Барочные жемчужины Новороссии

«В общем: не будет мне покоя, пока жив Джавдет!» — усмехнулся я про себя, благодарным кивком успокоив Спенсера.

— С’est magnifique! — Спенсер был совершенно счастлив. — Ну, друг мой, я совсем тебя заболтал. А тебе нужно сейчас много есть, много спать. Так что, откланиваюсь!

Мы опять пожали друг другу руки. Спенсер вышел.

Я откинулся на подушки. Выдохнул.

«Кажется, у меня неплохо получилось!» — подумал. Тут, чтобы не отпугнуть удачу, наивно плюнул три раза через левое плечо. Думал, дотянуться до стула, на котором сидел Спенсер, чтобы еще и три раза постучать по дереву, как услышал знакомый звук на балконе.

«Опять чертовка лезет!» — посмотрел в сторону балкона, ожидая явления Микри.

Челюсть моя невольно поползла вниз, когда в комнату тихо проскользнул… Проскурин. Сапоги при этом держал в руках.

«Словно водевиль какой-то!» — успел подумать.

— Проскурин! — зло прошептал, оглядываясь на дверь комнаты. — Какого черта? Ты в своем уме?

— Да ты не волнуйся, Коста! — Проскурин присел на стул, стал натягивать сапоги.

— Как это не волнуйся?! А, если…

— Да, ни хрена бы он не заметил! — Проскурин понимал причину моего беспокойства. — Я видел, как он к тебе шел. Чуть подождал. С сестрой твоей договорился. И когда она чашку с чаем несла, сапоги снял и проскользнул в комнату Адонии. И к тебе залез, как только убедился, что он сел в дрожки.

Он уже надел второй сапог, выдохнул.

— Не ссы! — все-таки его солдафонство периодически вылезало наружу.

— Да тут впору и обделаться! — я все никак не мог успокоиться. — Ну, и чего ты приперся? Сейчас. Не опоздал?

— Ну, давай, давай, ругай меня! — Проскурин склонил повинную голову.

— Да, ну тебя!

— Коста, ну ты чего? Что я нелюдь, не понимаю, что ли, как ты обижен? Ну, ты сам посуди, как бы я влез туда? Как бы я к тебе на помощь пришел? Думаешь, не хотел, струсил? Да чтоб меня разорвало, если я не хотел или струсил! — Проскурин перекрестился.

— Да, ладно тебе! — я успокоился. — Понимаю, что не мог. Иначе хана моей легенде.

Проскурин расплылся в улыбке.

— Дык! — видимо, у него от восторга перехватило дыхание, поскольку больше он не смог что-либо произнести.

— Вот тебе и дык, и шмяк! — я рассмеялся. — Слышал наш разговор со Спенсером?

— А то! — к Проскурину вернулась способность говорить.

— Что думаешь?

— Хитер ты, грека! Что я могу еще думать? Ловко ты его на крючок подцепил! Я там аж чуть не расплакался, слушая, как вы тут братались! Ты представляешь, как там в канцелярии новороссийского наместника будут довольны?!

Я скромно молчал.

— То-то же! — Проскурин оправился. — Ладно, побегу, доложусь! Да и тебе, англичашка прав, спать нужно, отдыхать и поправляться. Больше встречаться до твоего отъезда не будем. В случае нужды передашь записку через Адонию.

Я кивнул.

— Ты точно не в обиде? — Проскурин все-таки жаждал железных гарантий.

— Точно, точно! Хочешь даже облобызаемся? — я улыбнулся.

Проскурин шутки не понял. Чуть не бросился радостно на грудь. Пришлось его притормозить и аккуратно троекратно, как и полагается, расцеловаться, не отрывая голову от подушки.

— Ну, все! Побежал! Ты сейчас ни о чем не волнуйся. Если что нужно, только свистни!

Проскурин вышел.

