Барышня с Цветочной улицы

– Ты странное существо, Ленчик, и не мне дано постигнуть смысл твоих действий. Да только чую, что выбранный путь гораздо трудней обычного. Ну, влюбляется юная девушка в парня, волочится за ним хвостом, обращает на себя внимание... Парень всегда понимает, когда он кому-то нравится. А если делает вид, что не догоняет, значит, девушка далеко не Селена Гомес.

– Я тоже не Селена.

Мэри наклонила голову и окинула взглядом любимую племянницу.

– Сказала бы я, кто ты, но не знаю имени этой актрисы. Она снялась в главной роли в "Мемуарах гейши". Знаю, потому что меня чуть в плагиате не обвинили. Я тогда со злостью читала Голдена и смотрела экранизацию.

– Да ведь она японка!

– Ну, другой разрез глаз, и только.

Мэри поднялась, начала гулять по комнате, рассматривая в полумраке корешки книг, косметику и шкатулки на полках.

– Если парень не против, они целуются украдкой в тёмных углах, ревнуют друг друга, танцуют под... Максим и Билана?.. И не высыпаются. Самое главное, что каждый из них переболевает и выздоравливает от другого. Один раньше, второй позже. А что выбрала ты? Будешь лелеять свою драгоценную болезнь, пока она не станет мощнее тебя самой. Когда это произойдёт, я буду первой, кто подаст руку помощи и пожалеет, - с грустью сказала Мэри, оторвавшись от интерьера и остановив взгляд на Лене. Никогда её лицо не бывало столь печальным, и на этот раз Мэри не выглядела странной гиперболой на саму себя.
– Первая любовь всегда болезненней, зато приобретённый иммунитет бесценен. Дальше можно болеть только в лёгкой форме. А ты, моя снежинка, рискуешь получить хроническую. Разве ж не чудесно пережить сильнейшее первое чувство в полной мере? Пока есть возможность.

Она снова легла рядом и заговорила тише.

– В пятнадцать я влюбилась так, что меня наизнанку выворачивало. Знаешь, почему я не призналась никому? Потому что он был не русским. Не спрашивай, я всё равно не скажу, какой он нации. В крохотной деревне собралось по несколько образцов от многих народов России, и мы жили, скрывая ненависть друг к другу. Это когда никто не оскорбляет и не унижает, но каждый считает, что с ним не считаются. Через два года он уехал, а я взбунтовалась против Павла, потому что он... я... Тогда казалось, несчастней меня никого нет. Павел хотел отправить меня в фазанку, рассчитывал, что выучусь на повара. Это единственная женская специальность в той дыре. В самом деле, не на сварщика же. Хотя, знаешь, есть у меня одноклассница, которая справляется с "Ресантой" как с игрушкой. Но я-то должна была стать "хотя бы" поваром. Знаешь, дело не в том, что это плохая специальность, и не в том, что я не хотела её. Я тогда взбесилась и решила, что не стану работяжкой, которую он постоянно из меня лепил, добавляя "хотя бы". А сам-то поступил в университет, гений хренов. И всё равно, так и получилось! Выстрадать проклятую книгу тяжелей, чем приготовить омлет, который получается у меня идеальным. Сколько ошибок, опечаток, сколько... А вина перед матерью, за которой присматривает невестка?.. Пока я в шелках да в духах!

Она перевела дух, взяла Лену за руку. В эту минуту Мэри не выглядела беззаботной и счастливой, и тяжёлые мысли были ей совсем не к лицу.

– Что-то надломилось во мне, когда тот парень уехал, а потом мы узнали, что он умер. Умер бесславно, ограбленным и зарезанным ночью, на улице. И тогда я взорвалась, да... Любимая моя, я не желаю тебе ничего похожего, но это когда-нибудь происходит: люди расстаются. Разница лишь в том, успели ли они побыть вместе.

Они крепко обнялись и заснули, вместе разделяя печаль.

