Барон Дубов 3
Шрифт:
— Стационар, — ответила она, проходя в маленький кабинет с койкой, столом и парой стульев. На металлической тумбе лежало множество железяк мрачного назначения. — Им пользуются только во время карантинов или просто в экстренных ситуациях. Здесь всегда есть чистые инструменты и спирт для обеззараживания. И щипцы. Думаю, нужны большие щипцы — эти штуки крепко засели.
Она принялась рыться в шкафчиках со стеклянными дверцами, через минуту хлопнула одной из них. Стекло противно задребезжало.
— Чтоб тебя! Обезболивающего нет.
— Как нет? — удивился я. — А спирт?
— А? — она
А мне отец рассказывал, что на границе обезбола на всех не напасёшься: иногда раненых бывает столько, что и в страшном сне не приснится. Вот там и пользовались народными методами притупить боль. Глушили спирт или ещё что-нибудь.
Оксана, встретив мой непреклонный взгляд, покачала головой и протянула мне бутылёк. Я залпом осушил его, и огненная вода упала в желудок, согрев изнутри. Боли я не боялся. Просто был вымотан настолько, что мне требовалось немного прийти в себя, прежде чем приступить к процедурам.
— Ладно, — выдохнула девушка, — пока твоё чудо-средство не подействовало, переоденусь в чистое, чтобы инфекцию в рану не занести.
Я сидел на койке, занимая всю её поверхность. Колени торчали, перекрывая почти весь проход между мной и тумбой с инструментами. Оксана прошла мимо, коснувшись моих ног, и открыла высокий гардеробный шкаф. Спряталась за дверцей и начала переодеваться. Правда, девушка была такой фигуристой, что у дверцы скрыть её прелести не выходило. Она сняла кофту, оголив прямую спину. Затем принялась за обтягивающие штаны. Ноги и попка у неё были просто потрясающие. И простое, но красивое чёрное бельё. Вид мне открывался самый обалденный.
— Не подглядывай! — выглянула она из-за дверцы.
— Да тут смотреть больше некуда! — парировал я.
— В окно смотрите, господин барон. А не то ещё и косоглазие заработаете.
Я усмехнулся и отвернулся. Спустя минуту Оксана вышла, одетая в белый халатик до колен и в белую косынку. Вымыла руки и взяла ещё одну бутыль со спиртом. Смочила ватку и, держа её небольшими щипцами, промокнула края раны. Их защипало.
— Больно? — спросила девушка.
— Пока что щекотно. — Тут она потянула один из сюрикенов. — А вот теперь больно!
— Как я и думала, так просто не выйдет. Придётся потерпеть, Дубов.
Выпитый спирт наконец подействовал. В голове появился приятный шум, а боль притупилась. Оксана тем временем взяла большие медицинские щипцы и ухватилась за один из сюрикенов.
Второй раз за последний час я испытал адскую боль. Но сюрикен остался на месте. Тогда девушка перешагнула через мои ноги и встала, широко расставив свои. Упёрлась ногой мне в грудь, потянула и вытащила звезду Люй Бу. Брызнула кровь. А боли я особо не почувствовал, потому что моё сознание против воли сосредоточилось на нижнем белье медсестры. Простое, чёрное, элегентаное… Бррр! О чём я только думаю? Из меня тут кровь хлещет!
Оксана, заметив, куда устремлён мой взгляд, хмыкнула и выдернула второй сюрикен.
— Уф! — выдохнул я.
Снова полилась кровь. Я её сегодня, наверно, литра два потерял. Хорошо, что по моим венам не меньше десяти бегает.
Оксана обработала раны пахучим спиртом и села мне на колени.
— Даже не рассчитывай ни на что, — усмехнулась она. — Я здесь, только чтобы твои
раны зашить. Так удобнее, а тебе же нужны красивые ровные шрамы?— Как скажешь, — хохотнул я, видя, как она краснеет, чувствуя кое-что через мои штаны. Ну… его трудно не почувствовать.
Она продела нитку в медицинскую иглу, поёрзала, устраиваясь поудобнее, отчего я закусил губу, и начала зашивать. Я чувствовал тепло её тела через тонкий халатик и ткань штанов. Дышала она часто и сосредоточенно хмурилась. От её волос шёл аромат дыма костра и еловых иголок, а от неё самой… просто вкусно пахло.
— Ты странный барон, Дубов, — произнесла она, опять ёрзая.
Специально дразнит, что ли? Мне сейчас это не нужно. Лучше хороший горячий душ и мягкая постель.
— Почему это?
— Обычно аристократы относятся к природе, как к ресурсу. Или добыче. Ты будто не такой. Этот волчонок… Зачем ты его спас? Он ведь хищник. Вырастет и откусит тебе что-нибудь.
— Пусть попробует, — хмыкнул я. — Сам у него что-нибудь откушу.
— И всё же? Ты пробежал с ним на руках половину долины, затем проскакал половину ночи со мной… И всё ради чего?
— Сам не знаю, — честно ответил я и подумал с минуту. — Веришь в родственные души?
— Ага, — криво ухмыльнулась Оксана, стрельнула в меня зелёными глазами и прошептала: — И в любовь с первого взгляда… Я хоть и простолюдинка, но не дура, в такие вещи давно не верю.
— Может быть, зря. Может быть, я что-то почувствовал, когда он ткнулся в мою ладонь. На последнем издыхании.
— Ну, ты-то весьма здоров, в отличие от…
— Я — последнее дыхание моего рода, Оксана, — посмотрел ей в глаза, затем продолжил: — К тому же не могу устоять, когда женщина смотрит на меня с такой мольбой во взгляде. Прям как ты сейчас…
В глазах медсестры плясали весёлые искорки.
— Дурак! — засмеялась она и стукнула меня по груди. Я ойкнул. Она всполошилась и закусила губу. — Прости, я забылась!
— Ничего, — отмахнулся я, продолжая: — Когда зверь приходит к тебе за помощью, отказывать нельзя. Этому меня мать научила. Огры стараются жить в мире с природой.
Девушка улыбнулась и отрезала нитку у шва. Мою грудь теперь украшали два свеженьких вертикальных шрама. По одному с каждой стороны груди. Медсестра смазала их целебной мазью и наложила повязки.
— Ну вот и всё. Готово. — Оксана спрыгнула с колен, на мгновение дольше положенного задержав руку на Дубове-младшем.
За окном забрезжил рассвет.
— Спасибо, — ответил ей, вставая. — Ну, я пойду.
И упал, отключившись ещё в полёте.
Глава 20
— Я говорю, пустите меня к нему! — кричал кто-то скрипучим голосом. — Имею право!
— Нет, это стационар, — а это уже Оксана, — и права здесь все у меня. Николай спит после операции. Больному нужен покой, а вы тут… со своими дурацкими делами.
Я попытался снова заснуть, но голоса не замолкали и продолжали собачиться. Да и острые лучи солнца в глаза вонзались, будто у меня похмелье. Но у меня сроду его не было. Сколько градусов был вчерашний спирт? Никак не меньше семидесяти. И всё равно. Скорее, просто накопившаяся усталость даёт о себе знать.