Барочные жемчужины Новороссии

— Сильней, ребята, навались! — командовал офицер, сменивший гардемарина на руле.

Мы со Спенсером присоединились к загребным, позволила конструкция банок. Дело пошло веселее. Шлюпка заходила к пароходу с подветренной стороны.

Самый опасный момент наступил, когда следовало убрать весла и не допустить удара катера о борт корабля. Но моряки справились. Шлюпку, теперь качавшуюся на волнах вместе с пароходом, закрепляли на талях. Мы карабкались наверх, мокрые до последней нитки.

В полной темноте корабли отходили от берега в открытое море. Качка усиливалась. Было решено попытаться пробиться к Поти.

Поти! Я скрещивал пальцы в надежде, что мы развернемся. И неведомые силы услышали мои молитвы. Волнение усилилось настолько, что о продвижении на юг можно было забыть. Сутки болтанки в разошедшемся море, подсчет запасов угля, которого могло хватить лишь на четыре дня — и вот принято решение возвращаться в Крым!

«Петр Великий» снова взял на буксир «Ифигению», чтобы преодолеть норд-вест. С черепашьей скоростью мы продвигались по направлению к Ялте. Бурные воды играли с кораблями, как со щепками. Порой казалось, что кормовой фонарь парохода вот-вот окажется на мачте корвета.

Я уже сам не знал радоваться мне или огорчаться перемене курса. Сидеть внизу, на своем месте на палубе пассажиров второго класса, мне представлялось полным безумием. Случись что с кораблем, я не успею выбраться наверх. Но и на открытой палубе было страшно. Я боялся быть смытым волной. И все же я решился остаться снаружи, мокрый с головы до ног.

Наверное, мой дикий вид с вытаращенными от ужаса глазами привлек внимание моего приятеля мичмана Сергея.

— Привяжись к грот-мачте! — прокричал он мне на ухо, перекрывая вой ветра. — Там меньше качает!

Он проводил меня на место, помог обвязаться канатом. Узел, который можно было распутать одним движением руки, я завязал сам — сказалась школа матросов, занимавшихся со мной два дня. Мичман одобрительно кивнул.

— Слышишь! Пушка подает сигнал бедствия! Где-то в районе мыса Адлер терпит бедствие корабль!

Я ничего не слышал — только завывание ветра, шум от машины парохода и удары волн о форштевень. Я не понимал, как мичман так ловко двигается по палубе в своей штормовке, легко удерживая равновесие. Когда его на баке накрыло волной, он лишь весело помахал мне рукой.

К утру все успокоилось. Качка уменьшилась до вполне терпимой. Страдавшие от морской болезни пассажиры переводили дух. С «Ифигении» снова стали раздаваться звуки оркестра. В 19–00 22 июля мы вошли в порт Ялты.

Большая толпа приветствовала прибывшие корабли. В ней выделялась группа военных в форме Балаклавского греческого батальона. Спутать было трудно. Точно такая же была у отставного капитана Мавромихали.

Стоило нам выгрузиться с катера, к нам обратился майор:

— Англичанин? Коста?

— Да, это мы…

Мгновенно нас окружила толпа гомонящих усатых греков в военных мундирах. Под крики собравшихся нас подняли в воздух и понесли на руках. Спенсер голосил благим матом, я от него не отставал, ровным счетом ничего не понимая.

Глава 19 Вознесение и Новый свет

Вознесенные в небеса, мы не видели ничего, кроме качающихся темно-зеленых киверов, похожих на высокие и узкие ведерки с медным армейским двуглавым орлом. И слышали только одно — «герои», «герои».

— Коста! Что происходит?! — я прежде ни разу не слышал от Эдмонда таких истерических интонаций. — Кто герои? Какие герои?

— Сам не понимаю! — закричал я, тщетно пытаясь хоть что-то разглядеть, кроме дергающихся перед глазами ялтинских гор и неба над ними. — Господин майор! Наши вещи!

Тут же раздался зычный командирский глас:

— Фельдфебель Папахристо! Взять солдат из портовой команды, получить багаж гостей и доставить в дом капитана Мавромихали!

Хорошо гостей встречают в Ялте! Необычный способ! Я бы сказал, возносящий! Но, кажется, ситуация начала проясняться.

— Эдмонд! Думаю, нам ничего не угрожает, кроме переизбытка греческих эмоций! Потерпите, скоро будем на месте!

— На месте — чего, Коста? Нашего упокоения?

— Предполагаю, нашего чествования!

Я угадал. Нас занесли в знакомый двор с тутовым деревом, аккуратно спустили на землю рядом с накрытыми столами, упиравшимися в ворота.

Майор скомандовал:

— Господа обер- и унтер-офицеры! Стройся!

Толпа греков, обряженная в военную форму, мигом исполнила команду. Теперь перед нашими глазами стояла не банда налетчиков-пиратов, а шеренга из темно-зеленых мундиров с золотыми пуговицами. Над красными стоячими воротниками красовались серьезные лица совершенно разбойничьего вида — все, как на подбор, усачи с саблями и пистолетами в кобурах на боку.

— Для встречи справа — на КРА… — строй единым порывом взметнул правые локти под прямым углом к подбородку; сабли выдвинулись наполовину из ножен. — УЛ!

Сабли взметнулись вверх под углом 75 градусов. Затем руки опустились, острия смотрели теперь в землю.

— Приветствуем героев! — выкрикнул майор.

Строй смешался. Офицеры, пристроив сабли обратно в ножны, снова окружили нас гомонящей толпой. Видимо, горячая кровь предков-корсаров и воинская дисциплина плохо уживались друг с другом. Все наперебой выкрикивали здравницы в наш адрес и требовали выпить вина.

— Коста! — взмолился Спенсер. — Объясните, что происходит! Я ничего не понимаю!

— Они считают, что мы совершили героический поступок, выкрав Марию и Яниса прямо из-под носа турок! И накрыли столы в нашу честь! Предполагаю, сестра проболталась.

Зря я грешил на сестру. Оказалось, что проговорился Янис, которого активно учили две недели моего отсутствия греческому языку всей семьей. Правда, выдал он меня как-то по-детски, ничего толком не объяснив. Но опытный капитан тут же вцепился в Марию и все у нее выведал.

Далее включилось сарафанное радио. Приезжавшим в гости сослуживцам выдавалась под рюмочку леденящая кровь версия похищения. Страсти нарастали. И к моему возвращению весь офицерский состав греческого Балаклавского батальона непременно желал устроить торжественный банкет со всеми возможными атрибутами воинского приветствия.

— В таких людях, как ты, Коста Варвакис, обретаем мы заново веру в дух непокоренный, чем славилась древняя Эллада! Отцы наши и деды, ни бога, ни черта не боясь, были такими же сорвиголовами. Кто привел нас сюда, на берега Тавриды? Адмирал Ламброс Кацонис, король Спарты![1] Он жену свою Ангелину в набеге взял в полон. Ныне сын их — наш командир! Думали мы, угас мятежный дух у греков после обретения независимости. Ошибались! Перед нами — живое доказательство нашего заблуждения. Слава Косте и соратнику его, англичанину Спенсеру!