Бамбуковая колыбель
Шрифт:
В зале набралось не меньше тысячи девчонок. Все ждали, пока назовут их имена и разделят по классам Моих подружек всех вызвали, а меня нет. Наконец, я осталась в зале совсем одна. Эта женщина, которая всех вызывала, уже хотела ко мне подойти и спросить что я тут делаю, но тут прибежала Браха Поллак и сказала, что учитель в ее классе прочел список, и там есть мое имя! Просто они в суматохе забыли вписать меня главный список. Какое счастье! Я от всей души поблагодарила Всевышнего, что Он послал мне подружек не оставил меня одну.
Когда я шла в класс, я мысленно готовилась, что сейчас на меня все будут смотреть и задавать вопросы
Но никто на меня не смотрел, и никто ничего у меня не спрашивал! Вот так начался мой новый школьный год.
13 октября 1986 года
Дорогой дневник.
Заниматься очень трудно. Самая
29 октября 1986 года
Дорогой дневник.
Сегодня произошла очень смешная история. Мы с Мириам Гейслер возвращались на автобусе с Симхат Бвйт а-Шоэва. Напротив нас сидели три маленьких хасидика лет шести. Они сначала разговаривали между собой, а потом один из них поднял глаза и (как обычно) начал таращиться на меня. Другой повернулся посмотреть, чего он таращится, и теперь перед нами было уже два хасидише кинделе, которые таращились на меня в полном обалдении. Потом третий заметил, что эти двое его не слушают, и он вроде как говорит сам с собой, и их стало уже трое — три хасидише кинделевытаращенными от удивления глазами. Один спросил: «Меир, как ты думаешь, она китаянка?» Тот стал было говорить: «Нет» — но тут Мириам сказала, вроде бы обращаясь ко мне, но вслух, так что они услышал «Вы, бараны, никакая она не китаянка, она еврейка; — и этот Меир договорил: “Нет, она еврейка”. Тот третий хасидик сказал: “По-моему, она сефардка”. А второй: “Может быть, она ашкеназка?” (а ведь я действительно ашкеназка). Третий ответил: “Да нет, разве не видишь, она китайская еврейская сефардка”. Мы с Мириам чуть не лопнули со смеха, а они никак не могли понять, что тут смешного. Так что теперь я могу официально называться “Китайская сефардская еврейка”!!»
3 января 1987 года, Моцаэй шабат
Дорогой дневник.
Со мной приключилась ужасно неприятная история! Как говорит моя подруга Эппи — вечно со мной приключается что-то особенное! Я пошла в Меа Шаарим покупать иголки. Я вошла в магазин и попросила махатоним. На иврите иголки — махатим, и я просто перепутала два слова. Хозяин посмотрел на меня, как будто я сумасшедшая, и попросил повторить. Я говорю: махатоним(на иврите — свахи). Он говорит: «Слушай если тебе нужны махатоним, то ты не туда попала. Ты думаешь, я шадхан(занимаюсь сватовством)? Если тебе нужны махатоним, поднимись наверх, к госпоже Сегал, она как раз этим и занимается.» Я подумала: «Ой-ваа-вой, мне совсем не нужна сваха, мне нужны иголки!» Пришлось мне ему сказать, что мне нужны те махатоним, которые лежат у него на витрине. Ну, тут он уже совсем убедился, что я идиотка. «Ты видела махатониму меня на витрине? А ну, покажи!» Я показала. «Ах, махатим?! Так бы сразу и сказала!»
18 мая 1987 года
Дорогой дневник.
Сегодня я ехала из школы домой на тридцать девятом автобусе с Брахой Поллак. Мама родная, ну и толпища — я еле влезла! Нашла щелочку между дверью и креслом водителя и втиснулась. Повернуться — и то невозможно. И надо же — водитель оказался совершенно чокнутый на азиатах. Он тоже принял меня за японку, как многие. «Япанит, —говорит он мне, — ат коль ках яфа. (Японочка — ты такая хорошенькая!)» Ну, я сразу приняла свою обычную защитную стойку: не обращать внимания! отвернуться! отойти! Но отойти я никак не могла — даже отодвинуться было невозможно, не то что отойти. Но это еще были цветочки. Он сначала только таращился и задавал всякие глупые вопросы, как обычно. Но потом он стал за мной ухаживать по-настоящему! Он стал мне петь серенады и арии из опер!! Я даже не знаю, что он там пел. Наверно, из Моцарта. Или из Верди. Или из Пуччини. Все равно, это было просто ужасно. Если
бы можно было просверлить дырку в полу и провалиться в нее, я бы так и сделала. Браха смеялась, как сумасшедшая. Я видела, что все мои знакомые из нашего квартала на меня смотрят. Они никак не могли понять, что тут происходит. Мама родная, ну и ситуация!Наконец, подъехали к нашей остановке. Я вся кипела. Я в таких случаях обычно ничего не говорю, ж тут я ему сказала таким надменным тоном: «К вашему сведению, я не японка, а китаянка». Но он меня даже не услышал! Я пошла по улице Писга, смотрю — он ведет автобус рядом со мной, очень медленно, и кричит через открытую дверь: «Что? Что ты сказала?!» Хуже некуда. Только представить себе — автобус, который едет за тобой по улице! Ну, потом он все-таки отстал. Так что мне урок: с такими типами никогда не стоит вступать в разговоры!