Выдохнуть я не успел. В дверях уже стояли сестра и Микри. На подносе в руках сестры, судя по быстро разнесшемуся запаху, лежала только что приготовленная печенка. Микри держала в руках кувшин с вином. Я понял, что жутко проголодался.

Глава 11 Стипль-чез по-одесски

Прошла неделя после операции, как снова меня навестил Спенсер.

Он с упоением мне рассказывал про посещение итальянской оперы «Il Furioso» в местном театре в компании с Нарышкиными.

— Роль «маньяка» исполнял синьор Марини. Несравненный актер! Его игра сделала бы честь театрам европейских столиц. Одесский же, хоть и храм искусства, но вызывает некоторые нарекания. Он мал, коридоры низкие, нет отдельных выходов на верхние ярусы. При входе, между колонн, ветер доставляет массу неудобств декольтированным дамам. Все толкаются в партере, ибо мест с номерами нет. Этакое сообщество любителей Мельпомены! Но вот что удивительно. Среди театральной публики я заметил много евреев. Они — ярые поклонники оперы. Такие овации они устраивали певицам!

— Наверное, переехали сюда из Вены или Львова? — предположил я.

— Возможно, возможно. В Австрии, общеизвестно, оперу весьма ценят. Но бог с ним, с театром… Как твое здоровье, кунак? Как твоя рана?

— Иду на поправку стремительным шагом! Шов сформировался, нитки уже удалили, нагноения нет. Конечно, придется избегать физических нагрузок в ближайший месяц. Но доктор говорит, что молодой организм справится успешно.

— Это великолепная новость! Грандиозная! Извини, что несколько высокопарен после прослушивания итальянцев… — поправился Эдмонд. — То, что ты снова в строю, очень ко времени. И полностью соответствует моим планам.

— Вы про Крым, мистер Спенсер?

— Коста, мы же договорились: наедине — только на «ты» и просто Эдмонд. Я сделал выводы из нашей беготни вокруг больницы. Впредь ты не мой слуга, а личный помощник и переводчик. В Империи статус решает все! Впрочем, в нашей славной Англии он не менее важен, увы…

Ого, мое позиционирование на местной ярмарке тщеславия существенно повысилось. Этакая награда за пролитую кровь!

— Итак, Крым! У меня случилось выдающееся знакомство! Лев Нарышкин был столь любезен, что представил меня капитану Путятину, командиру корвета «Ифигения». Этот доблестный моряк — настоящий англоман! Его безупречный английский и похвалы в адрес Королевского флота — все это невероятно к нему располагает уроженцев Туманного Альбиона. И этот приятный во всех отношениях человек пригласил меня сопровождать его в плавании к берегам Крыма, которое состоится буквально через два дня!

— Мы поплывем в Крым на корвете?

— Именно! К черту пароходы! Только шелест парусов и благословенная тишина на борту!

— Я рад за нас, Эдмонд! Но как же быть с моими родными?

Спенсер на мгновение замер в раздумьях.

— Женщина на военном корабле? Не знаю, как на русском флоте относятся к этому старому суеверию. В любом случае, я приложу все усилия, чтобы вам не расставаться! Ты же не останешься потом в Крыму, Коста? Я могу на тебя рассчитывать в дальнейшем путешествии?

— Куда же, Эдмонд, я теперь от тебя денусь? Мы теперь — как ниточка с иголочкой: куда ты — туда и я!

— Ха-ха, какое образное выражение! Ниточка с иголочкой… Нужно запомнить… Твое решение наполняет радостью мое сердце! Ты мне будешь очень нужен. Не в Крыму. Там я дам тебе время устроить семью. Но позже… Мы отправимся в Черкесию! Вот мой план! Ты видишь, как я тебе доверяю после событий в подземелье!

— Я уже догадался, Эдмонд, о конечной точке маршрута, — не стал я скрывать наших с Фонтоном предположений. И рост доверия со стороны Спенсера был очень кстати.