Барочные жемчужины Новороссии
Шрифт:
Метода и цельный граф? Можно сказать, маршал бронетанковых войск Российской империи XIX века. А как еще назвать шефа русской кавалерии? И Коста — мелкий прыщ. Не сопоставимо… Меня мучил этот вопрос… Этакий Берия на вершине могущества и мелкий «сексот» из турецкоподданных. Тьфу…
При свете от фонаря у сигнального колокола украдкой проверил подаренное портмоне. 300 рублей ассигнациями. Меньше 100 рублей серебром. Недорого же ценится голова англичанина у генералов. Контрабандисты пощедрее будут. Впрочем, дареному коню в зубы не смотрят. С этой мыслью и заснул.
… До Ялты шли почти сутки.
Уже утром, едва рассвело, показались крымские горы. Как миновали Фиолент,
— Мерзкий человек, — поделился со мной Эдмонд, завершив беседу и раскланявшись с графом. — Предатель, казнокрад и безнравственная личность. Лишь в прошлом году расстался со своей гражданской женой-полькой, с которой жил не скрываясь. Красивая женщина, говорят. Каролина Собаньская. Что-то крутила в Варшаве после восстания, тем карьеру графа и погубила. Не помогли ему родственные связи ни с Нарышкиными, ни с Воронцовым.
— Они родственники? — удивился я, внутренне восхищаясь изворотливости Де Витта. Вот это прикрытие себе придумал старый интриган!
— Ольга — его родная сестра. Ее муж, Лев, кузен наместника Новороссии.
Рассказ Спенсера прервало появление странной процессии моряков. Торжественно, храня достоинство, на шканцы двигалась группа, к которой присоединялись боцманы и унтер-офицеры. Впереди выступал баталер, несущий широкий пузатый сосуд с носиком.
— Ендову, ендову несут! — загомонили матросы вокруг. — Время к обеду!
— Адмиральский час! — улыбнулся Спенсер. — Английская флотская традиция.
Процессия поднялась на шканцы. Все унтер-офицеры сдернули свои картузы и кивера. Встали полукругом. Перед ними на табурете, застеленным парусиной, установили ендову, прикрытую дубовой душечкой. Сверху поставили чарку объемом примерно в 150 грамм. Тут же по команде вахтенного офицера стоящие на шканцах засвистели в свои дудки.
— Соловьиная песня! — развеселились матросы. — Команда «к вину и обедать»!
Радостные трели стихли, как и разговоры на палубе. Баталер снял дощечку, передав чарку главному боцману. Тот подошел к ендове, зачерпнул и, подставив ладонь левой руки, чтобы не пролить ни капли, торжественно выпил.
Следом потянулись остальные. Сперва унтер-офицеры и боцманы, потом — матросы, чьи фамилии выкрикивал вахтенный, занося их в специальную книгу.
— Что вам наливают, братишка? — спросил я матроса, вытиравшего на ходу усы после того, как «причастился».
— Полынную! — ответил довольный моряк. — А бывает и анисовую!
Покончив с водкой, матросы дружно устремились на артиллерийскую палубу. Там уже расстелили между пушек парусину и расставили тарелки — одну на несколько матросов. Пришла пора флотского обеда — щей, мелко накрошенного отварного мяса, которое подавали отдельно, и каши на третью перемену.
О меню нижних чинов мне и Эдмонду любезно поведал какой-то обер-офицер, когда закончился послеобеденный отдых матросов и работа снова закипела.
— Смотри! Похоже, подходим к порту Ялты!
Да уж! Не предупреди меня Спенсер, не узнал бы. Знакомая дуга бухты, но ни пристаней, ни знаменитого променада, ни взбирающихся по горным кручам особняков и гостиниц. Лишь одинокий недостроенный каменный мол, порядка 30 каменных двухэтажных домиков, церковь на горе с пятью сверкающими новыми куполами необычной шестигранной формы и стая рыбацких лодок, вокруг стоящих на рейде кораблей. Вот и вся Ялта! Не город —
городок[2].Грустную панораму заслонил пороховой дым — корвет приветствовали с берега и с моря. Под ногами дрогнула палуба: «Ифигения» выдала ответный салют.
