Балетная школа
Шрифт:
– Сбегал? Но почему? – девочки даже забыли о холоде, остановившись и дружно уставившись на собеседника с одинаковым выражением безграничного удивления.
Польщенный их вниманием, мальчик попытался придать себе вид бывалого морского волка.
– Я не могу жить в неволе, понимаешь? – обращался он главным образом к Катьке. – Вот как ты можешь подчиняться дурацким правилам? Ходить на уроки? Обедать по расписанию? Разве это жизнь? Жизнь – это свобода. Делай, что хочешь. Иди, куда хочешь. И никто тебе не указ!
Эмма смотрела на него во все глаза,
– А где твоя семья? Родители? У тебя есть братья? Сестры?
– Уже нет. Может, раньше и были. Но сейчас я сам по себе.
– Я тоже была сама по себе, – задумчиво произнесла Катька. – Вот только это мне не нравилось совсем. Мне здесь хорошо. У меня друзья есть. А у тебя есть друзья?
– А зачем они мне? – пожал плечами Дымов.
– Ну как же? Надо, чтобы у тебя был друг. Чтобы было с кем поговорить, поделиться мыслями.
– Мне не нужно, – отмахнулся мальчик.
Несколько мгновений Катька смотрела ему в глаза, нахмурившись – явно пыталась что-то возразить, найти какое-то несоответствие его слов и мировоззрения.
– Ну а меня тогда зачем ждал? – наконец спросила она. – Или ты хочешь меня побить? Так мы с Эммой вдвоем тебе можем так навалять – мало не покажется! Смотри!
– Нет, я не хочу с тобой драться, – снова засмеялся Дымов, отводя сжатый Катькин кулак. – Ты забавная. Мне хотелось еще раз тебя увидеть. И позвать погулять.
– Погулять? Сейчас? – изумилась та.
– Сейчас – только позвать. А погулять мы сможем, когда потеплеет немного.
– Ладно, – легко согласилась Катька, отмахнувшись от дернувшей ее за рукав подруги.
– Что? – удивился Дымов неожиданно быстрому согласию девочки.
– Ладно, я согласна, говорю. Ты пригласил меня погулять, я согласилась. Покажешь мне Москву? Я тут совсем недавно, еще мало ее знаю, – тут же нашла применение прогулке Катерина.
– А где ты жила раньше? – Дымов тоже знал толк в светской беседе.
– Под Псковом. В деревне. А потом нигде. Пока меня не подобрали, я на улице жила. На поездах ездила туда-сюда. Меня и поймали. И вот сюда определили, – вкратце определила свою биографию девочка.
– И тебе нравится? – в голосе Дымова слышалось недоверие.
– Я же уже говорила – да, мне нравится. На уроках интересные вещи рассказывают. А сейчас мы будем спектакль ставить.
– Спектакль? Это что такое?
– Ты не был театре?
– Я в кино был. Ничего интересного. Картинки бегают и шумно очень.
– Смешной ты.
– И ты тоже.
Они улыбнулись друг другу.
Эмма честно пыталась дождаться подругу, но беседа и не думала заканчиваться. Казалось – вот завершение темы, пора прощаться, а эти двое открывают другую линию. И вконец замерзшая девочка возмутилась:
– Пойду-ка я в тепло, буду читать нашу сказку, – заявила она. – А вы пока договаривайтесь о своем свидании.
– Это не свидание! – хором ответили ей.
– Даже если не свидание, все равно договаривайтесь. А я пойду.
И решительно преодолела остававшиеся несколько сотен шагов до дверей детского
дома. Уже на пороге обернулась: Катька и Дымов продолжали разговаривать, словно не были запорошены ноябрьской метелью. Ожидать окончания беседы Эмма была уже не в состоянии и плотно закрыла за собой дверь, с радостью ощутив, насколько теплее было в помещении – нетопленном, продуваемом, но все же непроницаемом для уличной непогоды.А беседу Катьки и Дымова прервало появление Серафимы, возникшей неожиданно рядом с этой парочкой.
– Катя? Почему ты стоишь на морозе? – спросила учительница, узнавшая в запорошенной фигуре свою воспитанницу. Вид стоявшего рядом с ней Дымова обеспокоил Серафиму. – Все в порядке? – она строго посмотрела на беспризорника.
– Все хорошо, – тут же ответил он. – Я на минуту задержал Катерину Матвевну. Поговорить хотел.
– Поговорили? А теперь пора под крышу. Холодно ведь.
Серафима взяла Катьку за руку и тут же спросила, обратив строгий взгляд голубых глаз на беспризорника:
– Тебе есть куда идти? Замерзнешь ведь! Пойдем с нами.
Она протянула вторую руку Дымову, но тот отступил от них на шаг.
– В детдом? Нет, спасибочки. Мне есть где жить.
– Я вижу, – Серафима окинула взглядом его длинную фигуру, оценив от непокрытой головы и старого ватника до протертых разномастных сапог, перевязанных бечевкой. – А поесть тебе не нужно? У нас сейчас как раз обед будет.
– Нет, спасибочки, – снова повторил мальчик. – Мне пора. Пока.
Он кивнул Катьке, неловко от непривычности движения поклонился Серафиме и развернулся, чтобы уйти в снежную пургу. Оставшиеся смотрели ему вслед несколько мгновений, пока Серафима не потянула Катерину у дому. Уже закрыв за собой тяжелую дверь, заслонившую их от метели, учительница спросила:
– Он действительно не обидел тебя? Он ведь из беспризорных. Разве не с ними у вас бесконечные конфликты?
– Нет. В смысле – не обидел.
Катька взяла веник, выставленный у дверей Василием Егоровичем, и начала отряхивать от снега валенка – свои и Серафимины.
– А что он хотел?
– Гулять звал, – веник перешел на запорошенные пальто.
– Гулять? В такую погоду?
– Нет, потом.
– Гулять? – в задумчивости повторила Серафима.
– И я сказала ему, что больше драк не будет, – взгляды атаманши боевого отряда и воспитательницы детского дома встретились.
– А он…
– Он у них главный.
Серафима подняла брови. Но промолчала. Собеседницы направились по длинному коридору – Катерина шла в свою спальню, а Серафима – к лестнице, ведущей на верхние этажи здания.
– Может быть, его надо было уговорить прийти к нам? – задумчиво сказала наконец Серафима. – Накормили бы…
– Он не пошел бы, – пожала плечами Катька. – Не волнуйтесь, Серафима Пална! Он действительно только гулять звал.
И она прибавила скорости, чтобы помчаться в спальню девочек в конце коридора. Воспитательница проводила ее взглядом и, покачав головой, отправилась к себе.