Башни человеческих душ

Вскоре появился Август, облачившийся в черный костюм, сторож Хопп, за которого сегодня дежурил Финке, уборщик мистер Борман и кухарка Доллорес, одевшая черный чепец и такого же цвета кружевное платье. Также присутствовал государственный представитель – неприятный тип лет сорока с грубыми чертами лица и аккуратно зализанными черными волосами, – который должен был проследить, что церемония действительно проведена и деньги, выделенные государством, не были потрачены впустую.

Как только все было готово, отец Аддлер начал похоронную церемонию. Сначала он прочитал необходимые молитвы и псалмы, после чего сбрызнул гроб святой водой и обкурил ладаном из кадильницы. Затем каждому их присутствующих было предложено сказать несколько слов о покойном, а также попросить у него прощения за обиды, причиненные ему при жизни. Конечно, никто из собравшихся не знал так хорошо погибшего пациента, но, тем не менее, каждый высказал несколько хороших слов и попросил прощение, как того требовал обычай.

Когда служба закончилась, гроб с телом вынесли на улицу, за которым растянулась небольшая процессия. Между рядами могил виднелась недавно выкопанная яма с надгробием, где значилось: «Неизвестный №125, дата смерти: 21 мая 1925 года». Гроб наспех заколотили гвоздями, опустили в яму и начали забрасывать землей. Гробокопателя работали быстро и усердно, по лицам струились ручейки дождя, который стал идти гораздо сильнее. И вот, с последним взмахом лопаты, все было кончено.

Отец Аддлер ободряюще похлопал профессора по плечу и поспешил вернуться под укрытие церковных сводов. Постепенно все начали расходиться, у могилы задержался только доктор Фитцрой и Август, которых терзало тревожное чувство вины за смерть этого человека. Наконец, кто-то окликнул их, и словно выйдя из оцепенения, они вместе, точно внук с дедом, медленно побрели с кладбища под хлыставшими порывами дождя. В этой суматохе никто не обратил внимания на грузную фигуру человека под черным зонтом, который украдкой наблюдал за церемонией из-за угла церкви.

4

Спустя час весь персонал собрался под крышей «Двух башен», где Долорес решила устроить поминальный обед. Настроение у всех было мрачное, если не сказать более. Профессор практически ничего не съел и только настойчивый взгляд Долорес заставил его проглотить немного еды, вкус которой он практически не почувствовал. Остаток дня он провел у себя дома, придаваясь все тем же мрачным мыслям, которые терзали его на протяжении недели. По дороге из лечебницы он купил себе бренди и уже почти осушил половину бутылки.

Усевшись в гостиной, он наблюдал за каплями дождя, которые медленно ползли по стеклу, собираясь в огромную лужу прямо под окном. Ветер нещадно рвал молодую листву с деревьев, которая ворохом проносилась по улице. На противоположной стороне все также зловеще возвышалась скульптура плетеного человека, которая при такой погоде приобрела еще более зловещий вид. «И все-таки, почему Краус установил его прямо напротив моего дома? Он явно рассчитывал на то, чтобы я видел эту ужасную штуковину каждый день. Может, он просто хочет свести меня с ума?» – подумал профессор, отхлебывая очередную порцию бренди. Спустя пару минут его уже сковал крепкий сон.

Глава 11.

1

Конец мая и последующая половина июня проходили в напряженном спокойствии. Профессор почти все время занимался пациентами, или бытовыми проблемами, которые возникали, чуть ли не каждый день. Параллельно он ждал представителя из Ассоциации, который наконец-то скажет те самые страшные слова, которые поставят крест на их с Августом работе. Весьма неприятной неожиданностью стало и то, что защиту диссертации Августа отложили до сентября, поскольку Министерству просвещения и образования необходимо было разработать новый, республиканский, вариант свидетельства о присвоении звания приват-доцента. А вот имперский образец уже считался недействительным. Эта новость свалилась на них как раз в тот момент, когда все приготовления к защите были почти закончены. Но с другой стороны, сыграло весьма на руку, поскольку Юнгеру удалось в столь краткий срок заполучить пропуск на территорию Реготской республики на одну неделю. Все необходимые документы он передал с личным курьером, поскольку считал, что доверять их почтовой службе слишком уж безрассудно. В свою очередь, доктор Фитцрой подготовил для него ответный презент: выдержанный в дубовой бочке двадцатипятилетний виски «Хельга», который ему когда-то давно подарил один благодарный пациент. Профессор придерживал его на «особый случай», но тот все никак не наступал, а потому он решил оказать такой вот знак благодарности своему другу Юнгеру, ценителю крепких алкогольных напитков.