— Я для тебя все разузнал, Коста, — поведал мне Спенсер, стоило отгреметь пушкам. — В Ялте есть приличная гостиница. «La citta di Odessa». По общему мнению, она устроена со всеми удобствами. Заправляет ей бывший лучший бас Одесской оперы — Бертолуччи. Увы, sic transit gloria mundi[3]. Я намерен остановиться в Марсанде. Русские на редкость гостеприимны. И обещают мне замолвить словечко перед наместником. Наше участие в круизе к берегам Кавказа — почти решенное дело. Отправимся, как только прибудет пароход «Петр Великий». Возможно, даже завтра.
— В отеле нет нужды. У нас есть письма к местным грекам. Надеюсь, Марию и Яниса оставить у них если не навсегда, то хотя бы на месяц.
— Дело твое. Идем готовиться к посадке на катера.
Ну, здравствуй, ЮБК!
[1] Общество «братья-свиньи», «Freres-сochons» — своего рода закрытый дворянский клуб в Петербурге, наподобие современных свингерских. Раскрыто Виттем и разогнано. «Братья-свиньи», все исключительно французы, были высланы из России, а «сестры-свиньи» возвращены мужьям.
[2] Ялта получила статус уездного города лишь в следующем, 1837-м, году во время пребывания в ней императора Николая I.
[3] Так проходит слава мира.
Глава 13
Шкара и какавья
Пришлось ждать еще минут сорок, прежде чем очередь дошла до нас. Строго говоря, мы были одними из последних, что неудивительно. Слишком высок был статус прибывших. Все это время стояли чуть в сторонке.
Никто из нас не проявлял нетерпения. Смысл? Сестра права, когда говорила, что, если столько терпели, что ж не потерпеть еще чуть-чуть, зная, что вот-вот все закончится. Мария, вопреки ожиданиям, на город не смотрела. Была занята Янисом. Он все-таки тяжело перенес плавание в тесном закутке. Но не ныл. Прижался к маме, наблюдал за отплывающими от корабля лодками.
Я же, наоборот, смотрел на Ялту с улыбкой, словно на внука, сравнивая его с сыном. В данном случае все было наоборот, но чувства были похожими. Пока Ялта ничем впечатляющим и значительным похвастать не могла. Эти домики, словно стая птичек, спорхнувших с небес, чтобы присесть у воды в тени большой горной гряды. Ничего выдающегося. За исключением незнакомого мне храма на большой скале справа. Потратил время на воспоминания. Был готов побиться об заклад на все имевшиеся у меня деньги, что в мое время этого храма не было. Точно не было! Эту характерную прямоугольную колокольню с большим и маленькими куполами наверху невозможно ни с чем спутать. Разрушили, наверное. Или во время борьбы с Богом при Советской власти, или во время войны. Стал сравнивать дальше. И только воображение могло мне подсказать, что, например, вон там, чуть левее от меня, встанет потом гостиница «Ореанда»… А вон там за набережной протянется улица Пушкина.
«Эх, мне бы сейчас фотоаппарат! — наверное, впервые за время своего попаданства во мне заговорило тщеславие путешественника во времени. — Ведь, наверняка, нет ни одного снимка Ялты этих годов. Если и появятся, то лет, наверное, через тридцать-сорок. И рисовать толком не умею. Да и не толком — тоже. Так бы все это зарисовал. Потом где-нибудь оставил на хранение потомкам!»
Здесь я сказал сам себе «тпру!». Не нужно, как говорят те, кому по недомыслию достанется этот рай, и кто превратит его в сортир в мое время, уподобляться тому дурню, который думками богатеет.