Башни человеческих душ

В пасмурное субботнее утро профессор направил автомобиль по дороге к церкви, которая располагалась на холме за пределами деревни. Первоначально там находилась небольшая часовенка, где отпевали погибших шахтеров, которая благодаря пожертвованиям местных жителей, переросла пусть и в скромную, но ухоженную и комфортную церковь, с колокольней, витражами из цветного стекла, иконами и даже расписным потолком, изображающими сцены из жизни пророка Илии. Вокруг нее располагались пастбища с одиноко стоявшими деревьями, а главную дорогу пересекал приток реки Эрл – через него был переброшен символический каменный мост. Атмосфера здесь была наполнена каким-то невообразимым покоем, словно сам Господь благословил это место.

Профессор оставил автомобиль на подъездной дорожке, поднял ворот пальто и поспешил укрыться в теплом помещении церкви. Внутри, как он и ожидал, практически никого не было. Несколько женщин в белых платках читали какой-то псалом, стоя перед иконой святого, чей лик освещало несколько зажженных свечей; мальчик-служка протирал пол и первым заметил профессора, на секунду прервав свое занятие. Доктор обратился к нему первым:

– Можешь позвать отца Аддлера? Мне нужно с ним поговорить.

Служка кивнул и помчался со всех ног к ризнице, находившийся сбоку от алтаря. Через несколько минут показал лысеющая голова отца Аддлера, который прищурил глаза, стараясь рассмотреть пришедшего гостя.

– Карл, неужели это ты? – Сказал он, протягивая профессору руку. Его голос, казалось, мог успокоить и разъяренного льва.

– Дорогой мой Аддлер, конечно, это я. Рад тебя видеть.

– Пожалуйста, проходи ко мне в ризницу. Я распоряжусь, чтобы нам подали горячего чаю. В такую погоду он и хорошая беседа – лучшее средство для восстановления душевного уюта.

– Не могу с тобой не согласиться. Идем.

Расположившись с чашкой чая в руке, профессор немного отогрел замерзшие пальцы. Ризница отца Аддлера представляла собой достаточно просторную комнату, где царил некий аскетизм: старый отполированный стол, несколько стульев, диван у окна, настенные часы, книжный шкаф со стеклянными створками, и несколько цветов в горшках на подоконнике. Позади стола на стене висело распятие. Стены были укутаны в обои цвета кофе с молоком, которые резко контрастировали с темной плиткой на полу.

Отец Аддлер любезно предложил профессору стул, а сам сел за стол, сложив на нем руки.

– Итак, Карл, что привело тебя ко мне?

Доктор немного помолчал, собираясь с мыслями, после чего ответил:

– Ты наверняка слышал о событии, которое произошло в моей лечебнице?

– Безусловно. Ужасная трагедия. Я прочитал о ней в утренней газете, а после кое-какие слухи дошли и от прихожан.

– Да, понимаешь ли, дело в том, что произошло самоубийство, а я знаю, как церковь относится к подобным вещам.

Отец Аддлер кивнул:

– Самоубийц хоронят за пределами кладбища в неосвященной земле.

– Именно об этом я и хотел бы поговорить. Знаешь, ведь я в чем-то чувствую вину перед этим человеком. Он находился под моей опекой, и я за него отвечал. Но ввиду сложившихся обстоятельств, я не смог полностью контролировать ситуацию. – Профессор отпил чая, чтобы смочить горло. У него был приятный и насыщенный вкус бергамота. – И то, что произошло тяжким бременем легко на мои плечи, а потому я хотел бы оказать этому несчастному последнюю услугу и похоронить в соответствии с принятой церковной панихидой, дабы не лишать его царствия божьего.

Отец Аддлер вскинул брови и потер подбородок:

– Ты просишь меня нарушить устав церкви ради одного человека? Ты же знаешь мою принципиальность в подобных вопросах. Эти законы были написаны не мной и не мне их отменять. Мы можем только молиться, чтобы Господь простил этого человека и смиловался над его несчастной душой.

Профессор парировал:

– Я все это знаю. Но дело в том, что мой пациент был глубоко болен. И его болезнь вызвана именно расстройством души. Не уверен, что он понимал или отдавал себе отчет в том, что делает. Воспаленный ум может захватить сознание человека и заставить его выполнить то, чего он сам не хочет. Я считаю, что для таких людей должно быть некое исключение. Здесь стоит рассматривать не самоубийство, а несчастный случай, повлекший за собой смерть человека.

