Башня. Новый Ковчег 5
Шрифт:
— Это как же так? Что же это такое-то? А?
И она совершенно неожиданно расплакалась. Копия приказа, выпав из её рук, плавно спланировала под ноги Петровичу. Тот нагнулся, поднял документ, прочитал и, громко выругавшись, зло уставился на Сашку.
— Я сейчас всё объясню, — торопливо ответил тот, и, не дожидаясь, когда Петрович обрушится на него с руганью — а бригадир ремонтников уже был готов это сделать, — быстро заговорил.
— Вот гады. И кому наши старики помешали? Что ж этим сволочам наверху всё неймётся-то, а? — Петрович уставился куда-то вдаль тоскливым взглядом
— А что делать-то теперь? — Ирина Александровна вытерла слёзы, с надеждой посмотрела на Петровича, а потом на Сашку с Верой. — Это ж прямо завтра с утра… и всё. А я им сюрприз приготовила, у Марии Степановны юбилей, восемьдесят лет, так я ей в столовой, у меня там сестра работает, пирог с клубникой заказала. Это что ж получается, её прямо в её день рождения…
— Да погоди ты, Иринасанна. Вот ребята пришли, не просто так, наверно, — Петрович уставился на Сашку. — Чего предлагаете-то?
— Я, мы… — Сашка начал и запнулся. Перевёл взгляд на Веру.
«Давай, выручай», — прочитала она в его глазах.
Всю дорогу, пока они спускались на лифте на шестидесятый этаж, пока бежали по лестнице вниз, пока петляли по коридорам больницы, Сашка, не уставая, твердил, что у них нет никакого плана, а она отмахивалась от него, как от назойливой мухи. И вот теперь Вера с ужасом поняла, что Поляков прав, и плана действительно нет. И ничего толкового, как назло, на ум не приходило, кроме дурацких банальных фраз, которые она и выпалила.
— Надо их спасти. Спрятать. Вывести куда-нибудь!
— Куда вывести? — нахмурился Петрович.
— Куда-нибудь, — Вера почувствовала растерянность. И Поляков, как назло, стоял рядом и только глазами хлопал.
— Вывести. Вот вы тоже придумали. Куда мы их выведем? К себе домой что ли?
Сердитый взгляд Петровича буравил Веру насквозь. Ответить ей было нечего, и она замолчала, но тут за спиной раздалось тихое покашливание. Сашка с Верой оба инстинктивно обернулись. Молодой небритый мужик из бригады Петровича снова кашлянул, привлекая к себе внимание, и затем произнёс:
— Я могу одного к себе забрать. У нас с женой квартира небольшая, но это ничего, потеснимся. Потому как не по-людски это, когда так. У меня пять лет назад мать… по закону тому людоедскому, увели и всё, привет. А она… она внуков хотела всё увидеть… не дождалась. Так что хоть одного, но я выведу.
— А Санёк дело говорит! — вдруг встрепенулся Петрович. — Ты, молодец, Санёк. Если каждый по одному… сколько там их у тебя, Иринасанна?
— Семнадцать, — Ирина Александровна с надеждой посмотрела на Петровича. — Двенадцать женщин и пять мужчин.
— А нас двадцать два вместе со мной. Сейчас мы их…
Рабочие зашумели, явно соглашаясь со своим начальником, кто-то не удержался, отпустил пошлую шутку, но на него сердито цыкнули.
— Погодите! Чтобы вывести стариков нужны пропуска. Сейчас без пропуска никуда не попадёшь, — эти слова выкрикнул Сашка, пытаясь перекрыть нарастающий от возбуждения гул голосов. —
Пропуска же!— Да есть, есть пропуска, милый! — до Ирины Александровны первой дошло то, что кричал Сашка. — У Анны Константиновны они все хранятся, сейчас принесу, милый.
И она бросилась в кабинет главврача, а Сашка, который из «ухажёра Морозовой» перешёл в разряд «милых», залился краской. Ирина Александровна появилась через несколько минут со стопкой пропусков и сунула их в руки Сашке. Тот принялся их разглядывать.
— Они все зарегистрированы на пятьдесят четвёртом этаже, — Поляков поднял глаза на старшую медсестру и пояснил. — Согласно новой инструкции они могут перемещаться только в пределах двадцати этажей от места прописки, то есть, это, получается, до семьдесят четвёртого только. Выше их уже не пропустят.
— Я на семьдесят первом как раз живу, — сказал Санёк и поскрёб заросший светлой щетиной кадык.
— А я на шестьдесят восьмом…
— А я на…
— А ну тихо! — Петрович прервал своих рабочих, которые снова загалдели, перебивая друг друга и предлагая свою помощь. — Сейчас разберёмся! — он вынул из кармана блокнот и огрызок карандаша. — Не бухтите, мужики. Давай по одному… сейчас мы быстро всех раскидаем. Шиш с маслом завтра эти сволочи получат, а не стариков наших. Помешали они им… Хрен кого тут найдут. Я сам на шестьдесят шестом, мне лишний рот не помешает. Что мы, звери какие?
— А у меня как раз сын переехал, комната его пустует, записывай меня, Петрович! Пятьдесят девятый этаж. Потеснимся, не привыкать…
***
— Ну всё, кажись, — Петрович навис над Сашкой и Ириной Александровной, которые примостившись у маленького столика, сверяли списки и делали отметки о том, кто какого старика забрал к себе. На списках настояла Ирина Александровна. — Ребята мои, кто мог, все разобрали. Ты там, Иринсанна, отметь: Панкратов двоих бабулек взял, квартира, у него большая, жилплощадь позволяет. И Лемешев тоже — у него брат по соседству живёт, сказал, что пристроит. Ты не забудь, отметь.
— Сейчас, Петрович, миленький, сейчас всё отметим, — Ирина Александровна, изменившая свой тон и последние полчаса именовавшая Петровича не иначе как «миленький», согласно кивала головой. — Дай вам бог всем здоровья, дай вам бог. Сейчас погоди, Петрович, пропуска выдадим и пойдём уже готовить наших старичков к переселению.
Ирина Александровна засуетилась, приподнялась со своего места, принялась раздавать пропуска. Петрович, которому она вручила список, зычно выкрикивал фамилии рабочих.
Вера стояла рядом, наблюдая за действиями старшей медсестры и бригадира и время от времени бросая взгляд на Сашку. Тот тщательно заносил имена и фамилии в тонкую тетрадь, в аккуратно разлинеенную табличку. Даже в такой ситуации педантичный Поляков оставался верен себе, и Вере почему-то в первый раз в жизни не хотелось пристукнуть его за неторопливость и основательность. Раньше она бы уже взвилась, обвинив его в бюрократизме, канцелярщине и ещё бог знает в чём, но сейчас понимала: он делает всё, как надо, и именно его уверенные, неспешные действия успокаивают и остальных, снимают напряжение, гасят ненужные эмоции.