С пациентами все тоже было относительно стабильно. Радист большую часть времени проводил с приемником, настраивая каналы и постоянно что-то подкручивая. Когда он удовлетворился полученным результатом, то спросил у профессора, нет ли еще каких-нибудь электроприборов, требующих починки. Доктор принес ему из дому старый торшер, который сломался несколько лет назад, Готфрид передал электробритву – одну из первых, пустивших в массовое производство, Долорес принесла утюг, а уборщик Борман притащил целую электрическую плиту. В общем, работа пациенту была обеспечена на месяц вперед, вот только по-прежнему никакой информации от него добиться так и не удалось, несмотря на все старания профессора.

Тем временем сержант перебрал все имеющиеся в клинике виды настольных игр, после чего переключился на книги. К несчастью, теперь он стал еще более отстраненным – оторвать его от чтения было непросто, а порой казалось, что он и вовсе не замечает ничего вокруг, уйдя в мир, который дарила ему литература. Однако, по его заверениям, странная музыка стала терзать его меньше, но на месте нужных доктору воспоминаний по-прежнему зияла дыра, причем в прямом смысле этого слова. В одном из разговоров, сержант признался профессору, что при попытке напрячь память, в его голове возникает некое белое и пустое пространство, словно кто-то засветил фотопленку.

Доктор внимательно записывал каждое слово, попутно делая свои пометки. Воистину, это был самый странный случай, с которым ему доводилось столкнуться! Обычно память возвращалась к человеку постепенно, частями, не сразу, но с каждой неделей был замечен хоть какой-то прогресс. А здесь прошло уже достаточно много времени и ничего! А что если поврежденные участки памяти не восстановятся? Тогда только родственники и друзья смогут установить личность этого человека и пролить свет на его прошлое. Но что если у него их нет?

Эта неопределенность весьма раздражала профессора, ему крайне не нравилось, когда в лечении наступал застой. В своих попытках добиться хоть чего-нибудь, он показывал сержанту и молчуну картинки из путеводителей по крупным городам Ринийской империи, униформу солдат Первой гвардии, даже фотографии из газет, где были запечатлены боевые действия. Однако они оба лишь отрицательно качали головой; эти картинки были для них всего лишь картинками. Чем-то далеким, никак не затронувшим их жизнь.

Профессор снова попытался вывести пациентов на улицу, на этот раз попробовал привлечь к прогулкам молчуна. Памятуя о неудачном опыте с сержантом, он решил принять должные меры предосторожности и заранее наметить маршрут. Карл Фитцрой конечно изрядно волновался, как бы чего не случилось, но его переживания были напрасны. В этот день как раз стояла теплая и солнечная погода, а воздух был насыщен ароматом трав и леса. Он вывел пациента из лечебницы и под наблюдением санитаров отправил на прогулку вокруг здания. Благо садовник недавно почистил дорожки с гравием и подстриг траву. Сейчас территория за лечебницей походила на небольшой ухоженный парк. Прогулка прошла хорошо, пациент не проявлял никаких странностей или агрессии, вот только дернулся примерно на том же месте, что и сержант. Молчун секунду постоял, нервно теребя руками полу рубахи, после чего пошел дальше. Профессор не мог этого не заметить и сделал соответствующую запись в журнал. После того, как он проводил его внутрь, доктор еще раз вернулся на то место и все тщательно осмотрел. Вдалеке виднелось засыпанное озеро, ограда и продирающийся сквозь нее дикий лес. Казалось бы, ничего необычного, но что же заставило их обоих так странно среагировать на этот пейзаж. Доктор поднапряг память и вспомнил, как первый пациент, что-то упоминал о болоте, грязи и запахе тины. «Вы меня не спасли. Они пришли за мной» – говорил он в том сне, но вот только кого он имел в виду? Профессор сделал запись: «странная реакция на озеро/лес? Причина?». Захлопнув журнал, он в который раз постарался проанализировать все имеющиеся факты и прийти хоть к какому-то выводу. Может быть, несчастный случай? Несколько солдат утонули в болоте и им никто не смог вовремя помочь? Но это не объясняет, кто уничтожил целую роту элитного подразделения и куда пропал их командир. Если действовали партизаны, то почему оставили несколько человек в живых и почему они были напуганы до полусмерти, когда их нашли? Доктору оставалось надеяться, что только поездка Августа сможет пролить свет на эту историю, в противном случае истина так и останется покрыта завесой тайны.

