Баррикады на Пресне. Повесть о Зиновии Литвине-Седом
Шрифт:
— Точно, — подтвердил Сережа. — Это вот гравер с нашей фабрики, Савелием звать, а это красильщик Лукьян Степанов.
— Где они сейчас? — спросил Володя Мазурин.
— Однако обоих в октябре забрали. Потом, слышно, расстреляли, — ответил Сережа.
— К этим арестам и расстрелам не имею никакого отношения, — поспешно заявил Войлошников.
— И с этим разберемся, — заверил Мазурин и показал на конторку и шкаф. — Откройте остальные ящики. А ты, Сергей, сходи к кухарке, попроси сумку или мешок.
Войлошников проводил его глазами, потом перевел взгляд на второго дружинника и вдруг
— Мне нужно поговорить с вами наедине.
— Гриша, выдь. Подожди в той комнате.
— Я не виновен в смерти ваших людей, клянусь честью офицера, — начал Войлошников. — Отпустите меня. Получите тысячу рублей. Целое состояние. К чему вам кровь моя. Лично вам я не сделал ничего плохого…
— Гриша! — крикнул Володя Мазурин. — Пойди сюда!
Вошел Гриша, за ним Сергей с холщовым мешком в руках.
— А ну повтори, что ты тут говорил мне! — приказал Володя Войлошникову.
Но тот нимало не смутился,
— Я сказал и повторяю, что если отпустите меня и мою жену, то каждый из вас получит по тысяче рублей.
Володя чуть приметно подмигнул оторопевшему Гришке:
— Деньги на стол!
Войлошников побледнел и сглотнул наполнившую рот слюну, еще не смея верить в удачу.
— Сейчас выпишу вам чеки на предъявителя, каждому по тысяче рублей.
— А получать по чекам в Гнездниковском переулке? — сузив глаза, спросил Мазурин.
— Я не обману вас… — заметался Войлошников. — Верьте чести, не обману… Если не хотите чеки, возьмите золото… вот часы, перстень, драгоценности жены…
— Дешево покупаешь, — оборвал его Володя. — Давай, ребята, укладывай бумаги в мешок. Фотографии не помните, важная улика.
Когда бумаги были уложены, скомандовал Войлошникову:
— Встать!
— Если вы намерены убить, не уводите, убейте здесь!.. Володя Мазурин жестом остановил его излияния:
— Нам приказано арестовать начальника сыскной полиции. Мы исполняем приказ. Как решит штаб, нам неизвестно. Сергей, свяжи ему руки. И покрепче, чтобы не дергался по дороге.
Войлошников пытался все отрицать. К арестам и расстрелам пресненских рабочих не причастен. Агентурной сети на Пресне не имеет. Сведений о боевых дружинах не собирал. Никаких сведений о положении на Пресне в охранное отделение не передавал. Скрываться не собирался, так как вины за собой не знает. Единственно признал, что пытался подкупить дружинников, потому что опасался за жизнь жены.
Запирательство не помогло начальнику сыскного отделения. Отыскались бывавшие у него на допросах, и даже не раз, хотя Войлошников упорно это отрицал.
— Самолично мне в своем кабинете зубы чистил, — показал пожилой дружинник с завода Грачева. — И не мне одному.
— Первый раз в глаза вижу, — отпирался Войлошников.
Также установлено было, что квартиру его по вечерам и ночью посещали посторонние лица. И сам Войлошников только вчера наведывался в Гнездниковский переулок.
— Уведите, — распорядился Седой.
Споров не возникло. Решили единогласно: расстрелять.
— Сегодня же ночью, — приказал Седой Володе Мазурину. — Во дворе его дома.
Уже после заседания штаба Медведь сказал Седому:
— Не хотелось мне затевать спор, а сейчас думаю, зря
поостерегся. Получается так, вроде мы концы в воду прячем.— Ты о чем? — спросил Седой.
— Расстрелять его надо-было при всем честном народе, на нашем фабричном дворе.
— И навлечь этим на всех рабочих самую жестокую кару?
– Ты что же, не веришь в нашу окончательную победу?
Медведь был одного с ним возраста, но тут Седой посмотрел на него как на ребенка. И сказал серьезно, почти строго:
— В нашу окончательную победу я твердо верю. Но не стану утверждать, что она уже пришла. Пресня — не вся Москва. А Москва — не вся Россия…
— А может быть, за себя и за меня боишься?
— За себя и тебя бояться напрасный труд, — усмехнулся Седой. — Мы с тобой давно идем по этой дорожке, сворачивать поздно.
2
С каждым днем стычки на баррикадах, прикрывавших основные подступы к Пресне, — у Зоологического сада, на Горбатом мосту, на Заставе — становились все чаще и ожесточеннее. Противник изменил тактику. Теперь наступление на баррикады вели крупные отряды. Атаки поддерживались пулеметным огнем. Патронов не жалели, и защитники баррикад несли большие потери.
И все чаще тревожили пресненцев продолжительные артиллерийские обстрелы. Особенно угнетала пальба с батареи, разместившейся на Ваганьковском кладбище. Били по заграждениям на Заставе и на Воскресенской улице, а также по штабу боевых дружин. Но ни один снаряд не попал еще ни в баррикаду, ни в «малую кухню». Зато и в домах обывателей, и в рабочих спальнях насчитывались десятки убитых и раненых.
— Надо выдернуть эту занозу, — сказал Седой своему помощнику.
Медведь предлежи поручить эту операцию дружине чугунолитейного завода. Ваганьковское кладбище — их зона обороны.
Седой не согласился.
— Они обороняют полдюжины баррикад. Нельзя ослаблять оборону. К тому же, сказать по совести, я все время опасаюсь удара именно со стороны Александровского вокзала.
— Почему?
— Вполне могут выгрузить войска на Александровском вокзале. Он ближе всех к Пресне. Или того ближе, выгрузят прямо на Ходынке.
— Войска ждут из Петербурга. Значит, по Николаевской дороге, — возразил Медведь.
— Могут по Окружной перегнать эшелоны на Смоленскую, — сказал Седой. — Словом, дружинников завода Грачева трогать не след. Они на особо опасном направлении.
— Тогда кому?
— Тебе, — сказал Седой. — Возьмешь дружинников из штабного резерва, и… с богом!
— Когда?
— Да хоть сейчас. Чем скорее, тем лучше.
Когда миновали Заставу, Медведь разделил свой отряд на две неравные части. Больший отряд оставил при себе. Меньший поручил Василию Честнову.
— Мы пойдем по Воскресенской, — сказал Медведь Честнову, — вы — по Звенигородскому шоссе. Выйдем на кладбище с двух сторон. Меж могил подбираемся к церкви. Орудия стоят возле паперти. Ваше дело приблизиться на прицельный выстрел и ждать. После нашего залпа считаешь до пяти и командуешь своим «пли!». Так же после второго нашего залпа. И так же после третьего.