Барин-Шабарин 5

Но я не был бы собой, если бы не влез в дела военных поселений. Влез частью, и с выгодой для тех офицеров, что вынуждены служить в таких вот деревнях. Я договорился, что мне сдадут в аренду крестьян, чтобы распахать ряд пустошей, которые к моему удивлению в губернии были, ну а я скупал где только мог старые ружья и передавал администрации военных поселений. Теперь же я думаю по началу войны вооружить этих крестьян, одеть их, ну и использовать большей частью в обозах, лучших же собрать в отдельные охранные батальоны. Нужно же кому-то сопровождать медицинскую службу, обозы, охранять лазареты, пленных сопровождать. Такие батальоны помогут высвобождать солдат для фронта.

— Хотел, чтобы все услышали эти цифры… Более того все они будут в ближайшее время опубликованы в «Екатеринославских ведомостях» и даже в женском журнале, — сказал я и махнул рукой еще одному своему помощнику, Матвею Андреевичу Шкурко, который отвечал за статистику общих трат.

Шкурко говорил, а я ловил на себе женский то удивленный, то грозный взгляд, но все больше Лиза смотрела на меня с гордостью и любовью. Да, цифры были такие, что осознать их сложно. И я не говорил жене, что сколько что стоит и куда идут средства от продажи многих товаров и ресурсов, доля от которых принадлежала лично мне.

В целом получилось так, что за неполный год траты составили уже один миллион двадцать три тысячи рублей. Из этих денег только половина, причем даже меньшая — это Фонд. Чувствую, что вечером меня ожидает серьезный разговор с женой. Она даже не могла предполагать, какими суммами я ворочаю. Не знала Лиза и о том, сколько проектов финансировалось мной лично.

И как тут не удариться в махинации в Петербурге? Это еще всем повезло, что я презираю финансовые пирамиды. А то люди в этом мире не пуганные и свой «МММ» я бы создать мог, чтобы облапошить всех и каждого. Но, так или иначе, но хотя бы часть своих денег я хотел бы вернуть. Война только начинается, мне нужны свободные средства, чтобы быстро решать неминуемо возникающие проблемы.

Несмотря на то, что с развитием Екатеринославской губернии увеличивался и бюджет губернии, денег не хватало. Именно для того, чтобы я максимально подготовился к войне, задирались цены на многие ходовые товары. К примеру, цемент, производящийся на губернских заводах по стоимости относительно привозимого из Англии был в два раза дешевле, но сначала продавался ценой всего на тридцать пять процентов дешевле английского. А сейчас цемент и вовсе торгуется по цене заморского. Накрутка цены как раз-таки и помогала финансировать ландмилицию, мой собственный полк, осуществлять военное строительство, снабжать Севастополь и Николаев строительными материалами.

Мы еще обсудили частности, решили, кто и куда отправится в ближайшее время, после чего я закончил совещание, сам же отправился не в комнаты, в которых мы в этом же доме проживали с Лизой, а остался с подполковником Тарасом Судоплатовым. Хотела жена быть моей боевой подругой, значит, должна была понимать, что я не могу постоянно находиться рядом с ее юбкой. Вот для нее и будет испытание: если истерик не закатит, то позволю в ближайшее время оставаться за мной. Начнет же устраивать капризы, отправлю Лизу к ее дядюшке, Алексееву. Именно там сейчас в гостях наш сын Петр.

— Ты подал мне знак, чтобы поговорить. Что случилось? — спрашивал я Тараса, когда мы с ним остались наедине.

— Проследили. Только два часа назад пришли вести. Мирский залез в документы, два дня переписывал их, — сообщил Тарас Ефимович.

— У него что, писарей нет? Два дня… — усмехнулся я.

Я задумался. Именно Святополка Апполинариевича Мирского я собирался оставлять на хозяйстве в Екатеринославской губернии. Более того, я размышлял над тем, чтобы, когда стану губернатором, сделать все, чтобы Мирский был вице-губернатором. Мне было с ним вполне комфортно работать. Я даже долгое время считал своим другом. Я и сейчас, скорее, склоняюсь, что он мне более друг, чем кто-либо другой. Меня смущало то, как жестоко обращался Мирский со своей женой и детьми.

Он перевез семью в Екатеринослав лишь полтора года назад. И мне докладывали, что он даже поднимает на свою супругу руку. Она никуда не выходит, сидит, как в тюрьме. И повлиять на это нельзя. Общество осуждает, когда кто-то пробует лезть в чужие отношения. Вот и возникли сомнения, что Мирский со мной откровенен. Вспомнился и тот случай, когда он нанимал людей, чтобы заживо сжечь вдову Кулагину и ее любовника. Сейчас залез в мои бумаги, выискивая в них компромат.

— В остальном как он ведет себя? — спросил я.

— Закрутил роман с молодой женой градоначальника Павлодара, который уже две недели пребывал в Екатеринославе, — сообщил Тарас.

Я разочаровано вздохнул. Все-таки Мирский не тот человек, на которого можно полагаться. Обидно ошибаться в людях. Но то, что он начал после моего отъезда, и после того, как я своим распоряжением оставил его вместо себя, залазить в казну и вести аморальный образ жизни показывает теневую сторону этого человека.

— И еще, Алексей Петрович, — нерешительно говорил Тарас. — Он что-то замышляет. В городе были странные люди, не бандиты. Они были вооружены, с офицерской выправкой, но представлялись мещанами. Вели себя скрытно, хлебного вина не пили. С этими троими Мирский тайно встречался. О чем говорили, узнать не получилось, но встреча эта была.

Тарас для меня стал не просто командиром моего полка. Благодаря его связям с криминалом, с каждым мальчишкой с городе, с теми немногочисленными маргиналами, что есть в Екатеринославе, идет информация. Тарас не без моей подсказки создал обширную сеть информаторов. Если и раньше без его ведома в Екатеринославе не мог действовать ни один даже карточный шулер, теперь же отрабатывается любой приезжий в город человек. И эта деятельность Тараса даже приносила определенную прибыль.

— Направь своих лучших людей, чтобы они знали каждый шаг Мирского. Считай, что он условный враг. Но мой интерес к нему держи в секрете, — отдавал я приказы.

Мне еще не хватало войны с Мирским. На днях отправляюсь в Валахию, в расположение русских войск, а на душе тревожно, что будет в губернии. Конечно же, я не оставлял ни одного важного документа в зоне доступа будь кого угодно. А всякие незначительные бумаги были приманкой для проверки лояльности и честности Святополка Апполинариевича. И прокололся он на отношении к своей семье. Если бы не это, то я мог бы заблуждаться и полностью доверять Святополку.

Глава 14

— Господин Шабарин… — Иван Фёдорович Паскевич улыбнулся и, привстав, указал мне на стул напротив.

А он совсем уже старик. Когда он вставал со своего кресла, я, казалось, слышал, как скрипят его плохо гнущиеся колени. Нет, Паскевич — не Суворов! Это Суворов уже в старческом возрасте совершил переход через Альпы, перенося все тяготы и трудности похода. Сможет ли так Паскевич? При всём уважении к генерал-фельдмаршалу, сомневаюсь. Поизносилась стать этого бравого военного.

Другая история, что осталась лишь только в моей голове, давала чёткий ответ на поставленный мной вопрос. Не выдержат военные, если командующий покинет войска. Такой поступок не только деморализует русскую армию, но и дезорганизует её, это как семья останется без мамы. Ну, или без папы.