Балаустион
Шрифт:
– Я разве говорил, что эномотия состоит из декад?
– Говорил.
– Нет!
– Не будь занудой! Говорил – не говорил! Итак, декада – это…
– Декада – это особый случай. На декадах, или по-другому, десятках, держится вся спартанская армия.
– Ой-ой!
– Серьезно. Клянусь Меднодомной Афиной! Декада – это десять человек, спаянных родством или близкой дружбой, местом в строю, законом и судьбой.
– Это как?
– Очень просто. Дисциплина лакедемонян основывается на том, что за проступок любого солдата несет ответ вся его декада. Вплоть до смертной казни.
– То есть если во время Олимпийских игр какой-нибудь спартанец изнасилует девицу, накажут еще девять человек, не имеющих к этому ни малейшего отношения?
– Это так. Но что за вопрос?
– Да
– Пример неудачный!
– Ладно, не обижайся!
– Не буду.
– Я все поняла – от отряда до декады. Рассказывай дальше…
– Держи, цыпленок! Поглядим сейчас, как афинские девчонки обращаются с оружием! – Рыжий небрежно бросил Леонтиску деревянный меч, сделав это таким образом, чтобы новичок не смог его поймать. Глухо стукнув, меч проехал, подпрыгивая, по земле и остановился у ног нового «птенца» агелы. Сын доблестного стратега Никистрата, злобно зыркнув глазами на Леотихида, наклонился и бережно поднял оружие обеими руками. Поступок мальчишки-спартанца покоробил Леонтиска: отец с самых юных лет привил ему понятие, что каждый клинок имеет душу, и если ты хочешь, чтобы оружие не подвело тебя в бою, обращайся с ним бережно. Невероятно, чтобы спартанцы, всюду признанные как народ воинов, не знали этого. Юный афинянин пристальнее взглянул на сам меч.
Выпиленный из толстой цельной доски, меч, как и любое тренировочное оружие, был весьма тяжелым. Обычно деревянные мечи «живут» недолго, но этот выглядел почти древним. Рукоять его была отполирована, наверное, тремя поколениями учеников, а окаменевший клинок носил следы бесчисленных столкновений с собратьями. Острие не было скруглено, как это заведено у учебного оружия, а наоборот – тщательно заточено. Таким мечом можно было нанести не то что ссадину или царапину, как сказал ирен, а настоящую рану. Тем не менее, почувствовав оружие в руках, Леонтиск повеселел. Сейчас эти зазнайки получат свое! Учитель Филострат занимался с ним гопломахией целый год и ежедневными жесткими занятиями добился, что его подопечный стал, наверное, лучшим семилетним фехтовальщиком в Афинах. Военное воспитание молодежи имело важное (хоть и не первостепенное, как в Спарте) значение в культурной столице Греции, поэтому афинские нобили нередко проводили потешные бои между своими отпрысками. В этих детских состязаниях Леонтиск, на радость отцу, побеждал не только сверстников, но и девяти-десятилетних противников. Причем не кого-то, а сыновей аристократов, с каждым из которых с младых ногтей занимался опытный учитель-гопломарх. Так что теперь юный мастер меча намеревался – ни много, ни мало – побить все три десятка «птенцов» эномотии, и самого эномотарха-Рыжего в придачу.
Первым к нему навстречу вышел кудрявый круглоголовый мальчишка, все время скаливший в улыбке крупные, покрытые желтым налетом зубы. Паясничая и кривляясь, кудрявый, провожаемый одобрительными выкриками товарищей, готовился к поединку очень долго, а проиграл за миг. Двойным финтом Леонтиск сбил противника с толку и от души ткнул мечом в открывшуюся для удара грудь. Кудрявый охнул и отскочил назад, но поздно – на серой тунике прямо против сердца заалело темно-красное пятно. Леонтиск даже растерялся. Ему захотелось подойти к «птенцу» и попросить у него прощения за такой сильный удар, но того уже согнали презрительным свистом, и тут же в круг ступил новый противник. И с этим, и со следующим, и с четвертым юный афинянин справился без особого труда. К пятому Леонтиск, однако, ощутил, что запыхался, и решил экономить силы, чтобы не упасть от изнеможения уже к десятому поединку, не то что к тридцатому.
Медленно кружа, останавливая атаки оппонента быстрыми батманами, Леонтиск сам не атаковал, пока полностью не восстановил дыхание. Плотный, толстощекий противник из кожи лез вон, чтобы зацепить новичка, но все его наскоки были тщетны. Из толпы «птенцов» горохом сыпались свист и крики.
– Коли его, Эвном!