Отец Аддлер откинулся на спинку кресла и замолчал. В течение минуты он медленно потирал то лоб, то подбородок. Профессор же сидел с совершенно бесстрашным лицом, готовый в своих доводах идти до конца. Наконец, последовал ответ:

– Твои слова заставили меня задуматься. Действительно, в этой ситуации не учитываются обстоятельства, которые повлекли за собой самоубийство. Если этот человек, как ты говоришь, был болен душевно, да еще и не отдавал себе отчет в своих действиях, то его смерть можно рассматривать как следствие тяжелой болезни. Но это только в том случае, если это было действительно так. Надеюсь, ты не хочешь ввести меня в заблуждение, Карл? В этом случае грех совершим мы оба.

– Уверяю тебя, Аддлер, все так и было. То, что этот человек был болен, можешь даже не сомневаться. Поверь, как врачу, который работает с подобными людьми уже более полувека.

Отец Аддлер допил чай, налили из чайника себе еще чашку, и предложил профессору, но тот отказался.

– Что ж, раз все так и было, то только из уважения к нашей дружбе и твоему врачебному стажу, я проведу церемонию погребения, как положено. Правда придется дать распоряжение вырыть новую могилу, поскольку планы несколько изменились. Ну, это уже мелочи.

– Во сколько начнется служба?

– Думаю, что часов в десять, после утреннего богослужения. Я был бы рад, если бы ты пришел пораньше, послушал проповедь и исповедался. Ведь я не видел тебя здесь уже очень давно.

– Конечно, я приложу все усилия, чтобы прийти вовремя.

3

Распрощавшись с отцом Аддлером, профессор вышел за порог церкви и почувствовал, как у него с души словно свалился камень. Посчитав, что исполнил свой долг перед умершим, он в более приподнятом настроении направил автомобиль в сторону клиники. Проверив, как идут дела у пациентов и, оповестив свой немногочисленный штат о завтрашней службе, доктор углубился в бумаги, аккуратно выводя истории болезни пациентов, применяемые им методы лечения и лекарства, а также записал крохотный прогресс, которого ему удалось достичь. У Августа сегодня был выходной, за окном моросил дождь, а тусклый свет настольной лампы нагонял меланхолию. От утреннего прилива сил не осталось и следа, и профессор снова углубился в мрачные мысли о завтрашних похоронах, будущем лечебницы, судьбе пациентов и так далее. Порой ему казалось, что в один прекрасный момент кто-то выбил все нити из его руки, и жизнь пошла под откос. Думая об этом, он улыбнулся, заметив, что анализирует самого себя с позиции психиатра. В его голове тут же возникали возможные ответы на его вопросы, которые лишь на мгновение восстанавливали душевное равновесие. А вообще хорош доктор. Вызвался лечить расстройства души, а сам прибывает в унынии. Может, стоило продолжать практику хирурга и не забивать себе голову сложными проблемами человеческого сознания? Но был ли это путь, уготованный ему судьбой?

В воскресенье утром профессор, как и обещал, прибыл на утреннюю службу, чем заслужил одобрительный взгляд отца Аддлера. Вчера вечером он заехал к Августу и попросил его приехать на похороны пациента. Он и другой персонал больницы должны были прибыть к десяти часам, а пока доктор смог побыть наедине со своими мыслями и с Богом. Сквозь широкие окна церкви пробивался пасмурный свет, пронзая ряд стройных восковых свечей, пламя которых дрожало на легком ветру. С утра собралось достаточно много народу: в основном женщины с детьми и мужчины преклонного возраста. Одни внимательно слушали проповедь отца Аддлера, другие о чем-то молились у многочисленных икон, прося помощи у высших сил.

Доктор Фитцрой и сам прочитал несколько молитв и помолился за упокой души его почившей жены, а также всех друзей, родственников и знакомых, которых смог вспомнить.

После окончания службы, толпа высыпала из церкви, укрывшись за плащами и зонтами от моросившего дождя, который делал это воскресное утро особенно грустным. Внутри остался лишь профессор и несколько прихожанок, которые о чем-то расспрашивали отца Аддлера. Вскоре двое дюжих парней вынесли простой гроб из светлых досок, где лежало тело погибшего пациента. Профессор подошел поближе, чтобы лично попросить прощение у покойного за то, что не сберег его жизнь. Доктор не знал, услышит он его или нет, но что-то ему подсказывало, что его слова дойдут куда нужно. Пациент был одет в простой поношенный костюм и старые туфли. Воротничок потемневшей от времени рубашки немного скрывал ужасные следы от удавки, которые темно-синим пятном опоясывали его шею. Руки были сложены на груди, кто-то заботливо вложил между ними крест.