*

Следующие дни проходили так, будто Мэри не грустила. Она наряжалась, красилась, духарилась и выходила гулять по Покровке с племянницей. Мэри не замечала переполненных мусорных баков в неуместных точках, трещин на асфальте, поблёкшие рекламные плакаты, выцветшие одежды на многих местных женщинах. Она задавала всем планку: будьте как я, не расслабляйтесь, стремитесь к своему пределу, наслаждайтесь, чем можете. Лена сводила её в библиотеку, познакомила своих "взрослых" подруг. С искренним удовольствием Мэри подписала книги, оставив длинное, на целый разворот пожелание для читателей. Валентина Андреевна поразилась, что писательница слаба в орфографии и ждёт подсказки от родственницы, но Мэри только хохотала сама и смешила всех.

Более всего ей не понравилось здание школы. Домики вокруг выглядели убого, а школа возвышалась красным трёхэтажным гигантом. Огромное парадное крыльцо, асфальтированный двор и несколько тонких березок по периметру не могли кого-то впечатлить, особенно требовательную натуру Мэри, испытавшей, однако, лёгкое злорадство при мысли, что здесь работает Павел.

Одним вечером подруги возвращались домой под моросящий дождь. Улицы всё сильней накрывало ранней тьмой. Мэри здоровалась с редкими прохожими, получая в ответ удивлённые, а то и радостные приветствия.

– Подумай о моей репутации, - улыбнулась Лена, - после отъезда на меня будут пальцем показывать.

– Ерунда! Я здороваюсь со всеми, кого вижу хотя бы раз в неделю, начиная от продавщиц и заканчивая неизвестными мужчинами в костюмах.

Лена понимала её. Когда та работала над книгой, никто не мог ни дозвониться, ни достучаться. Для экстренных сообщений имелся простенький самсунг-раскладушка, о котором Мэри могла вспомнить только случайно. Она выходила в свет, как медведь после спячки. Приводила в порядок причёску, кожу, обновляла гардероб и просто расслаблялась, не заботясь об условностях.

– А как сильно пострадает твоя репутация?..
– она не договорила, махнув ручкой в сторону неоновой вывески с тремя красными буквами.

– Не думаю, что школьники там бывают...
– неуверенно ответила Лена.

– Маяк в темноте, свет в конце туннеля!
– звонко воскликнула молодая женщина, поправляя густую, растрёпанную ветром челку.

– О, нет, Мэри, ты же моя тётя, в конце-то концов!
– взмолилась девушка, яростно махая головой.

– Научить тебя плохому?
– подмигнула она.
– Ладно, Ленчик, ну что произойдёт с нами в этой деревеньке?

– Я же директорская дочка, забыла?

– Не оглядывайся на этот глупый статус! Тебе семнадцать, и это не по-детски замечательно.

Так они и вошли внутрь Бара, озорная Мэри и смущённая Лена, упирающаяся, пока её окончательно не втащили за порог.

Внутри оказалось не на много светлей, зато накурено и душно. За стойкой на высоких табуретах сидели мужчины, за отдельными столиками нашлось несколько женщин не лучшего вида. Подсветка добавляла в дым и полумрак загадочную синеву, в тумане все выглядели чуть внушительней, чем были в действительности. В углу за стойкой стоял компьютер, усилитель и прочее оборудование, обеспечивающее компанию музыкой. Для танцев было тесновато, да и посетители не выказывали рвения. Все уставились на вошедших.

Лена быстро оглядела, из дюжины человек не было никого знакомого, кроме, разумеется, Костарева, стоявшего рядом с красивой женщиной, единственной приличной из всех. И все были старше.

– Добрый вечер, - улыбнулась Мэри так приветливо, будто она не пришла сюда, а встречала других.

– У нас что, инспекция?
– удивился хриплым голосом мужик в потрепанной спецовке.

– Вот с тебя и начну инспектировать, - бойко отозвалась она и приказала, - А ну открой форточку, дышать нечем! Надымил, красивых дам не видно!
– Она подошла к его столику, звонко стуча каблуками, и высвободила в мусорное ведро пепельницу.

Пару секунд царило молчание, но Мэри встала прямо перед ним, и мужик не смог поспорить.

– Да как я откажу прекрасной женщине!
– пафосно воскликнул он, и приоткрыл форточку.

– Давно бы так!
– ворчливо отреагировали женщины с кружками пива.

Мэри подошла к стойке, поглядывая на Костарева и его спутницу - они стояли в отдалении, вместе. Лена, на время оставшаяся одна, подошла к тёте. Та держалась так, чтобы ни к кому не поворачиваться спиной.

– Что пьёте, народ? Можно мне минералки?