Банда - 3

– Какие-то анекдоты у вас туг...
– поежился Пафнутьев.
– Веди меня к нему. Хочу видеть этого человека, - Пафнутьев поправил во внутреннем кармане диктофон, еще раз нащупал пусковую кнопку, поскольку не часто ему приходилось прибегать к помощи этой изощренной техники. Да и в качестве доказательства подобные записи стали признаваться совсем недавно.

Поднявшись на этаж выше, Пафнутьев сразу ощутил себя в родной обстановке - в конце коридора маячил омоновец в пятнистой форме и с автоматом, второй прохаживался вдоль палат, третий маялся на лестничной площадке. Все они с подозрением проводили его взглядами, и, не будь рядом Овсова, вряд ли ему удалось бы вот так просто преодолеть эту преграду.

– Были попытки?
– спросил Пафнутьев, кивнув в сторону пятнистой охраны.

– Были, - кивнул Овсов.

– Отразили?

– Отрезали, - поправил хирург.

– Это как?

– Просочился один как-то... Не знаю, то ли белый халат на себя напялил, то ли еще как... В общем, просочился на этот этаж, но как-то себя выдал... Ты не смотри, что ребята выглядят немного сонными... Это обманчивое впечатление. Ну, рванулся мужик в какую-то палату, однако оказался недостаточно шустрым... Омоновец дал короткую очередь, гуманную такую, по ногам...

Вот одну и пришлось отрезать. Ему повезло, что все в больнице произошло, а то бы от потери крови скончался.

– Важную жилу перебили?

– Вену, - поправил Овсов.

– Будет жить?

– Будет... Но что это за жизнь?

– Да, с протезами тяжело. Закупать приходится, - сочувственно проговорил Пафнутьев.
– Я слышал, несколько эшелонов заказали в Германии. Сейчас, кстати, вся Европа работает на нас - протезы штампуют тысячами, миллионами, детские, взрослые, женские. Даже по национальностям как-то различают.

– Остановись, Паша... Пришли.

Ерхов лежал, глядя в потолок. Лицо его было покрыто рыжей щетиной, белесый взгляд казался отрешенным. Увидев Овсова, он оживился, чуть сдвинулся, попытался подтянуться повыше на подушку.

– Ну что, доктор?
– спросил он и одними лишь этими словами подтвердил все, что Овсов говорил о нем Пафнутьеву.
– Надежда есть?

– Надежда умирает последней, - неловко пошутил Пафнутьев и, только произнеся эти слова, понял, что промахнулся. Ерхов затравленно взглянул на него, побледнел, хотя, казалось, куда ему дальше бледнеть.

– А сам-то как?
– спросил Овсов.

– Да вроде держусь... Или это только кажется?

– Везет тебе, старик!
– решительно заявил Пафнутьев, нащупав, наконец, тон, которым можно говорить здесь, в этой палате, с этим больным. Овсов с удивлением посмотрел на него, но вмешиваться не стал.

Для себя он уже определил состояние Ерхова по его вопросам, цвету лица, а температуру и прочие показатели состояния организма он знал по донесениям сестричек.

– Что значит везет?
– насторожился Ерхов.

– Ну, как же! Твой приятель уже в лучшем мире обитает, похороны состоялись, народ свое отрыдал... А ты здесь балдеешь, на снегопад любуешься... Конечно, везучий.

Овсов только головой крутнул, услышав слова Пафнутьева, но опять промолчал, не приходилось ему еще видеть друга при исполнении обязанностей. Овсов понял - Пафнутьев решил не успокаивать Ерхова, не лишать его трепетного состояния и страха за свою жизнь. Видимо, так ему проще было задавать вопросы.

– Это из прокуратуры, - пояснил Овсов.
– Хочет с тобой поговорить... Побеседуйте пока, а я пройдусь по палатам.

– Это.., обязательно?
– спросил Ерхов.

– Это более важно, чем твое выздоровление, старик!
– опять брякнул Пафнутьев что-то несусветное, и Овсов поспешил выйти.

– Почему более важное?

– Потому что твое выздоровление - дело решенное. А я здесь представляю многих людей, для которых все испытания впереди. И потом, ты же должен подумать, что будет с тобой, куда отправишься, чем займешься после того, как выйдешь отсюда, если выйдешь, конечно.

– А почему могу не выйти?

– Некоторых выносят.

– Что... К тому идет?

– Старик, какой-то ты запуганный... Так нельзя. Это плохо. Держись, и все будет в порядке. Ты попал в руки лучшего врача этого города.

– Точно?
– с надеждой в голосе спросил Ерхов.

– Сам не видишь?

– Вообще-то да...

– Он показывал пулю, которую вытащили из твоего бездыханного тела? Нет? Значит, не хотел тебя расстраивать. А мне показал. Даже подарил на память.

– А почему вам, а не мне?

– Потому что она мне нужнее. Я по этой пуле узнаю, кто в тебя стрелял, из какого ствола, в кого еще стрелял или намеревался выстрелить.

– Баллистическая экспертиза?

– Не совсем, но уже где-то рядом бьешь...
– Пафнутьев придвинул табуретку и в тот момент, когда повернулся к Ерхову спиной, изловчился нажать в кармане кнопку диктофона.
– Поговорим, - сказал он, усаживаясь плотно и всем своим видом давая понять, что разговор будет неторопливый и обстоятельный.

– Ну что ж...
– пробормотал Ерхов" - Пусть так...

– Пару дней назад имел подробную беседу с Вовчиком, - сказал Пафнутьев как бы между прочим.

– Неклясовым?!

– Да, - Пафнутьев махнул рукой, давая понять, что это событие для него не столько уж и важное.

– Его взяли?

– В собственном кабинете с ним беседовал, - сказал Пафнутьев чистую правду. Лукавил Павел Николаевич, но что делать, это все-таки лучше, чем врать и постоянно бояться разоблачения. Даже в беседе с отпетым бандюгой не мог Пафнутьев скатиться к откровенной лжи, даже в таком вот положении не забывал он о собственном достоинстве. Гордыня это все, гордыня, но он не собирался отказываться от нее.

– О чем?
– спросил Ерхов, глядя в потолок.

– На столе перед нами лежал железный кружочек.
– Пафнутьев вынул из кармана и показал Ерхову крышку в целлофановом пакете.

– А почему в мешочке?
– с нервной улыбкой спросил Ерхов.
– Порезаться боитесь?

– Потому в мешочке, что все самые ценные вещи человек склонен прятать в мешочек, - рассмеялся Пафнутьев.
– А если серьезно - отпечатки пальцев хочу сохранить.

– Понятно, - кивнул Ерхов.
– Я как-то забыл, с кем разговариваю.