Баррикады на Пресне. Повесть о Зиновии Литвине-Седом
Шрифт:
Когда Володе Мазурину сообщили об амурных похождениях «того самого» полковника, первой его мыслью было: подстеречь полковника у квартиры его возлюбленной и пристрелить на месте. Но, поразмыслив, он нашел меру наказания слишком мягкой, никак не соответствующей содеянным преступлениям. Нет, пуля в затылок — слишком легкая смерть для царского опричника. Взять в плен и живого, целехонького доставить в штаб, там судить и потом уж по приговору суда… Чтобы видел, кто его судит, и чтобы было у него время поразмыслить что к чему…
За полковником
Проследили, как он подъехал, как отпустил ординарца. Дали время войти и расслабиться. Тут и арестовали. И целого, невредимого доставили на «малую кухню».
— Ваше приказание выполнено! — отрапортовал Володя Мазурин начальнику штаба: — Арестованный полковник казачьих войск доставлен в штаб!
Седой не только не изумился, но и виду не подал.
— Благодарю отряд за преданную службу революции! — И тут же распорядился собрать членов боевого штаба для суда над полковником. Суд состоялся без проволочек и приговорил казачьего офицера к расстрелу.
Полковник заявил, что не признает законным ни сам суд, ни вынесенный им приговор.
— А без всякого приговора расстреливать и шашками засекать законно? — спросил его Медведь.
В тот же день «фидлеровцы» получили новое задание. Седой отвел Володю Мазурина к окну и сказал, понизив голос:
— Возьми, сколько есть, своих, но не менее пяти и быстрее по этому адресу. Запомнил?.. Войлошников, начальник московской сыскной полиции. Арестовать, немедленно доставить в штаб. Есть сведения, с наступлением темноты он намеревается скрыться. Нельзя допустить, чтобы он ушел. Потому торопись!
Сбор был назначен на четыре часа, и из всего отряда «фидлеровцев» сейчас на «малой кухне» оказалось только три человека: Сережа, Гриша и Петруха. (Все «фидлеровцы» были ребята молодые; их двадцатипятилетний командир Володя был среди них самый старший.)
Всего три… с ним четверо. А Седой сказал: «Не менее пяти». Седому Володя Мазурин, как, впрочем, и все остальные в штабе и дружине, повиновался беспрекословно. Но и ждать тоже нельзя. Пятым прихватил Федьку Карнеенкова, вовсе молодого парня, но рослого и отчаянного.
Адрес Володя Мазурин запомнил: Волков переулок, дом Скворцова, второй этаж. Где переулок, Володя знал. Вот только дом Скворцова с какого краю?., Пока дошли до Большой Пресни, опросил ребят.
— Смотря откудова идти, — ответил Гришка. — Ежели как мы сейчас, с Пресни, то с левой стороны.
Дальше двигались молча, быстро дошли до Волкова переулка, свернули в него, пошли по левой стороне. Вот и дом Скворцова — двухэтажный, с нарядными наличниками на высоких окнах.
Лестница с парадного входа вела на второй этаж. Поднялись. Широкий коридор разделял этаж на две половины. По обеим сторонам — высокие двери. Володя поставил у лестницы Федьку Карнеенкова, приказал никого не впускать и не выпускать. А сам требовательно
постучал в ближнюю дверь.Выглянула испуганная женщина.
— Здесь квартира Войлошникова? — спросил Мазурин.
Женщина молча кивнула.
— За мной! — скомандовал Володя Мазурин, вынимая маузер из кобуры, и, когда дружинники вслед за ним вошли в прихожую, спросил строго у женщины: — Сам Войлошников где?
— Там ихние комнаты, — показала женщина.
— Оставайся тут, — распорядился Володя Мазурин. — И ты тоже! — сказал дружиннику Петрухе. — Никого не выпускай!
Ступив в комнату, Мазурин едва не столкнулся с женщиной в темном бархатном платье, которая, услышав чужие голоса, устремилась в прихожую. Увидев револьверы в руках, она перепугалась и застыла, не в силах произнести ни слова.
— Где сам? — спросил Мазурин, догадавшись, что перед ним супруга Войлошникова.
— Не убивайте меня!.. — простонала мадам Войлошникова, вздевая вверх трясущиеся руки.
— На черта вы мне нужны. Где сам?
Женщина снова ничего не ответила. Но в это время дальняя дверь комнаты распахнулась, и в дверном проеме обозначилась высокая фигура плечистого мужчины, одетого в суконную охотничью куртку. Он был без шинели и шапки, но в высоких зимних сапогах с меховыми отворотами. Правая рука его метнулась было к заднему карману, но тут же он овладел собою и шагнул в комнату, тщательно прикрыв дверь.
— Господин Войлошников? — спросил Володя Мазурин.
— Да, я Войлошников.
— В таком случае, — сказал, приближаясь к нему, Мазурин, — вы арестованы. Сдать оружие и документы!
— На каком основании?
— На основании приказа штаба боевых дружин Пресни.
— Не знаю такого штаба.
— Узнаете. Сдать оружие!
«Шансов никаких…» — подумал Войлошников, не спеша достал из заднего кармана большой плоский браунинг и, держа за дуло, протянул Володе Мазурину,
— Документы!
— Документов в квартире не держу, — ответил Войлошников.
— Обыскать! — приказал Володя Мазурин дружинникам.
В карманах не оказалось ничего, кроме бумажника и двух связок ключей. В бумажнике — пачка денег и листки бумаги с записями. Бумажник и деньги Володя Мазурин вернул Войлошникову, листки с записями спрятал в карман.
— Это медицинские рецепты, — сказал Войлошников.
— Там разберемся, — ответил ему Мазурин и, показывая на дверь в комнату, приказал: — Пройдите!
Комната, судя по обстановке, была домашним кабинетом. Канцелярский стол с тремя объемистыми ящиками, книжный шкаф, конторка для письма, Удостоверясь, что ящики заперты, Мазурин положил на стол обе связки ключей.
— Откройте!
Войлошников, помедлив немного, открыл один за другим все три ящика. В одном из них оказалась папка с фотографическими карточками. Когда дружинники стали перебирать фотографии, Войлошников заметно насторожился.
— Тут и наши есть! — воскликнул Гришка.