистическим предприятием?
Тем не менее сторонам удалось достичь согласия. Когда профсоюз, представлявший конторских работников «Бакарди», разрабатывал свой устав, в нем нашлось место крайне хвалебным словам в адрес руководства компании — несмотря на настойчивое подчеркивание марксистской идеологии: Хотя мы знаем, что капиталистический класс всегда противодействует пролетариату, …мы признаем, что компания «Ром Бакарди» из Сантьяго-де-Куба представляет собой исключение из этого правила [курсив мой] и всегда выстраивала самые сердечные и дружеские отношения со своими работниками, к которым относилась с неизменным пониманием и сочувствием несмотря на то, что до сих пор у них не было профессионального союза и их некому было защищать.
Слова профсоюзных лидеров полностью отражают идеал Бакарди. С первых дней существования компании Бакарди стремились к тому, чтобы их предприятие было «исключением из правил», которые гласят, что частные фирмы преследуют исключительно собственные мелочные интересы и не думают ни об обществе, ни о народе. Однако правила есть правила, и исключения не вечны. Руководство «Бакарди» ждали новые испытания.
Глава десятая
Строитель империи
Возможно, кубинцы и не могли прожить
без своего рома, однако Энрике Шуг должен был понимать, что мексиканцы пьют текилу и их национальное растение — агава, а не сахарный тростник. Бизнесмены, которые любили импортные алкогольные напитки, предпочитали бренди или скотч. Мексиканки, как правило, вообще не пили спиртного, а приезжие американцы оказались не такими бойкими покупателями, как рассчитывал Шуг.Новый завод по производству рома «Бакарди» в Мехико принес в 1931 году всего сорок тысяч долларов выручки — о том, чтобы окупить вложенный капитал, и речи не было. В 1932 году дела пошли не лучше.
После внезапной смерти Пепе Бакарди в мае 1933 года Шуг отправил в Мехико брата Пепе Хоакина, получившего гарвардское образование, чтобы оценить, как работает завод. Ожидалось, что уже к концу года Сухой закон в Соединенных Штатах отменят, а значит, американцам уже не потребуется ездить за южную границу, чтобы купить алкоголь. Хоакин рассудил, что надеяться на благоприятные перемены не приходится, и порекомендовал компании не идти на дальнейшие издержки и закрыт завод в Мехико.
Шуг с неохотой согласился, глубоко огорченный тем, что его первое крупное предприятие по производству рома вне пределов Кубы потерпело крах.
Повинуясь внезапному порыву, он попросил Хосе Боша по прозвищу «Пепин», мужа своей дочери Энрикеты, заняться процедурой закрытия мексиканского завода.
После неудачи гибарского восстания 1931 года Бош почувствовал, что оставаться на Кубе ему небезопасно, и вместе с Энрикетой и двумя сыновьями переехал в Бостон, где жила сестра Энрикеты Лусия и где молодая семья оказалась недосягаемой для головорезов Мачадо. Шуг навестил своих дочерей и их мужей во время поездки в Соединенные Штаты в 1933 году и обнаружил, что Бош не знает, куда девать свободное время. Ему пришло в голову, что деловой и банковский опыт зятя и его крепкий характер делают его идеальной кандидатурой для мексиканской операции. «Тебе все равно нечего делать, — сказал ему Шуг. — Может, поедешь в Мехико и поможешь продать предприятие?»
Бош был человек упрямый и гордый; с 1922 года, когда он женился на Энрикете, он отказывался от любых деловых предложений, исходивших от свойственников-Бакарди.
Однако задание проследить за ликвидацией завода «Бакарди» в Мехико ему понравилось — его условия выгодно отличались от всех предыдущих просьб: должность была очень ответственная, можно было ни от кого не зависеть, работать на новом месте, руководствоваться в делах собственной интуицией и здравым смыслом. Пепин тут же согласился — и так началось его сотрудничество с «Бакарди», которому было суждено продлиться более сорока лет и сделать Пепина Боша одной из ключевых фигур в эволюции компании и в экономической истории современной Кубы.
Пепин Бош отчасти унаследовал деловую интуицию и уверенность в себе от отца, который эмигрировал на Кубу из Испании в тринадцать лет и, начав с самых низов и не гнушаясь никакой работой, стал одним из ведущих бизнесменов Сантьяго. Хосе Бош-старший избирался президентом Торговой палаты, основал местную больницу, первым занялся электрификацией и трамвайным сообщением в Сантьяго, был крупнейшим застройщиком. Маленький Пепин учился в лучших кубинских школах, а затем отец послал его в Соединенные Штаты — в дорогую частную школу и в колледж. Получив аттестат зрелости в пятнадцать лет, Бош поступил в Университет Лихай в Пенсильвании, однако был исключен еще до окончания первого курса. «Я был сущим шалопаем, а не студентом, — признавался он впоследствии, — слишком много денег, слишком много развлечений». Следующие два года он перебивался в Нью-Йорке низкооплачиваемой неквалифицированной работой, пока отец, которому надоело посылать сыну деньги за границу, не затребовал его обратно — помогать на семейном сахарном заводе. На Кубе довольно быстро оказалось, что Бош унаследовал деловые качества отца, и не прошло и трех лет, как он составил небольшое состояние из своей доли от сахарных прибылей.