Балаустион

– Еще не все! Крови нет! – заорал Леотихид, исступленно сдирая с себя хитон и быстро обматывая им меч. «Птенцы» его эномотии орали и бесновались. Леонтиск уже встал на четвереньки, собираясь подняться, когда тяжелый удар по затылку бросил его обратно на землю. Скорчившись, юный афинянин инстинктивно прикрыл голову руками. Перед глазами запульсировали красно-желтые круги. Жестокие, едва смягченные тканью удары обрушились как камнепад.

– Крови нет! Нет! – орал Леотихид, словно безумный. – И не будет! Не будет!

Он бил без разбора, куда попало. Совершенно ошалев от боли, Леонтиск извивался на земле. Ему казалось, что в его тело впиваются раскаленные ножи. Рот наполнился тошнотворным вкусом крови, в ушах поплыл звон.

Внезапно удары прекратились. Прямо у головы Леонтиска по земле пробухали чьи-то ноги.

– Ты что, совсем сдурел? Ты же его убьешь! – голос был хрипловатый, резкий, он доносился до Леонтиска издалека, как будто из-за горизонта.

– Не твое дело! – выплюнул Леотихид. – Что ты лезешь? Он должен пройти Круг Братства!

– Круг Братства… – голос запнулся, будто задохнулся, затем продолжил, уже более агрессивно. – И это ты называешь «братством»? Убери от него свои поганые руки!

– Прочь! Он – мой! Я – его эномотарх!

– Нако-сь, сьешь! Я его забираю к себе! Иди котят души, ублюдок!

– Чего-о? Что ты сказал, жаба?

– Ах ты, крыса рыжая!

Послышался вскрик, какая-то суета, топот многих ног, все это перекрыл громкий голос ирена:

– Остановиться! Разойтись! Эй, разнять их!

Леонтиск уже немного пришел в себя. Кроме того, происходящее его настолько заинтересовало, что он рискнул оторвать голову от рук и открыть глаза.

Дерущихся уже разняли. Эномотарх Леотихид стоял с красным лицом и сверкающими глазами, а напротив него трое или четверо «птенцов» держали за руки смуглого крепкоплечего паренька.

– Этот момент я запомнил на всю жизнь. Тогда я впервые увидел его…

– Пирра? – Эльпиника нагнулась вперед, положила подбородок на сплетенные пальцы рук.

– Пирра. Сына царя Павсания. Моего военачальника, повелителя и… брата.

– Сколько ему было тогда?

– Девять. Он на год старше Леотихида, братца Эвдамида. Пирр Эврипонтид… он уже тогда был не такой как все: сбитый, пропорциональный, какой-то … законченный, что ли… Не мальчик, не отрок даже, но уже воин. А его лицо! Прямой, мужественный, почти перпендикулярный земле нос, миндалевидные глаза, пылающие огненной желтизной, резко очерченные, нервные, темные губы. И волосы – длинные, откинутые за уши, вьющиеся, пепельно-черные…

– Ого! – Эльпиника захлопнула раскрывшийся от удивления рот. – Не каждый поэт любимую так опишет, как ты этого спартанского царевича…

– И тем не менее я не могу передать и десятой доли того, что почувствовал тогда, на пыльном плацу лакедемонской военной школы…

Они стояли друг против друга. Сильные, смуглые, мужественные, почти одинакового роста, они были очень похожими, но в то же время совершенно разными. Как капля смолы и капля крови.

– По какому праву ты вмешиваешься в ход Круга Братства, эномотарх? – черные брови Эвдамида сурово сошлись к переносице.

– Прости, ирен. Насколько я помню, ты объявил, что любой из эномотархов может взять этого «птенца» в свое братство. Так что мои права на афинянина не меньшие, чем у Леотихида.

– Чего же ты раньше молчал? – взорвался Леотихид, гневно всплеснул поврежденной рукой, ойкнул и схватил ее здоровой. Стоявшие за его спиной «птенцы» поддержали своего эномотарха криками.

Эвдамид молча посмотрел на брата, затем перевел вопрошающий взгляд на Пирра. Тот встряхнул головой, пожал круглыми бронзовыми плечами:

– Ничего не намерен объяснять. Повторю: я считаю, что, как эномотарх, имею такие же права на новичка. Надеюсь, что тебе, ирен, расположение к брату не помешает принять справедливое решение.

Для девятилетнего отрока это был тонкий ход. Эвдамид на мгновение смутился, опустил взгляд, заколебался. Потом, придя к решению, кивнул большой головой, неприязненно глянул на возмутителя спокойствия.

– Хорошо, будь по-твоему, сын Павсания. Если ты считаешь, что я не могу в этой ситуации рассудить правильно, выслушаем мнение человека постороннего, не имеющего своего интереса. Пусть скажет Леонид, третий эномотарх вашего лоха, равный вам по званию и правам.

Леотихид, по-видимому, не ожидал такого решения. Его скуластое лицо сморщилось в недовольной гримасе:

– Боги! Да что может сказать этот тронутый? – прошипел он, но тут же был вынужден замолчать под угрожающим взглядом старшего брата.

– Пусть скажет Леонид! – закричали со всех сторон.

Пирр промолчал. Темные губы Эврипонтида растянула кривая усмешка, как будто говорящая, что он не подчинится никакому суду, если решение будет не в его пользу.

В рядах «птенцов» возникло движение. Леонтиск тоже захотел глянуть на человека, от решения которого, возможно, зависела вся его будущая жизнь. Сейчас юный афинянин молил богов об одном: чтобы верх взял его смуглолицый заступник. Попасть в эномотию Леотихида после всего случившегося было бы весьма и весьма нежелательно.

В круг вышел стройный парнишка, по виду – ровесник Пирра и Леотихида. Его вполне заурядное, простоватое лицо оживляли необыкновенные глаза – глубокие и мечтательные. Речь Леонида была краткой:

– Вопрос о первенстве и преимуществе двух моих товарищей друг перед другом спорен. Я ни одному из них не могу присудить первенства. Считаю – только бессмертный сможет решить вопрос, не вызвав ничьей обиды. Поэтому предлагаю передать спор суду Арея.

Вокруг возбужденно загалдели. Леонтиск видел, что братья – Эвдамид и Леотихид переглянулись. А Пирр поднял руку и воскликнул:

– Да будет так! Я согласен предстать суду Ареса-меченосца. И чтобы не иметь преимущества перед раненым противником, буду, как и он, биться левой.

Взоры всех обратились на Леотихида.

– Я согласен! – одарив Леонида испепеляющим взглядом, рыжий эномотарх решительно шагнул вперед.

– Железные мечи! Железные мечи! – закричали «птенцы».

Эвдамид недовольно нахмурился, покачал головой, с сомнением поглядел на брата. Затем, повернувшись к стоявшему неподалеку крупному и рябому отроку, бросил: