Барин-Шабарин 3

Нужно сохранять хладнокровие, чтобы иметь возможность всё же придерживаться собственной линии поведения.

— Дуэль? — усмехнулся Кулагин. — С вами? Дуэль может быть лишь с достойным.

— Вы просто трус! И прячетесь за своей исключительностью. Но правда в том, что вы исключительный подонок, — спокойно произнес я.

— Вышвырните этого ублюдка! — завопил Кулагин. — Проучите его так, чтобы кровью харкал.

В помещение тут же ворвался Беляков, за ним вбежали двое охранников. Они вошли внутрь, а возле двери показался и мой десяток бойцов. Нельзя было допустить, чтобы захлопнули дверь, и Петро поставил свою ногу в дверной проем, препятствуя потугам Белякова закрыться внутри.

Мало того, как было условлено, Петро и еще пара моих бойцов отвернули обшлаги своих пиджаков, демонстрируя револьверы.

— Так ты, дворянчик, на деле — простой разбойник? — с деланой весёлостью ощерился Кулагин. — Привёл с собой ватагу? Что? Пушкина с его Дубровским перечитал?

— Я бы на месте маэстро Пушкина закончил то произведение иначе. Любое зло должно быть наказано, — сказал я.

Андрей Васильевич Кулагин был неплохим актёром. Но я всё же уловил некоторые перемены в его эмоциях. Он старался показать себя хозяином положения, властным человеком, перед которым я — лишь букашка, но, между тем, появление моих бойцов изменило то, как держался вице-губернатор. Андрей Васильевич Кулагин посматривал на штаны моих бойцов, глазки забегали, сам он немного будто примел. Не думаю, что вице-губернатор Екатеринославской губернии был извращенцем-садомитом, хотя и подобное не могу отрицать, ибо пидо… он редкостный. Но Кулагин увидел оружие и, что уж там, струхнул.

Петро и еще десяток бойцов стояли ещё пока в дверях, и крики Кулагина могли, да чего там, обязательно донеслись за пределы изолированного помещения. На то и расчет был. Пусть все екатеринославское общество, а еще и гости губернии слышат. Мне-то скрывать особо нечего — ну, почти…

Кулагин определённо боялся. Это было слышно в некоторых его интонациях, в том как он смотрел на меня, как искал глазами защиты у своих бойцов, понимая, что их всего-то двое, а десяток моих дружинных, которые заслонили всё пространство возле дверного проёма, мог показаться и вовсе чуть ли не сотней, если у страха глаза велики.

— Ты пришёл меня убить? — мне показалось, что даже с некоторой грустью пытался сказать Кулагин, но его голос дал петуха, и вице-губернатор взвизгнул.

Я со злорадством заметил, как помощник вице-губернатора отреагировал на этот конфуз своего хозяина. Наверное, ещё ни разу Беляков не видел своего хозяина таким растерянным, таким трусливым. Но я знал, что часто люди, стоящие у власти и на вид грозные, остаются таковыми только лишь до момента, пока не осознают, что они всего лишь смертные. И что такой вот я, воспринимаемый Андреем Васильевичем Кулагиным как безбашенный отморозок, способен убить вице-губернатора прямо в ресторане. И никакие административные меры принуждения, связи, деньги… Ничего не спасет. Может, меня и накажут — но это будет уже потом.

Именно на это у меня и был расчёт. Я понимал, что прямо сейчас тягаться с Кулагиным в кабинетах я не смогу. Хотя именно это все равно придется делать, но, как я надеюсь, уже на иных позициях. Но теперь я демонстрировал иное — решимость идти до конца. Хотел показать этому деятелю, что он всего лишь человек, и что пуля в лоб для него — вполне вероятное последствие нашего противостояния.

Что Кулагин сейчас думает? Пришёл какой-то сбрендивший, сошедший с ума, потерявший связь с реальностью дворянчик, который собирается его прямо здесь и убить. И подобное вполне возможно. Например, если задели мою уязвлённую честь. Ведь я уже произнес вызов на дуэль, однако могу получить сатисфакцию при отказе дуэлировать тем, что убью своего противника.

Кстати, если бы сейчас было время Александра II, с его судом присяжных, всеми этими либеральными реформами, то я даже подумал бы о том, чтобы просто пристрелить Кулагина, а потом нанять какого-нибудь адвоката, например, знаменитого в будущем Плевако, и разнести в пух и прах всё обвинение, сделавшись моментально героем для всей Российской империи.

