Баррикады на Пресне. Повесть о Зиновии Литвине-Седом

7

— Не могу я всех взять, — объяснял Седой обступившим его дружинникам. — Если такой толпой пойдем, смеху не оберешься. Возьму Мазурина, Честнова и еще человек восемь. Отбери восемь человек, — сказал Володе Мазурину. И тут же коротко проинструктировал свой отряд: — Первое дело — спокойствие и дисциплина. Без команды ни шагу вперед, ни шагу назад. Я вхожу в участок первым, за мной Мазурин и Честнов, за ними остальные. До первого ихнего выстрела оружие не применять…

Будка у ворот полицейского участка оказалась пустой. Седой отворил калитку и прошел во двор. Остальные за ним.

На крыльце их тоже никто не встретил. Зато в коридоре наткнулись на самого пристава участка штабс-капитана Шестакова.

Седой приставил револьвер к тучной груди штабс-капитана и спокойно, но довольно твердо предупредил:

— Советую не сопротивляться. Иначе вы будете расстреляны, а участок взорван.

Штабс-капитан лишь пробормотал что-то в ответ.

— Поднимите руки! — приказал Седой. — Войдите первым и прикажите сдать оружие. Предупреждаю: первый выстрел — вам пуля в затылок. Вперед!

За рослой фигурой пристава сразу не разглядели стоящего за его спиной Седого. Но увидев еще двоих с револьверами в руках, все вскочили. Щеголеватый подпоручик с аккуратными бачками на розовых щеках схватился за кобуру.

— Не стрелять! — излишне зычно скомандовал пристав.

В дежурной комнате кроме двух офицеров находились еще трое околоточных надзирателей и несколько городовых. Но после строгого окрика штабс-капитана они словно остолбенели.

Дружинники вбежали в дежурку и уткнули револьверы в незадачливых блюстителей порядка. Седой сам обезоружил пристава, затем приказал ему сесть в углу.

— Где хранятся патроны? — спросил Седой у пристава.

— Не знаю, — прохрипел тот.

— Вы не исполняете условий, — строго сказал ему Седой.

— Егоров, — распорядился пристав. — Отопри кладовую.

Патронов винтовочных, а больше револьверных набралось около двух пудов.

— Теперь слушайте меня внимательно, — приказал Седой полицейским чинам. — Революция не мстит. Хотя вы виноваты перед ней. Все по домам, на улицах не показываться. Возьмем еще раз, арестуем. Возьмем с оружием в руках — расстреляем.

Все устремились к дверям. И пристав дернулся со стула.

— Вам задержаться! — приказал Седой.

— Вы же обещали…

— Не тревожьтесь, — сказал Седой, когда полицейские чипы вышли. — Мне нужны адреса офицеров и нижних чинов.

— Я не могу покупать свою жизнь ценою чужой крови, — запоздало сыграл в благородство штабс-капитан.

— Нам не нужна ваша кровь, — усмехнулся Седой, — нужно оружие, так что не терзайте свою совесть.

Пристав открыл несгораемый шкаф, достал клеенчатую папку и бросил па стол.

— Все равно найдете…

— Совершенно верно, господин пристав, — сказал Седой. — Теперь можете идти.

И пристав понурясь вышел из дежурки…

Сразу же, как группа Седого вернулась с трофеями на «малую кухню», по всем добытым адресам отправились дружинники.

Особенно повезло отряду, направленному на Звенигородское шоссе. Там в доме Суворова было что-то вроде общежития для несемейных городовых. Почти все они, не решаясь показываться на улицах, оказались дома и, не сопротивляясь, а скорее даже охотно, расстались со своим оружием.

8

11 декабря адмирал Дубасов вызвал к себе с докладом градоначальника генерала Медема и распорядился пригласить также начальника штаба Московского военного округа генерала Шейдемана. Точно к назначенному часу оба генерала явились в резиденцию генерал-губернатора на Скобелевской площади.

— Доложите обстановку по городу, — обратился Дубасов к Медему, после того как все трое уселись за большим круглым столом, стоящим посреди кабинета.

— За истекшие сутки она осложнилась. Полностью под нашим контролем осталась только центральная часть города в пределах Садового кольца. Окраины Москвы и большая часть пригородов в руках мятежников.

— Все окраины? — переспросил Дубасов.

— Разрешите доложить подробнее.

Генерал Медем встал из-за стола, подошел к висящему па стене крупномасштабному плану Москвы, на котором были четко обозначены не только улицы города, но и самые незначительные проезды и тупики, и, вооружившись указкой, продолжил:

— Я начну с севера и пойду по кругу, по часовой стрелке. На Каланчевской площади, вокзалах и прилегающих улицах нашим войскам противостоят дружины железнодорожников. Бои продолжаются. По счастию, нам удалось удержать Николаевский вокзал, чем обеспечивается железнодорожное сообщение с Петербургом…

— Это очень важно! — заметил генерал Шейдеман. — Николаевский вокзал нельзя терять ни в коем случае.

— Примите к исполнению! — подтвердил генерал-губернатор.

— Слушаюсь, ваше превосходительство, — почтительно отозвался Медем, — В Рогожском районе бои ведут дружинники завода Гужона и Курских железнодорожных мастерских. Они контролируют территорию между Покровской и Рогожской заставами, Владимиркой и кладбищем. Еще южнее, — продолжал он, сопровождая свои слова движением указки, — район, который мятежники самонадеянно именуют «Симоновской республикой». Далее — Замоскворечье. Здесь нашим силам противостоят дружинники типографии Сытина и завода братьев Бромлей. Хамовническо-Пресненский район полностью отрезан от центра города сплошной цепью баррикад, удерживаемых дружинами Прохоровской мануфактуры, фабрики Шмита, завода Мамонтова, сахарного завода. И наконец, в Бутырском районе бои ведут дружины Миусского трамвайного парка и табачной фабрики Габай. Они даже пытались взять приступом Бутырскую тюрьму, но все их атаки были отбиты.

— Бутырскую тюрьму! — вскричал Дубасов, и полное его лицо залилось краснотой.

— Так точно, ваше превосходительство, — подтвердил Медем. — Более того, наглость мятежников достигла того, что вчера толпа пыталась захватить мой дом на Тверском бульваре…

— Вы же сказали, что центральная часть города полностью под нашим контролем? — перебил барона Дубасов.

— В том смысле, ваше превосходительство, что здесь мы имеем явный перевес в силах и здесь любое сопротивление немедленно подавляется крутыми; мерами, вплоть до применения артиллерии.

Долгая минута прошла в молчании. Медем и Шейдеман сидели потупясь, Дубасов, вскинув голову, пристально рассматривал план города, по которому градоначальник только что прошелся указкой.

— Получается, господин барон, — произнес Дубасов с явным раздражением в голосе, — что мы в кольце… — голос его все гуще наливался яростью, — нас обложили… как на охоте!

Медем не нашелся с ответом, и Дубасов, недобро усмехнувшись, задал еще вопрос:

— Вы хоть выяснили, кто у них главный загонщик?