Барыня подколодная

– Я только на минуточку остановилась, руки устали, – пролепетала Варя, переводя дух, – Митенька тяжёлый.

Ей и правда показалось, что Митька стал тяжелее, будто за час он прибавил фунт-другой.

– Давай сюда… – Мать отодвинула тарелку и взяла кричащего Митьку.

Братик замолчал, стал жадно сосать грудь. Вдруг что-то сильно ударило в ставни, как будто бросили камень. Митька вздрогнул, захныкал, засучил ножками.

– Мальчишки озоруют, – морщась, сказала мать.

Она вгляделась в личико Митьки, открыла ему пальцами рот и охнула: из розовых дёсен выглядывали два зубика, беленьких, как сахар.

– Ты кого принесла?! – закричала мать, бледнея. – Митенька где?!

У Варьки сердце упало. Неужели чужого ребёночка взяла? Обмирая от страха, она подошла к матери и пристально посмотрела на младенца. Да Митька это, кто же ещё. Глаза те же, нос, губы. И пелёнки-распашонки его.

– Мамка, ты чего? Это Митенька, посмотри!

Мать поспешно развернула пелёнку, ощупала Митины ручки-ножки и немного успокоилась.

– Померещилось…

***

Варька сжалась в комочек, лежала не шевелясь, чтобы мать с отцом не догадались, что она не спит. Зачесался нос, но она терпела, только жмурилась.

– Никогда я не слыхала, чтобы у маленького дитяти зубы выросли. Месяц ему, всего-то месяц, – горячо шептала мать. – Утром кормила – не было зубов, а домой пришла, чую, что кусает. Как посмотрела… И волосы у него как будто темнее и глаза не такие. У Митеньки серые, а у этого с золотинкой. И плачет, и плачет, как будто Полуночница его изводит… кое-как успокоила. А ведь такой спокойный был.

Отец завозился на лавке, двинул чашкой.

– Выдумаешь тоже, Акуля. Я слыхал, что и рождаются детки с зубами. А тут выросли… ну и что же, бывает.

– Да не он это, – заплакала мать, – похож, а не он. Варьку пытаю – молчит. Небось с девчонками гуляла и перепутала младенца. Зинка недавно родила, её малец, верно.

– Скажешь ещё! У Зинки чёрный парнишка, совсем не похож на нашего.

У Варьки зубы застучали от страха. Неужели Полудница подменила братика? Что теперь делать?

Почти не спала Варя, насилу утра дождалась. Пока мать возилась у печки, выскочила из дома и к Захарке побежала. Он умный, всё знает.

Подняла маленький камешек, бросила в крайнее окошко, завешенное дырявой тряпкой. Выглянул Захарка, увидел Варьку и через минуту вышел на крыльцо.

– Чего тебе?

– Мамка говорит, что Митька непохож, – выпалила Варька.

– На кого? – не понял Захарка.

– На себя. Говорит, что не Митька это.

– А-а-а, вот оно что… – Он задумался, покусал губу. – Я слышал, что Полудница подменивает ребёнков. Заберёт человеческого, а своего подсунет. Смотрит баба: вроде её ребёнок, а вроде и не он. Вдруг и Митьку подменила?

Варька зашмыгала носом: жалко братика! Неизвестно где он теперь, ревёт без мамки. Надо настоящего Митьку выручать, а Полудницыного вернуть.

Дождалась Варька, когда мать с отцом уйдут, вытащила младенца из зыбки, пригляделась… А ведь и правда, не Митька это: глаза с золотинкой и косят немного. Смотрит Варя, смотрит, а младенчик потянулся ручкой – и цап её за нос, да больно-то как! А сам смеётся нехорошо.

Подхватила Варька ребёночка и выскочила с ним за порог. Пришла на ржаное поле, села под дерево, что неподалёку росло, младенца рядом положила и стала ждать.

Долго сидела. Солнце высоко поднялось, палит-жарит так, что мочи нет, знойное марево у земли переливается, колышется. Вдруг видит: женщина появилась, не идёт – плывёт, белое платье развевается. Волосы распущенные цвета спелой ржи, на голове венок из колосьев и цветов полевых.

Вскочила Варька:

– Эй, Полудница! Верни Митьку, а своего младенчика забирай обратно!

Остановилась Полудница, губы скривила.

– Экая быстрая! Потрудись, постарайся. Перепляшешь меня – верну тебе брата.

– Я согласная, – сказала Варька.

Улыбнулась Полудница, пальцами щёлкнула – и пропал младенец, в ладоши хлопнула – и заиграла музыка.

– Ну давай! До вечерней зари.

Сама смеётся, плывёт белым лебедем, руками плавно поводит, плечиками пожимает, глаза так и блестят. Смотрит Варька на неё и старается не отставать. Босые подошвы камешки и сухая трава колют, пот глаза заливает. Час и другой прошёл, не чует ног под собой Варя, а Полуднице хоть бы что, знай себе пляшет.

– Уморилась? – рассмеялась она.

– Ещё чего!

Солнце к закату стало клониться. В кровь избила ноги Варька, но не уступает. Знает, что если уступит, не только братика не вернёт, но и сама сгинет.

Закатилось солнышко за горизонт, и умолкла музыка. Остановилась Полудница, а Варька упала на пыльную тропу, слова сказать не может.

– Вот ведь упрямая какая девчонка! – промолвила Полудница. – Что же, уговор так уговор, получай своего крикуна. – И положила Варе на коленки запелёнатого ребёнка.

Посмотрела Варька – Митенька! И глазки его, и носик, и подбородочек. Прижала к себе, поблагодарить хотела Полудницу, а той и след простыл – исчезла. И тут услышала Варя людские голоса как будто издалека: «Варя! Варька! Варвара!» Поднялась с трудом, Митьку взяла на руки и побрела с поля. Как только вышла на дорогу, словно пелена у неё с глаз упала. Увидела отца и соседей – Мишки Лопуха родителей.

– Тятька… – Варя закачалась, ноги подломились.

Бросился к ней отец, успел подхватить. До дома на руках нёс, не могла сама идти Варька.

…Три дня лечила мамка Варины ноги, смазывала маслом коровьим, смоченные в отваре трав лечебных тряпочки прикладывала. И в какой раз спрашивала: «И что Полудница сказала?.. Ох, страсти какие! А если б не переплясала ты её?.. Матерь Божья, заступница, спаси и сохрани!»

А в пелёнках, в которые Митька завёрнут был, нашли монеты золотые.

– Чудо-то какое! Это ведь, Варя, тебе на приданое Полудница деньги дала, – ахнула мамка и убрала монеты в сундук. Будет Варя замуж выходить – пригодятся.

Крикса

Митька капризничал ночами и никому в избе не давал спать. Мать подходила к нему, меняла мокрые пелёнки, кормила. Митька затихал, но стоило матери уложить его в зыбку и отойти, как он снова принимался кричать.

– Ровно сглазили, – ворчала мамка, – такой спокойный ребятёнок был.

– Или день с ночью перепутал, – зевая, говорила бабушка Поля. Она недавно приехала погостить. – Шлёпни его по попке, он наплачется и уснёт.

Мамке жалко было шлёпать Митьку.