Но времена Николая Павловича несколько иные. Подобное судилище общественности не покажут, о делах и деталях не расскажут. Но это понимаю я, а вот как это воспринимает Кулагин?

— Господин Кулагин, вы оскорбили меня, вы оскорбили госпожу Эльзу Шварцберг, вы унизили госпожу Марию Александровну Садовую, — я набрал в лёгкие как можно больше воздуха и прокричал: — Я вызываю вас на дуэль! Если Вы не забыли, что такое дворянская честь, то примите мой вызов. В противном случае можете ли вы быть принимаемым в честном обществе?

Установилась тишина. Даже в зале ресторана, откуда только что доносились звуки веселья и звон бокалов, стало почти что тихо. Антон Павлович Беляков смотрел на Андрея Васильевича Кулагина и ожидал, что тот скажет. У меня вообще складывалось впечатление, что помощник вице-губернатора чуть ли не создал из своего хозяина для себя кумира, образец, эталон чиновника. Хотя помощник почти наверняка осведомлён о тёмных делишках своего хозяина.

— Я же тебя уничтожу, — прошипел Кулагин.

— Что ж, господин Кулагин, я так и предполагал, — нарочито громко выкрикнул я, чтобы точно все услышали. — Вы отказали мне в дуэли. Потому поступили бесчестно.

— Ты… дрянь, ублюдок… — негромко, но зло говорил вице-губернатор.

— Вы назвали меня ублюдком? — делано взъярился я, выхватил револьвер у рядом стоящего Петро, насладился страхом и вжатыми плечами вице-губернатора и отдал пистолет.

Ва-банк иду? Так тому и быть. Теперь только победа!

Цель была достигнута. Я собрался поспешно выйти из отдельной обеденной комнаты ресторана «Морица», в которой почти что каждый вечер, но в субботу, так уж точно, изволили сладко кушать вице-губернатор екатеринославской губернии Андрей Васильевич Кулагин. Не только кушали, но еще и занимались развратом, как с той же Мартой-Машей. Она рассказала, как это происходит — и даже, пусть не без истерики и слез, но была готова свидетельствовать против Кулагина. Но я затаил эту карту в рукаве — и, может быть, там она и останется. Мария Александровна Садовая хочет забыть, что она была Мартой, так что пусть пробует, а я постараюсь в этом ей не препятствовать.

— Не вздумайте совершать опрометчивые поступки. Я уже нашел, кому передать тот самый блокнот, который вы с таким тщанием составляли, где очень много занятного и про вас, и про многих. Кстати, эти многие уже знают о том. И я поставил им условия… Но это не ваше дело. Некоторые вас готовы сдать… Государю передадут также кое-что. Вы же знаете, что у меня был прием? Я там все решил. Шах и мат! — сказал я и направился на выход.

Да, это было все полуправдой. Получилось через полицмейстера Марницкого пустить слух о том, что есть неоспоримые доказательства преступлений Кулагина. Нужно, чтобы змеиное кубло начало шевелиться. Когда грязь подымается наружу, начинают волноваться и те, кто может что-то менять. Вот пусть Фабр, наконец, берет власть в губернии в свои руки.

А завтра я попробую поговорить и с губернатором.

Глава 3

Нужно было уходить, чтобы не дать Кулагину опомниться и хоть как-то выстроить линию своей защиты. В случае Кулагина, не только придумать, как выкрутиться, но и атаковать. Интересно, а кто-нибудь с ним в таком тоне вообще хоть раз разговаривал? Наверняка, да. Те люди, которые, получив власть, начинают унижать людей, часто унижались ранее сами.

Да, я поставил Андрея Васильевича Кулагина, теневого хозяина губернии, в очень неудобное положение. Будь он хоть вице-губернатором, хоть самим губернатором, но он обязан теперь ответить как-то на мой вызов. Даже если бы он сейчас прикрылся запретом на дуэли… Хотя и это моветон и общество осудило бы. Вот только это общество начнет что-то говорить лишь тогда, когда поймет, что власть Кулагина ослабла. «Акела промахнулся», можно пробовать вспоминать Акеле былое и начинать огрызаться. Вот на такой эффект я, в том числе, и рассчитывал.