Барометр падает

Спустились в вестибюль. Люди бегали, суетились.

— Пожарных вызвали? Вызывайте, пожарную, скорую, милицию, — сказал я комсомольскому активу, но они и сами знали, что делать. Доложить ректору, вот что. А пожарные уже подъезжали, сирены автомобилей и проблесковые маячки внушали уверенность: помощь рядом.

— Давайте вернёмся, — предложил Нодирбек.

— В актовый зал? — удивилась Надежда.

— Нет, на дачу. Незачем нам здесь оставаться.

Что ж, Нодирбек здешний, Ташкент — его город, и он, можно сказать, доверенное лицо Шарафа Рашидовича. Ему виднее. Да и в самом деле, без нас пусть разбираются.

Мы сели в «Волгу» с оленем на капоте, и Нодирбек повёз нас по вечернему Ташкенту.

Второй раз мы в столице Узбекистана. Хочется, конечно, радости и веселья, да и поесть вкусно не мешало бы, но какое уж веселье, когда только-только избежали смерти в огне. Или в дыму.

— Что же это загорелось? Короткое замыкание, или что-то еще? — спросил Нодирбек, как бы себя, но и всех нас.

— Кто ж его знает, — ответил я, сжав руки Лисы и Пантеры — мы втроем уселись позади, за шторками. Хорошее воспитание не в том, что ты не прольешь соуса на скатерть, а в том, что ты не заметишь, если это сделает кто-нибудь другой. — Разберутся. Пожарные, они люди дотошные. У них этих пожаров, поди, много, опыт огромный.

— Конечно, разберутся, — сказал Нодирбек, как мне показалось, с облегчением. Одно дело — что-то загорелось из-за неисправной электрики, а другое — умышленный поджог. — Шараф-ака им хвосты накрутит.

— Кому им? — невинно поинтересовалась Ольга.

— Всем. И ректору, чтобы строже следил за подчиненными, и проректору по хозчасти, ну, и всем причастным.

— Это правильно, — согласилась Надежда. — Порядок нужен. Без порядка народ меры не знает, балует, порядок — всему голова.

— Вот-вот. Там, где порядок, там и сон сладок, — подтвердила Ольга.

— Вы устали?

— Есть такое, — сказали мы трое хором.

Нодирбек прибавил скорости. Иметь резиденцию за городом хорошо, но всё же утомительно. Сколько времени уходит на дорогу… А сколько времени уходит на дорогу у жителя Москвы? Парижа? Нью-Йорка? К тому же все больше и больше людей предпочитают жить в пригороде. Хорошо хоть, что в нашей стране автомобилей мало. С другой стороны, дорог тоже мало, и потому по числу аварий мы не уступаем той же Америке. А то и превосходим! Но на этой дороге, дороге, ведущей к Дому Дехканина, кто попало не ездит.

Впереди — милицейские «Жигули», и два милиционера. Я невольно напрягся. Что они тут делают?

Нодирбек замедлил ход.

— Это наши, — сказал он, успокаивая.

Милиционеры же, узнав машину, только отдали честь.

Наши, это хорошо. Но если есть наши, есть, наверное, и чужие.

Глава 12

3 сентября 1979 года, понедельник

Полёт нормальный!

— Как прекрасен мой Узбекистан! — сказал Шараф-ака.

Я посмотрел в иллюминатор. Чудная картина! Да и сознание, что это — наша, советская земля, целиком, от края до края, радует и переполняет гордостью.

Самолет опять не из новейших, «Ил-14». Ровесник «Волги», той, что с оленем. Летит и медленно, и невысоко. Но зато внутри — сказка Шахерезады. Удобные кресла, обивка «люкс», не хуже, чем в американском «Лире». На переборке — портрет Ленина, выполненный «из ценных пород дерева». Похож на узбека, да. Не очень сильно, но похож.

Ленин — это хорошо. Менять не нужно. Самолет-то при Хрущеве сделан. Потом был Брежнев, Андропов, теперь вот Суслов. Хотя по конституции возглавляет страну Гришин. И даже некрологи первым подписывает с недавних пор. Гришин, Косыгин, Суслов, Черненко. По алфавиту? Затем идут Романов и Стельбов, а уж потом, кучненько, Алиев, Воротников и другие.

Нам просторно — в салоне нас четверо. Шараф Рашидович и мы: я, Лиса и Пантера. В самолете есть и второй салон, или полусалон, на восьмерых, там летят сопровождающие лица, включая Нодирбека. Второй салон поскромнее нашего, но неплох. А ещё есть грузовой отсек, набитый ящиками с фруктами, дарами солнечного Узбекистана. Шараф-ака в подарок московским друзьям везет, шепнул мне Нодирбек. Друзей у Рашидова много, но друзей много не бывает.

— Это наш самолет, сделанный в Узбекистане, — с гордостью рассказывал Рашидов. — Конечно, сейчас мы создаем другие самолёты, огромные, скоростные, но этот, — Шараф Рашидович похлопал по подлокотнику кресла, — ещё послужит.

И он закрыл шторку на иллюминаторе, откинулся в кресле, задремал.

Мы тоже закрыли шторки. Действительно, солнце яркое, южное. А время раннее, шесть часов по часам Ташкента.

Здесь, в салоне, куда тише, чем в тех самолетах, на которых мы летели в Ташкент. То ли звукоизоляция тому причина, то ли общая конструкция самолета. Он и в самом деле удобен: неприхотлив, садится на грунтовые аэродромы, а что медлителен, так оно и к лучшему: есть время подумать.

Андрей Николаевич не прилетел. Никто не прилетел. Сообщили, что завтра, то есть во вторник, открывается внеочередная сессия Верховного Совета СССР. Не всем сообщили, а только причастным. Шарафу Рашидовичу. А он уже нам сказал, мол, собирайтесь, полетим все вместе с утречка в Москву. Так и сказал «с утречка», показав знание русского народного. А почему бы ему и не знать? Он под Москвой, ещё младшим лейтенантом, был ранен, долго лечился в госпиталях, и каких слов и выражений набрался, можно только догадываться.

Но — восточный человек. С экипажем здоровался уважительно, а стюардессе ещё поклонился. Не в пояс, нет, но заметно. И спросил, как учеба. Стюардесса учится на заочном, будет искусствоведом, пояснил нам потом.

Тонкое дело восток, тонкое, думал я, погружаясь в сон. Кресла удобные, с подставкой для ног, можно поднять их повыше, ноги, чтобы не затекали. Полет-то долгий. Если не спать.

Снилась мне неразбериха. То я возвращался в актовый зал ташкентского университета, где читал перед студентами Коран. Наизусть и, разумеется, по-арабски. То гулял под ночным небом Самарканда вместе с Мирзо Улугбеком, рассуждая о жизни на других планетах. А то отстреливался, стоя у «Волги» с оленем, отстреливался от гулей, местной нечистой силы, мерзкой на вид и на слух, зная точно, что нужно тратить не более одной пули. Первая пуля убивает, вторая — воскрешает, такие тут правила и обычаи.

И вот когда половина магазина опустела, «Волга» вдруг срывается с места, набирает ход, и исчезает в ночи. Одни лишь красные огоньки — то ли «Волги», то ли глаза очередного гуля. А я пытаюсь вспомнить, кто там, в машине, за рулем. Ольга? Надежда? Нодирбек? Андрей Николаевич?

Выбирай поскорей, не задерживай добрых и честных людей.

Но здесь я проснулся.

Вовремя — самолет шел на посадку. Актюбинск, промежуточный пункт.

Города мы, конечно, не увидели. Отдохнули в депутатском зале аэропорта, можно было перекусить.