Барин-Шабарин 3
Шрифт:
Глава 12
Я сидел в своем кабинете и составлял бизнес-план развития Екатеринославской губернии. Именно так, в кабинете, да ещё и в своём. Правда, всё равно приходилось делать ставку на временное проживание с поиском себе дома, так как уже неделю я жил в «Морице». Я прекрасно понимал, что занимать здесь сразу два больших номера — это серьёзный убыток для гостиницы. Между тем, как это ни странно, но я предприятию даже приносил и некоторую прибыль. По крайней мере, каждый вечер именно в ресторане «Морица» всегда была полная посадка.
Я не заделался ресторанным певцом, лишь ещё один раз взял в руки гитару, но песни, принесённые мною из
Вместе с тем, публикация буквально десяти процентов, может, немногим больше, документов, обличающих коррупционную составляющую губернии, вызвала шквал негодования. Правда, все пересуды больше напоминали разговоры на кухне или философские беседы словоохотливых таксистов из будущего.
У меня складывалось впечатление, что больше всех негодовали именно чиновники, которые, если хорошенько провести следствие, обязательно окажутся соучастниками ряда преступлений и пособниками деятельности Кулагина. Как водится, громче всех кричит «держи вора!» самый настоящий вор.
— Господин Шабарин, — после непродолжительного стука в дверь в кабинет вошёл мой временный секретарь, один из расторопных и сообразительных половых из ресторана. — К вам господин Климов.
— Так чего же ты держишь уважаемого человека в коридоре? — нарочито громко сказал я, чтобы обязательно Климов услышал.
Дмитрий Иванович Климов, пока ещё не утверждённый, но исполняющий обязанности вице-губернатора, степенно зашёл в мой кабинет.
Я плотно работаю сейчас в связке именно с ним. И даже нахожу, что Климов, несмотря на то, что весьма увлекающаяся персона — достаточно деятельный чиновник. А то, что он увлекающийся, так это, наверное, даже на пользу, так как-то, что я собираюсь предлагать губернатору и всей Екатеринославской губернии, может воплотиться в жизнь лишь только теми людьми, у которых горят глаза и пылает сердце, как бы пафосно это ни звучало.
В тот сложный день, когда я смог определить убийцу Кулагина, когда состоялась перестрелка, кстати, немало отрезвившая меня, так как действовали мы из рук вон плохо, так вот, тогда же вечером, даже ночью, мне пришлось собрать все свои силы в кулак и выдержать ещё один очень серьёзный, во многом неприятный разговор.
Ревизор Подобаев начал наше знакомство с наезда и сразу же попытался показать, кто на самом деле хозяин в губернии. Этот человек, фамилия деда которого, скорее всего, была Подобайло, сперва вёл себя бесцеремонно, всё пытался определить, какого я поля ягода. Но меня на мякине не проведёшь. Арсений Никитич Подобаев вполне был предсказуем, потому через полчаса нашего разговора, начавшегося весьма жёстко, мы начали понимать друг друга чуть лучше.
Смягчилась риторика, и я даже предложил систему, при которой губерния будет отдавать те деньги, что и раньше, но только потому, что губерния будет больше зарабатывать. Я потребовал, раз он представляет какую-то башню Кремля… Или что там в Петербурге в Зимнем дворце? Прикрытый тряпкой стыд атлантов у Эрмитажа? Пусть другая аллегория: если он представляет одну из голов Гидры, то пусть не только забирает, но и помогает. В чем именно нужна будет помощь, я после определю.
Да, мне неприятно осознавать, что моя борьба с системой требует перегруппировки и некоторых временных уступок. Поговорка про то, что слона нужно есть
по кусочкам, мне было знакома. И она отменно подходила к сложившейся ситуации. Мне указывали на то, что уже некие силы, и я догадывался, какие, пошли мне навстречу и дают даже шанс что-то предложить для обустройства губернии. В ответ мне предлагалось отдать все документы.Я не пошёл тогда на это.
Пусть я только фигура на шахматной доске, которую можно смахнуть без ущерба для всей шахматной партии. Но только лишь в том случае, если у меня нет в рукаве козырей. Нет, документы я не отдал, но пришлось пойти на уступки.
Странное дело, но хватило моего честного слова, что я не буду без согласования с губернатором использовать какие-либо документы. Насколько же этот мир противоречив! С одной стороны, понятие чести — вроде бы, и не пустой звук, но гнили от этого меньше не становится. Я же прекрасно понимал, что в нынешнем своём социальном статусе воевать против высшей российской аристократии я не способен. Это словно выйти на поле боя с дубиной против танка и кричать, ударяя по люку, чтобы враг сдавался.
Нет, мне нужно становиться сильнее, весомее, моё имя должно быть известно даже в Петербурге, чтобы было сложнее меня сковырнуть, чтобы со мной считались.
— Мы с господином Марницким выполнили вашу просьбу, — сказал Климов, присаживаясь рядом с моим рабочим столом. — Все обвинения с господина Садового сняты. Но я не понимаю, с чего вы так об этом печетесь?
Дмитрий Иванович посмотрел на меня с прищуром, будто исключая ложь. Он уже намекал, что я будто бы поймал золотую рыбку и потратил свое желание на абсолютно незнакомого мне человека. Климов не знал истории о Марте-Марии, как не мог знать и того, что девушка со своим братом сейчас у меня. Вместе с тем я надеялся, что Садовой отработает те вложения, что я уже в его самого и в его детей сделал.
— Если господин Садовой вдруг каким-то чудесным образом появится в Екатеринославе, то он окажется абсолютно невиновным человеком, а также ему будет возвращено имущество, — сказал Климов и пристально, выжидающе смотрел на меня.
Из того, как я просил за Садового, даже требовал справедливости в его деле, было нетрудно догадаться, что я что-то знаю об этом человеке. Кроме того, в гостинице, выходя только лишь в ватерклазет, Садовой и проживал. Для думающего человека несложно было догадаться, что я кого-то скрываю. Но догадка — одно, факты — все!
— Это прекрасная новость! — не сдерживая своей радости, сказал я.
— И когда, по вашему мнению, Садовой объявится? Я бы даже сказал, что воскреснет? — продолжая пялиться на меня, выспрашивал Климов.
На самом деле, меня так и подмывало ему сказать, что хоть прямо сейчас, и отправить за реабилитированным архитектором — недалеко, в соседний номер. Хотелось попробовать заложить в основу наших отношений с Климовым доверие и честность. Я понимал, что именно с этим человеком мне придётся непосредственно контактировать и работать. Но признаваться, по сути, в преступлении, так как я скрывал Садового, беглеца и арестанта, пока мы с ним не перешли на дружескую ногу, я всё же посчитал неправильным.
— Могу ли я поинтересоваться, господин Шабарин, над чем именно вы трудитесь? — поняв, что признания не будет, спросил Климов, глазами указывая на стопку исписанных бумаг с различными чертежами, графиками, таблицами.
— Сие есть проект развития Екатеринославской губернии, как это вижу я, — отвечал я, подвигая стопку из не менее чем двадцати листов исполняющему обязанности вице-губернатора.
— Весьма любопытно, — сказал Климов, углубляясь в прочтение вступительной части бизнес-проекта.