Барин-Шабарин 3

Присел и Фабр, с видимым усилием взяв себя в руки. Губернатор, казалось, исчерпал свой запас бунтарской энергии и теперь был готов идти на существенные уступки, только бы вернулось то спокойствие, что было еще вчера.

— Я готов предать некоторые документы огласке. Но никакое Третье Отделение в этом участвовать не будет. Более того, нам нужно каким-то образом договориться с князем Воронцовы, — увидев удивление на лице губернатора, ревизор усмехнулся. — Вы что, действительно считаете меня абсолютным злодеем? Удивлены, что я хочу найти какой-то компромисс?

— Сколько же, однако, губерния передавала денег? — решительно спросил Фабр.

Он прекрасно понимал, что отчисления от коррупционной схемы в Екатеринославской губернии куда-то уходили. Конечной точкой наверняка являлись люди, которые занимают высокие посты в современном правительстве Николая Павловича. Но вот о масштабах, о том, сколько именно денег туда уходит, Фабр ещё только догадывался. По его наблюдениям, эта сумма была не менее чем с пятью нулями, как бы и не миллион.

— Достаточно было бы трёхсот двадцати тысяч рублей, но серебром, — после некоторых раздумий ответил ревизор.

В некотором замешательстве Фабр стал подсчитывать, сколько он лично мог бы дать от этой суммы, чтобы выиграть ровно год. А уже после что-нибудь придумать, чтобы всё же расплачиваться.

Яков Андреевич, прекрасно понимая, что к императору не подобраться, да и сам государь должен кое-что о всей системе знать и понимать её суть, не верил в то, что скандал, который уже начал разгораться в Екатеринославской губернии, можно решить справедливым образом. Земского исправника в любом случае придётся сменить, возможно, дворянство захочет переизбрать кого-либо иного вместо предводителя Екатеринославского дворянства Франка, а главный полицмейстер должен быть арестован. Пройдут чистки в других городах Екатеринославской губернии.

И всё это было бы хорошо, замечательно, если бы не один факт: передать всё те же деньги наверх всё равно придётся. И если не Фабру, если он всё же откажется это делать и будет смещен с поста или даже убит, так другому губернатору. И кто может гарантировать то, что на место Якова Андреевича придёт человек честный и продолжит его борьбу? Такого просто не поставят в перспективной губернии.

И всё вернётся на круги своя.

— Там, — Фабр поднял палец кверху, — не сделают, кхм, различий, откуда именно будут приходить деньги?

Подобаев выразительно хмыкнул.

— Нет, я прошу вас, не принимать, словно Господь, мученичество. Вы что, действительно намерены отдать свои средства? И у вас их станет? — спросил Подобаев.

— Не станет. Ну вы же прибыли не за полной суммой? Возможно ли до конца года выплатить? — сказал Яков Андреевич Фабр, а Арсений Никитич Подобаев поморщился.

Ревизор чувствовал себя скотиной. Уже давно не просыпались в нём подобные эмоции. Ведь вся эта ревизионная проверка — не что иное, как мытарство по уплате теневых податей российским элитам.

Подобаев, быстро пробежав глазами по рукописным документам, стал осознавать, какой же вице-губернатор Кулагин был тварью. Получив власть, поняв, что Фабр поставлен на губернии лишь как вершина горы, которая не должна смотреть, что творится у подножия, Андрей Васильевич Кулагин заигрался в свои криминальные игры.

Предыдущая ревизионная проверка, в которую входил также Подобаев, выявила некоторые факты про губернатора. Но тогда казалось, что связь с российской элитой держится именно на Кулагине. Он исправно платил, умело делал так, что ни про одного из его людей за пределами губернии не было известно. Слухи же ходили разные, и все указывало на то, что Кулагин всё больше начинает заигрываться, что его нужно было уже как-то умерить. Но слухи — это одно, а вот исправность исполнения всех тех поручений, требований, которые предъявлялись Андрею Васильевичу Кулагину — совсем другое. Его прикрывали на самом верху, а он лишь платил немного больше, чем требовалось.

Наступила небольшая пауза. Массивные часы, стоявшие на шифоньере, показывали четверть восьмого вечера. Время ужина и беседа ревизора и губернатора явно затянулось. В это же время в кабинет губернатора Екатеринославской губернии постучались, последовало приглашение от хозяина кабинета войти, на пороге престал помощник ревизора.

— Ваше высокоблагородие, я могу говорить по поручению, что вы мне дали? — спрашивал помощник ревизора.

— Говори, Миша, — махнул рукой Подобаев, а Фабр поморщился.

Якову Андреевичу было неприятно, что в его кабинете кто-либо иной, кроме его самого, смеет распоряжаться. Но губернатор посчитал, что не стоит усугублять и без того крайне сложную и противоречивую ситуацию.

— Господин Шабарин нынче пребывает в ресторации «Морица». Под всеобщее одобрение и рукоплескания исполняет песни, — доложил помощник ревизора.

— Я надеюсь, что не крамольные? — спросил Подобаев. — Чай, в Европе неспокойно, революсьены бесчинствуют. Это дело, конечно же, не моё, а Третьего Отделения, но всё же. О чём те песни?

Яков Андреевич Фабр также выразил своё и удивление, и любопытство.

«Какой, оказывается, у меня будущий помощник! И жнец, и швец, и на дуде игрец!» — подумал губернатор и краешком губ почти незаметно улыбнулся.

— Господин Шабарин поют о любви, об офицерах, аж до слез, ваше высокоблагородие, так душевно, что, уж простите, пришлось послушать песни, а опосля бежать к вам с докладом, — повинился помощник ревизора.

— Ваше превосходительство, не составите ли мне компанию, дабы отужинать в ресторации «Морица»? — спросил ревизор.

— Прошу простить меня, — нерешительно сказал помощник ревизора. — В той ресторации мест нету.

На это Подобаев не слишком громко, но и без ужимок рассмеялся.

— Для нас — найдут! — сквозь смех сказал ревизор.

— И я бы попросил бы вас, господин ревизор, уделить время господину Шабарину. Мне было бы крайне интересно ваше мнение об этом юноше. Что-то в этом молодом человеке не так. И я до сей поры никак не могу понять: все эти бумаги, борьба с Кулагиным, — что это… Порыв глупости, свойственный молодому человеку, или тонкий расчёт? — сказал Фабр, явно повеселевший.

Яков Андреевич понял, что для него не всё потеряно, и что можно каким-то образом выйти из ситуации даже победителем. Долгое время его мучило то, что он был свидетелем преступлений, но закрывал на это глаза, отрекаясь от зла — а зло было вокруг него. И теперь есть возможность что-то изменить.

«Ай да Шабарин, ай да сукин сын!» — подумал Яков Андреевич Фабр, всё ещё пока губернатор Екатеринославской губернии, когда уже выходил из своей кареты и направился к дверям ресторана «Морица», у входа в который все еще стояли желающие попасть внутрь господа и дамы.