Бальзам Авиценны
Шрифт:
– Ничего не поделаешь.
– Федор Андреевич вздохнул.
– Чем еще я могу доказать, что никак не связан с похитителями Лючии?
– Может быть, напишете вашему посланнику в Ватикане?
– Маркиз испытующе поглядел в глаза гостя.
– Сейчас в Риме мой сын, и я обещаю доставить письмо и ответ с головокружительной скоростью.
– Хорошо. Признаться, я сам так думал. Наверное, стоит написать и в Турин?
– Там обычная столичная неразбериха, - поморщился отец Франциск. Он положил перед капитаном лист плотной бумаги, подал перо и чернильницу.
Кутергин быстро поставил в верхнем правом
– Мы сегодня же отправим ваше послание, - заверил маркиз, разглядывая незнакомые буквы.
Федор Андреевич понял: перед тем как отправить письмо, его непременно покажут специалисту, разбирающемуся в славянских языках. Что же, маркиз имеет полное право на недоверие.
– Как себя чувствует Лючия?
– поинтересовался капитан, когда на стол подали первую перемену блюд.
– Она переволновалась, - отпив из бокала, сдержанно ответил Лоренцо.
– Шейх Мансур-Халим наш близкий знакомый.
Федор Андреевич застыл с открытым ртом: вот это новость! Но каким образом итальянский аристократ связан с мусульманским ученым? Нет, положительно от всего этого голова пойдет кругом.
– Вы не ослышались.
– Исподтишка наблюдавший за капитаном хозяин дома едва заметно улыбнулся.
– Шейх близкий нам человек. Мне хотелось бы помочь ему. Мансур-Халима нужно спасать! Эти люди очень опасны.
– О да.
– согласился Кутергин, вспомнив жгучее солнце пустыни и недавнее путешествие из мертвецкой на волю по вентиляционной трубе.
– Они устроили за мной настоящую охоту. На свою беду я повстречал знакомого художника из Санкт-Петербурга, некоего Раздольского, он отнял у меня драгоценное время и...
– Он в Генуе?
– живо заинтересовался маркиз.
– Раздольский? Говорят, многие ваши художники приезжают учиться в Италию... Кстати, не желаете после ужина совершить небольшую прогулку?
– С удовольствием, - не стал отказываться капитан.
Его так и подмывало расспросить, откуда шейх известен итальянцу, но тут отец Франциск завел рассказ о каких-то путаных церковных делах и стал просить синьора Лоренцо оказать помощь в их разрешении. Прерывать священника Кутергину показалось неудобным, и он решил отложить этот разговор до более удобного случая. К тому же у него создалось впечатление, что падре специально не дал ему развить тему о знакомстве маркиза и магометанина. Ладно, хозяевам виднее.
Лючия к столу не вышла и, пользуясь отсутствием дам, - как понял капитан из разговоров за ужином, маркиз овдовел несколько лет назад, - мужчины выкурили по сигаре. Потом синьор Лоренцо пригласил гостя спуститься во двор. Там стояла карета, запряженная четверкой великолепных лошадей, а подле нее гарцевали десятка полтора верховых с ружьями. Все это напоминало выезд на охоту, если бы не отсутствие собак.
– Мы поедем в экипаже, - предупредил хозяин.
В салоне кареты Федор Андреевич с удивлением обнаружил кряжистого старика в широкополой шляпе и потертой куртке. Зажав в зубах прокуренную трубку, он сдержанно кивнул Кутергину. Маркиз представил ему гостя:
– Знакомься, Пепе. Это русский капитан. Два дня назад он высадился в Генуе, и там его чуть не убили.
–
Кто?– хрипло спросил старик, не вынимая трубки изо рта.
– Расскажите ему, - посоветовал Лорснио и приказал кучеру трогать.
Карета миновала темные аллеи марка, и вскоре подковы лошадей застучали по проезжей дороге.
– Карло говорил о людях антиквара, - пожал плечами Кутергин.
– Скрипач и Пьетро помогли спрятаться в морге больницы Святого Себастьяна, но меня нашли и там. Пришлось отступать.
– Он спас Лючию, - сообщил Лоренцо. Лицо Пепе сразу сделалось мягче, и он ласково поглядел на русского.
– Кто твой друг Карло?
– Бродячий скрипач. Он добрый знакомый капитана тендера Сулеймана.
Старик не понял или сделал вид, что ничего не понимает, и Федору Андреевичу пришлось рассказать историю своего пребывания в Генуе со всеми подробностями. Пепе слушал очень внимательно и часто бурно выражал одобрение или негодование: видно, услышанное его очень заинтересовало. В довершение всего маркиз показал ему часы, взятые капитаном в качестве трофея. Кутергин заметил, как сразу резко изменилось выражение лица старика, когда он увидел брелоки с перламутровыми рыбами. Зажав часы в большом загорелом кулаке, он наклонился к синьору Лоренцо и шепнул ему несколько слов. Тот кивнул в ответ.
Неожиданно карета остановилась. Вооруженные верховые окружили ее. Пепе открыл дверцу и легонько свистнул. Из темноты появился подросток и выпалил:
– Дом пуст. Они уехали.
– Посмотрим?
– Старик повернулся к маркизу. Тот молча вылез из экипажа и с раздражением в голосе спросил:
– Где это?
– Там, - показал подросток куда-то в темноту, разорванную редкими огнями фонарей.
– Совсем рядом.
Маркиз направился в указанном направлении. За ним поспешили Пепе и капитан. Обогнав их, проскакали несколько всадников и влетели во двор трехэтажного особняка, окруженного заросшей колючим кустарником решетчатой изгородью. Зажгли фонари, и по стенам заметались уродливые тени.
Кто-то повел их наверх, показывая дорогу синьору Лоренцо. На третьем этаже перед ним распахнули дверь узкой, скудно обставленной комнатки с единственным окном, выходившим во двор. Маркиз подошел к нему, распахнул рамы и выглянул. Пепе молча сосал трубку. Федор Андреевич недоумевал, что все это значит?
– Здесь они держали Лючию, - объяснил Лоренцо.
– Отсюда она бежала.
Кутергин тоже свесился через подоконник, увидел далеко внизу каменные плиты двора и подумал, что девушка удивительно отважна. Видимо, Лючия во всех подробностях описала место своего заточения, и Лоренцо хотел накрыть здесь злодеев, застав их врасплох, но они скрылись раньше. Теперь стало понятным, зачем столько вооруженных людей.
– Осмотреть все, - приказал маркиз.
– Самым тщательным образом!
Вскоре его позвали в одну из комнат второго этажа. Пепе и капитан пошли за ним. Один из парней показал легкие царапины на стене над кроватью и смущенно сказал:
– Я не знаю, то ли это?
– Все правильно, дружок, - похлопал его по плечу старый Пепе.
Лоренцо поманил Федора Андреевича и указал ему на царапины. Наклонившись, Кутергин увидел значок, удивительно похожий на один из тех, что выжжены на амулете. Неужели его оставил слепой шейх?