– Бей! Сверху! Эх ты, тюфяк!
– Врежь афиненку! Руби, наступай!
Особенно усердствовал
Леотихид. Его, судя по всему, мучил стыд, что уже несколько «птенцов» его эномотии потерпели поражение от этого маменькиного сынка афинянина.– Справа! Теперь обратным, недоумок! Выпад! – вопил медноволосый эномотарх, срывая от усилия голос.
«Птенцы» двух других лохов довольно загалдели, когда Леонтиск закончил и этот поединок, рубанув противника по шее. Леотихид вспыхнул и взорвался ругательствами. Прыгнув вперед, он отвесил возвращавшемуся с боя Эвному пинка и вырвал меч у него из рук.
– Какой из тебя декадарх, тупица! Баба, чучело, урод косолапый! – проорал Леотихид в лицо крепышу. Тот съежился, понурил голову и оставил поле боя начальству.
– Вы, дураки, только позорите эномотию, – с досадой бросил эномотарх, обращаясь уже ко всем. – Кошкам на смех – этот цыпленок вышиб пятерых из вас! Так недалеко и до бесчестья, клянусь бородой Зевса!
– Вздуй его сам, командир! – выкрикнул самый смелый из «птенцов», круглощекий темногогловый мальчишка с разорванной уродливым шрамом нижней губой.
– Да! Задай ему, эномотарх! Проучи розовожопого афиненка! – загалдели остальные. Только пятеро, уже сразившиеся с этим самым «афиненком», молчали и делали вид, что их здесь нет.
– Да уж придется! – с презрением бросил Леотихид. – Вам доверь, так обдристаешься перед другими эномотиями…
Он решительно зашагал в середину образованного зрителями круга, посмотрел в сторону ирена.
– Я пойду шестым, брат!
Эвдамид, помедлив, молча кивнул. Леотихид, поигрывая мечом, перевел взгляд на афинянина. Только сейчас Леонтиск заметил, что глаза у эномотарха зеленого цвета. Сейчас они искрились от бешенства.
– Держись, глупый, ты меня разозлил.
– Невелика беда! – в тон отвечал Леонтиск. Он решил собрать все силы, вспомнить все отработанные с учителем техники боя и опозорить этого надменного рыжего, вышибить его с самых первых мгновений.
Бац! Мечи сошлись, завертелись, застучали. С первого же батмана Леонтиск понял, что перед ним боец предыдущим не чета: эномотарх сразу начал с уверенной сложный атаки, пытаясь ошеломить темпом и безукоризненной техникой. Похоже, с Леотихидом тоже занимается мастер меча. Тем не менее Леонтиск поставил на первоначальный план, рискнув провести коронный удар учителя Филострата. Вперед!
Петля. Батман, укол в верхний уровень. Противник отбивает «второй ладонью». Поймался! Обратный финт, нырок, голову вниз, клинок на себя. Не может быть! Получилось!
Кромка меча рубанула по кисти противника. Боевой меч отсек бы руку напрочь, деревянный всего лишь травмировал. Из опыта тренировочных боев с учителем Леонтиск знал, насколько это больно. Пальцы онемевают, меч выпадает из руки, кисть опухает и несколько дней ею нельзя даже ложки удержать.
Леотихид зашипел от боли, отскочил назад, в пируэте поменял позицию на зеркальную, ловко перехватил меч левой рукой. У Леонтиска округлились глаза. Такого он еще не видел! Противник готов продолжать!
– Кровь! Кровь! – закричал кто-то. – Проиграл!
Леотихид быстро поднес травмированную руку ко рту, каким-то звериным движением прошел по тыльной стороне ладони языком.
– Где кровь? – истерично завопил он, поднимая руку, чтобы все могли видеть. – Нету крови! Нету!
Тут же, из левой позиции, эномотарх стремительно атаковал. Леонтиску пришлось туго. Учитель Филострат не успел в полной мере научить его поединку с левосторонним противником, как не обучил и фехтованию обеими руками. Наставник Леотихида, напротив, справился с этой задачей прекрасно. Ярость перекосила тонкие черты лица рыжего и, казалось, удесятерила его силы. На Леонтиска сыпалась лавина ударов, которые он, отходя назад, отражал с большим трудом. Через полминуты отступления случилось то, что происходит с любым человеком, пятящимся задом: афинянин оступился на неровности и потерял равновесие. Леотихид, рыча, метнулся к противнику, в одно мгновение нанес три удара. Первый, по самой рукояти – едва успел пальцы разжать! – лишил Леонтиска меча, второй – локтем в горло – перебил дыхание, третий сшиб с ног.