Барочные жемчужины Новороссии

— Да! — Янису нравилось. — Этому, который назвал!

— Молодец! — я потрепал племянника по макушке.

— Чему ты его учишь? — сестра все равно не могла смириться с моими методами воспитания…

— Пойду Адаше помогу! — я решил избежать ненужных пререканий.

…Когда мы с нашей маленькой хозяйкой поднялись в комнату, Янис уже стоял голый. Поставили его в тазик. Сестра и Адаша начали его умывать. Я сидел в сторонке.

— Вот что ты так улыбаешься?! — все-таки сестра никак не могла угомониться. Чтобы Янис не до конца понял, о чем дискуссия, говорила на греческом. — Твоего племянника чуть не убили, а ты улыбаешься!

Мамы, мамы… Чуть не убили!

— Я улыбаюсь, потому что горжусь своим племянником, сестра!

— Ты гордишься тем, что он дерется?

— Да, представь себе! — я чуть повысил голос, чтобы немного охладить пыл сестры и заставить её прислушаться к голосу разума. — Мария! А ты как себе все представляешь?!

Мария даже перестала лить воду, пока не понимая, к чему я клоню.

— Ты думаешь, что он всю жизнь будет рядом с тобой? Всегда будет держаться за твою руку или за юбку? И ты всю жизнь собираешься заслонять его от любого дуновения ветерка?

Сестра приходила в себя. Я перешел на турецкий, чтобы и Янис услышал, что я скажу.

— Он — мальчик! Он будет каждый день выбегать на улицу поиграть. И, поверь мне, еще не раз и не два будет драться со сверстниками и приходить к тебе с разбитым носом. Это — неизбежно. Такова обычная жизнь любого нормального мальчишки! Через сто лет будет так! Через двести, через пятьсот! Так почему я не должен радоваться тому, что мой племянник не струсил, не побежал с плачем к тебе, не укрылся за твоей юбкой, а дрался?! Дал отпор! Почему я не должен радоваться тому, что растет мужчина, который, когда вырастет, спрячет тебя за своей спиной и прибьёт каждого, кто посмеет поднять на тебя руку!

После такой речи не могла не установиться мертвая тишина.

По взгляду сестры было понятно, что она признала, что я прав.

Папа! Папа вышел во двор с кинжалом, не задумываясь, чем это ему грозит. Сама — тому свидетель! Но не стану бить крупным калибром. Сама все понимает!

Выслушав меня, эта глупыня перевела взгляд на Яниса, который стоял в тазике и все еще пытался осмыслить до конца, что я сказал.

Сестра обняла мокрого нахохлившегося Яниса.

— Мой герой! — прошептала, роняя слезинку.

Напряжение схлынуло. Все расслабились, заулыбались.

— Конечно, герой! — подхватила Адаша.

— Герой заслужил мороженого! — решил я. — Янис! Хочешь мороженого?

— А что это? — Янис за ответом обратился к маме.

Но и Мария не имела представления, о чем идет речь. Теперь они оба вопросительно посмотрели на меня.

— Самая вкусная вещь на свете! — я держал интригу.

— Конечно, хочу! — Янис поверил на слово.

— Адаша! В Одессе есть мороженое для героев? Джелати? — уточнил я, поворачиваясь к нашей хозяйке.

— Вот ты спросил! — фыркнула она в своей манере, оскорбившись. — Конечно, есть! Еще Де Рибас выписал мороженщика из Италии. Ступайте к Памятнику. В театре или в кофейне отеля «Петербург» найдете!

Под «памятником», как я понял, она имела в виду статую Дюка. Я сцапал одевшегося племянника за руку и решительно направился на Бульвары или, говоря на местном слэнге, на Променад.

Сестре пришлось прибавить ходу, чтобы не отстать. Адаша стояла в дверях. Смотрела вслед. Махнула рукой.

Сестра нагнала нас, пристроилась рядом и тут же принялась дергать меня за рукав. Я отреагировал, посмотрел на неё. Вид у неё был заговорщицкий.

— Что? — недоумевал я.

— Ты почему Адонию с нами не позвал? — с видом бывалого подпольщика зашептала. — Она ждала. Видела я, как она на тебя смотрела.

Я рассмеялся — как мне все это было знакомо! Сестричка, как все греческие женщины, включила режим свахи. Что бы с этим миром не случилось, а греческие мамы и сестры не могут спокойно жить, пока не пристроят своих сыновей и братьев. Львиная доля их жизни уходит на поиск «хорошей девушки из хорошей семьи». Разрабатываются тайные операции по сведению одиноких! И вот уже ни о чем не подозревающие парень и девушка «случайно» сталкиваются, или «хорошую девушку из хорошей семьи» посылают за солью к соседке за тридевять земель!

— Вот, что ты смеёшься?! Такая девушка! Такая девушка! — тут она призвала в союзники Яниса. — Скажи, мой мальчик, какая Адония хорошая девушка!

— Да, — племянник почувствовал, что сейчас от него требуется только утвердительный ответ, а любой другой — отрицательный, или выражающий сомнения — вызовет страшное недовольство.

— Вот, видишь! — Мария успела погладить сына по голове за поддержку. — Ребенка не обманешь! Он чувствует!

— Сестра! — попытался, было, вставить словечко.

— Хорошо, хорошо! — сестра предупреждала возражения. — Пусть не красавица! И что?! Подумаешь! Зато с приданным! Целый постоялый двор у ее семьи.

— Таверна, — уточнил я.

— И таверна, и дома вокруг! Заведешь себе жену, детки пойдут… И мне в таверне дело найдется, — мечтательно вздохнула она.

На этом «горючее» её мечтаний иссякло. Она задумалась о своей судьбе, оглянулась, понимая, что по-прежнему находится в городе, который ей совсем не по душе, и вынесла неутешительный приговор:

— Или не найдется. Кому я нужна без мужчины? Да еще с ребенком…

— Мне нужна! — я обнял сестру на ходу.

— И мне нужна, — тут же отозвался Янис.

Сестра заставила себя улыбнуться.

У памятника Ришелье толпился народ и незнакомые мне, слава Богу, чумаки. Я резко свернул к полуциркулярному зданию с гордой вывеской «Отель Петербург».

— Здесь подождите! — приказал твердо, а сам зашел в кофейню.

Через пять минут вышел на улицу и вручил своим креманки с мягким мороженым. Рядом стоял улыбающийся официант в белом мундире с золотыми пуговицами, чтобы принять грязную посуду.

— Ооо! — оценил Янис мороженое.

— А то! — хмыкнул я. — Дядя дурного не посоветует. Привыкай!

Янис, как верный, но героический пудель, поспешил за мной на Променад, покончив с лакомством. Мария, поджав губы, семенила за нами. Мороженое ей явно не зашло.

Мы шли по Бульвару. Вокруг цветы, статуи — и бесконечный поток людей, как в 80-х в центре Тбилиси или в Москве в пятничный вечер. Все толкались, звучали фразы на всех европейских языках. Рядом три «курицы хиляли чинно в ряд», как будет петь Аркаша Северный через 160 лет. Какая-то авантажная особа втолковывала своей спутнице, что «сердечный браслет», соединенный цепочкой с кольцом на пальце, вышел из моды, а другая наслаждалась смущением подруги.