Барон Дубов 4

— И что же это за преступления?

Оранжевый кончик сигареты дрожал между пальцами герцога. Машина правосудия Империи в таких делах беспощадна. Если маховики закрутятся, её ничто не сможет остановить.

— Всё есть в этих бумагах. Ваш сын скрупулёзно вёл записи. — Снова посмотрел на слугу в кабинете по ту сторону окна. Его губы не двигались. Он стоял и ждал, когда ему ответят. — Я нашёл их в его сейфе. Речь идёт о целой преступной организации, которая занималась противозаконными действиями несколько лет подряд. Контрабанда, наркотики, торговля людьми. Всё здесь, — я постучал ногтем по книжке с красной кожаной обложкой. — Подумайте, в каком положении вы и ваш род можете оказаться? Эти бумаги были в доме, кое-кто думает, что они всё ещё там. Если вы будете упорствовать в попытках отобрать особняк у Морозовой, эти кое-кто решат, что вы что-то знаете, а значит, лучше вас убрать. Вы окажетесь между молотом Имперского правосудия и наковальней нескольких родов, замешанных в делах вашего сына.

Секунд десять герцог молчал, переваривая услышанное, затем резко развернулся в кресле и взглянул в окно кабинета. Мотнул головой слуге. Тот как раз начинал что-то говорить, но тут же положил трубку. Затем он снова повернулся ко мне.

— Чего вы хотите? — прохрипел Карнавальский.

— Оставьте в покое Морозову. Пусть делает с особняком что угодно. Захочет продать — продаст, захочет сжечь — сожгёт. И вы и пальцем не пошевелите.

Собеседник сдержанно кивнул. Я поднялся, собираясь уходить.

— Заберите чёртовы бумаги, — сказал герцог, глубоко затягиваясь. — Не хочу иметь к ним никакого отношения. Имейте в виду: я буду отрицать нашу встречу и любой другой слух, что я хоть что-нибудь знал о делах своего сына. Род откажется от него.

Я кивнул, сграбастал записи и оставил мужчину одного. Я ему не завидовал. Он принял одно из самых тяжёлых решений в своей жизни: отказался от священной для него мести за сына. Но на другой чаше весов был весь род. Простая математика.

Вины и сожалений я не испытывал. Его сын сам во всём виноват, а яблоко от яблоньки недалеко падает, так что винить Карнавальский-старший может только себя.

Слуга проводил меня к выходу и закрыл за мной дверь. Я сел в машину, и водитель молча завёл двигатель, под колёсами зашуршал щебень.

— Как всё прошло? — спросила Лакросса.

Она сидела справа от меня. На её коленях лежал волчонок. Он ещё вырос, так что размерами стал напоминать взрослую собаку.

— Удовлетворительно, — ответил ей.

Я хотел подстраховаться с ещё одной стороны, а затем нужно будет разобраться с теми, кто охотится за этими бумажками. Ну а пока мы ехали обратно во дворец. Путь предстоял неблизкий: нужно практически весь город преодолеть.

Ехали молча, каждый думал о своём. Я смотрел в окно на мелькавшие огни вечернего города. Мимо проносились машины, сновали люди, открывались и закрывались двери питейных заведений, ресторанов и кафе. Всё смешалось в цветной калейдоскоп. В итоге Агнес уснула, упав головой на колени Вероники, а та, в свою очередь, задремала, запрокинув голову назад, на подголовник сиденья. Лакросса рассеянно чесала Альфача, а тот время от времени зевал и смотрел на меня внимательными янтарными глазами. Гадал, наверно, что у меня на душе творится.

А творилось разное. Чёртов Северов затащил меня в банку с безумными пауками, а не в столицу Империи. Ничего, у меня уже созрел план мести. Завтра предстояла аудиенция у Императора, и мне не верилось, что он хочет просто лично поблагодарить за спасение одного из сыновей. Тут что-то другое. Но гадать, что именно, можно долго, а я этого не любил. Лучше дождаться завтра.

Через два часа подъехали к нашему гостевому дому. Слуги перетащили покупки из машины. Волчонок начал носиться вокруг дома, высунув язык, справил нужду в какой-то цветастой клумбе и стал требовать, чтобы с ним поиграли. Я нашёл палку и кидал её ему, пока не принесли ужин. После разошлись по своим делам. Вероника с Лакроссой — снимать мерки для платья и обсуждать фасон, Агнес — в свою комнату, откуда тут же начали доноситься ругань, звон упавших вещей и взрывы. Иногда. Я пошёл в свою и сел изучать бумаги, которыми пугал Карнавальского.

Признаться, я немного волновался. Существовала вероятность, что там ничего толкового нет. Поэтому я в них так и не заглянул — не хотел подтвердить эту догадку, ведь тогда солгать было бы труднее. Что мой блеф сработает, я не сомневался. А тот факт, что эти бумаги пытались отобрать с помощью Мессерова, подтверждал, что в них что-то есть.

Так что я сел за небольшой письменный стол, разложил на нём записи, открыл первую попавшуюся книжонку и… уснул. Строчки почти сразу поплыли перед глазами, и я не заметил, как оказался головой на столе. Прогулки, походы по магазинам и ненасытная Марина меня порядком утомили за эти два дня.

Снился огонь. Много огня и натужной ярости. Кто-то кричал и молил о пощаде. Точно не я.

Проснулся резко, как по щелчку, и краем глаза успел заметить дубовый Инсект на руках. Моргнул, и он исчез. Попытался вновь его призвать, обрадованный, что дар вернулся, и не смог. В сердцах треснул кулаком по столешнице. Она тоже треснула.

За окном занимался рассвет. Солнце поднималось над горизонтом и проглядывало сквозь голые ветви деревьев. Те влажно блестели от росы. По земле стелился туман.

Я чувствовал себя разбитым, но не из-за сна в неудобное позе, бывало и похуже, а из-за сновидений. Будто и не спал вовсе. А сегодня важный день, так что мне необходимо собраться, привести ум и тело в порядок, а лучше всего с этим делом помогает хорошая тренировка на свежем воздухе. Я ухмыльнулся, глядя сквозь стекло на большой дворец.

Ведь это утро — ещё и прекрасное время для мести Северову-Годунову!

Я надел штаны и вышел на улицу. Свежо, но мне с моей толстой кожей в самый раз. Направился к дворцу.

Сад был пустой, если не считать караулы Имперских гвардейцев. Они несли службу, никто не спал, все вместе они двигались как огромный, отлаженный механизм. Выучка у них отличная. Поначалу я ловил на себе подозрительные взгляды, но ко мне так никто и не подошёл. Все знали, что у них на время поселился полуогр, спасший царевича.

И это спасение я успел сто раз проклясть между делом. Во-первых, попал в какую-то переделку с Карнавальскими, а во-вторых, пропал Инсект. Кто виноват в этом? Правильно! Царевич Северов-Годунов.

Пришло время расплаты.

Я дошёл до крыльца дворца, где-то внутри спал этот негодяй. Вход мне преградили два гвардейца. Зелёные с золотыми эполетами и пуговицами мундиры, алебарды, мечи на поясе, высокие начищенные сапоги и суровые лица.

— Я к царевичу Павлу, — сказал им самым безотлагательным тоном.

— Вам сюда нельзя, — ответил солдат справа.

— Царевичу угрожает опасность: за ним идёт тот, кто жаждет мести, — рыкнул я им, раздвинул алебарды и толкнул двери.

— Что ж вы сразу не сказали! — Гвардейцы мгновенно побледнели и бросились помогать открыть одну из огромных, толстых дверей.