П.С. Вечером папа сказал, что господин Гольдштейн, который возвращался с урока даф йоми, тоже ехал в этом автобусе и слышал, как этот водитель пел мне серенады. На последней остановке, когда все вышли, и водитель остался один, господин Гольдштейн к нему подошел и сказал, что я живу в этом квартале что у меня особенная история, и поэтому меня огорчает и выводит из себя, когда окружающие начинаю обращать на меня внимание. А водитель сказал: «Во как? Я не знал. Пожалуйста, передайте ей, что я прошу прощения.» Это очень мило со стороны господина Гольдштейна. У меня сразу стало легче на душе. Может, мне стоит почитать что-нибудь про оперу?
24 августа 1987 года
Дорогой дневник.
Угадай, что произошло!!! Моя самая, самая лучшая подруга — да, да, Эппи Толедано — выходит замуж! Я так волнуюсь! Конечно, я-то знала с самого начала, что они поженятся — достаточно было на них посмотреть, чтобы сразу догадаться!!
Его зовут Джеймс Ласри, и ему двадцать лет. «Ворт» был 23 августа. Все прошло отлично, и Эппи выглядела просто сногсшибательно. Мы все время обнимались и подмигивали друг другу.
Я так волнуюсь, что ничего больше не могу писать!
25 августа 1987 года
Дорогой дневник.
Теперь я уже успокоилась, и мне нужно много всего записать. Я так волновалась, что готова была кричать на весь мир. Я знала об обручении уже за два месяца, еще когда это было неофициально. Так что мне, с моим ротиком, было очень трудно удержаться. Но я молчала целых восемь недель и шесть дней! Ну, зато теперь я дала!! Я действительно кричу на весь мир!
Но на самом деле меня это немножко пугает, потому что это значит, что мы становимся старше. То есть, я имею в виду, что мы уже больше не дети. Мы выросли. Так странно, что твоя лучшая подруга — та девочка, с которой ты столько пережила, с которой вы целые ночи подряд смеялись и, вообще, все, ну, буквально все делали вместе, — теперь уже невеста. Ты понимаешь, что я имею в виду?
Но все равно, я желаю ей и Джемми хорошей счастливой семейной жизни, много «нахес» и кучу детей, чтобы они выросли настоящими бней Тораи бнот Исраэль.
26 августа 1987 года
Дорогой дневник.
Я вся киплю от возмущения. Как это люди болтать языками! Лишь бы болтать! Если тебе не о чем говорить, займись Торой!
Я так злюсь, потому что у нас в Байит Ваганевсе только и знают, что чешут языками по поводу Эппи — какая она чокнутая, что обручается в шестнадцать лет, а в день свадьбы — Б-г даст, это должно произойти 29 ноября — ей будет всего шестнадцать с половиной. Это меня ужасно возмущает, потому что Эппи совсем расстроилась от таких разговоров. Я с самого начала знала, что люди будут чесать языками. Но я не хотела ей говорить! Я знала, что она расстроится.
То есть, я хочу сказать, что одно дело, когда говорят, будто меня нашли в мусорном ящике или в свертке, подброшенном к дверям нашего дома, или на каких-то раскопках, где работал мой отец — как будто он археолог, а не социолог! (И вообще, тогда мне было (пять тысяч лет, а не пятнадцать с половиной!) Или что лежала на рельсах, и отец прыгнул прямо под поезд, чтобы меня спасти. (Этот вариант папе нравится больше всего.) То есть, я хочу сказать, какие только глупости люди не выдумывают! Но это я сейчас так говорю, а раньше я, конечно, так не думала. Раньше меня это очень обижало. Да, я забыла еще одну глупость — будто я жила у христианских миссионеров (моих родителей), и они, вроде бы, пытались обратить меня в свою веру.