– Именно поэтому ты должен там все внимательно осмотреть и запечатлеть на пленку. – Обратился профессор к Августу, когда оба обсуждали предстоящую поездку. – Возможно, сделанные снимки помогут разбудить спящие участки мозга у пациентов и оживят воспоминания. Но лучше всего было бы раздобыть хоть какую-нибудь информацию о том, что же на самом деле произошло. Только тогда. – Доктор поднял в воздух указательный палец. – Мы можем рассчитывать на полный успех в лечении.

Август согласно кивнул, хотя в душе все больше волновался. Когда поездка казалась ему еще слишком далекой и призрачной, он воспринимал ее немного иначе, чем когда пришло время к решительным действиям. В голове то и дело проносились вопросы: «А что если профессор ошибся, и там ничего нет? Или это все действительно происки партизан?». Однако он не смел высказывать свои сомнения доктору, молча полагаясь на его версию произошедшего. Если он говорит, что так будет лучше для пациентов и будущего клиники в целом, то необходимо следовать его указаниям, какими бы странными они не казались.

– Постараюсь сделать все от меня зависящие, – Август старался держаться как можно увереннее и сдерживал тембр своего голоса, чтобы тот не выдал волнение, – когда я смогу отправиться в путь?

– Чем быстрее, тем лучше. Откладывать поездку в долгий ящик нет никакого смысла. Тем более… – он указал на окно за спиной, – погода как раз стала немного налаживаться. Думаю, что сезон дождей остался позади, поэтому, пока еще нас не съела удушающая жара, путешествие стоит совершить именно сейчас. – Профессор открыл один из своих журналов и принялся долго перелистывать страницу за страницей, пока радостно не воскликнул: – Ага, сохранился-таки! Это значительно облегчит предстоящее предприятие. – Тут он посмотрел на удивленное лицо Августа. – Мне удалось разыскать номер доктора Айвена Пауля, заведующего областной психиатрической больницей Пельта. Он мой старый знакомый, когда-то работали вместе. Сначала я думал послать тебя к нему с сопроводительным письмом от своего имени, но поскольку есть телефон, я позвоню ему и предупрежу о твоем приезде. И как врач, и как человек он очень хороший, можно сказать, что даже профессионал своего дела. В определенный период времени мне довелось с ним сотрудничать, и скажу тебе честно, его методика лечения была просто поразительна. Он почти сразу мог найти подход к любому пациенту и путем простых, но таких точных и значительных фраз, выводил людей из тяжелых и затяжных депрессий, умел индивидуально подобрать нужный препарат и нужные занятия для своих больных. И хочу тебе смело сказать, практически все его подопечные уходили из клиники абсолютно здоровыми. К тому же, он первым предложил не пичкать шизофреников тонной психотропных лекарств и активно выступал за запрет проведения лоботомии. Вместо этого, он дал этим несчастным поле для творчества, выделил отдельную комнату, где они могли заниматься всем, что только душе угодно. Конечно, самые активные учинили там полный разгром, но были и те, кто пытался рисовать картины или писать стихи. В результате, пациентам стало намного легче переносить течение своей болезни. – Профессор перевел дух от захватившего его повествования. Что и говорить, подобные люди были сущими самородками, которые серьезно относились не только к своей работе, но и к людям, которых лечили.