Башня. Новый Ковчег 5
Шрифт:
От этих мыслей у Кира за спиной словно крылья выросли — он почувствовал уверенность и… и снова с размаху врезался в стену из-за собственной самонадеянности и дурости.
— Кирилл, — голос отца подстегнул его. — Дуй сюда, оболтус!
Сжавшись и втянув голову в плечи, Кирилл приблизился. На Савельева он смотреть избегал — и так понятно, что тот едва сдерживается, чтобы не придушить его на месте.
— Павел Григорьевич, — в голосе отца слышалась неподдельная усталость. — Вина тут моя, конечно, как мастера. Недоглядел, каюсь. Я должен был этого паразита лично проконтролировать, раз уж он мне тут как снег на голову свалился. А я…
Отец прервался, повернул к Кириллу злое лицо.
— Давай, балбес, сам теперь про свои художества отчитывайся.
Кир
— Ну? — глаза Савельева опасно блеснули, полоснули стальной бритвой. — Я слушаю.
— Я это… сделал…
— Что ты, мать твою, сделал? — не выдержав, рявкнул Савельев, оттягивая его длинным матерным ругательством, как кнутом.
— Прокладку не поставил, — пробурчал Кирилл, мечтая провалиться сквозь землю. — То есть поставил, но не ту.
— Какую, чёрт возьми, прокладку? В какое место и что ты там вставил?
Кто-то из рабочих засмеялся. Кирилл покраснел и вскинул глаза на Савельева.
— Я не знал, что надо другую.
— Иван, — Савельев повернулся к отцу. — Мы здесь что, в бирюльки играем? Ты, какого хрена ему ответственную операцию доверил? Ты…
Выражений Павел Григорьевич не выбирал. Материл так, что не проживи Кирилл всю сознательную жизнь на шестьдесят пятом этаже и не проведи большую часть из своих девятнадцати лет в компании малолетних обалдуев, у него бы уши в трубочку завернулись. А при Нике и её друзьях Савельев так интеллигент сдержанный, а тут…
— Да какая ответственная операция, Павел Григорьевич, — щёки и шея отца пошли пятнами. — Я что на кретина недоразвитого похож, что-то ответственное ему доверять, когда он тут без году неделя. Муфту плёвую велел ему разобрать, очистить, да девчонкам контролёрам отнести на проверку. Так этот идиот отнёс, а после контроля решил собрать заново. Самостоятельно. Заставь дурака богу молиться, — отец отвесил Киру звонкий подзатыльник.
Было не столько больно, сколько обидно и унизительно — стоять тут на глазах у стольких людей, ощущая спиной насмешливые и презрительные взгляды. И главное — Савельев и отец, теперь они точно думают, что Кир полный придурок, которому даже простого дела доверить нельзя. Плёвого. Нет, они и раньше, конечно, были о нём не самого высокого мнения, а уж теперь…
— Инициатива наказуема. Привыкай, Кирюха! — крикнул кто-то из бригады, а остальные весело заржали.
— В общем, этот полудурок поставил старые прокладки. Хорошо это выяснилось до того, как воду пустили. Но узел уже собрали, теперь вот перебираем, развлекаемся.
— А нам что — собрать-разобрать, как два пальца… — снова высунулся всё тот же шутник, хотел, видно, ещё что-то добавить, но его перебил Данилыч.
— Хорош трындеть, — негромкий, но твёрдый голос старого рабочего заставил острившего замолчать.
Данилыч отложил в сторону ветошь, аккуратно, не торопясь — такие как Данилыч всё делают, не торопясь, — подошёл и встал рядом с Кириллом.
— Чего вы на парня напустились? Ну переусердствовал малёхо. Он как лучше хотел. Ты, Иван, — Данилыч обратился к отцу. — Сам торопишь. Быстрей, быстрей. А мы и понимаем, что быстрей надо, не дураки. А мальчишка… он же ради тебя старался.
— Старался он, — буркнул отец.
— Старался, — уверенно подтвердил Данилыч. — Ему немножко помочь надо. А не подзатыльники отвешивать.
— Вот ты, Данилыч, и помоги! — крикнул кто-то из рабочих. — А нас тут в няньки не нанимали.
— И помогу, — неторопливо сказал Данилыч. Поправил рукой густые седые волосы. — Из этого парня ещё будет толк. Пошли, Кирилл.
Кирилл затоптался на месте, не зная, что ему делать.
— Иди, — толкнул его отец и вопросительно посмотрел на Савельева.
— А! — Павел Григорьевич выругался. — Под твою персональную ответственность, Иван. Если ещё хоть раз что-то подобное, не обессудь. Я твоего парня запру в подсобке вплоть до окончания работ. На цепь посажу. На хлеб и воду. С Литвиновым
вместе. На пару. Этот кретин у меня тоже попляшет. Оставь его, оставь, он тебе ещё пользу принесёт. Принёс уже, спасибо. А-а-а… — он махнул рукой, отвернулся от Кира, потеряв к нему интерес. — В общем, сейчас сменщики прибудут, у вас три часа на переборку коллектора. Справитесь?— Если сменщики будут, справимся за три, — уверенно ответил отец.
— Хорошо, — Павел Григорьевич развернулся и зашагал прочь.
— Что застыли? — отец обвёл взглядом каждого в своей бригаде, каждого, кроме Кира, его он нарочно проигнорировал. — Сейчас пришлют сменщиков на подмогу, не расслабляемся, работаем!
— Не расстраивайся, — ровный голос Данилыча звучал над самым ухом. — На первых порах все ошибаются. Я вот, когда пацаном был, тоже лажал. Правда, не с такими последствиями, конечно. В нашем положении лучше бы обойтись без косяков. Ну, ничего, вытянем. Не торопись, Кирилл, смотри, как надо…
Кир молчал, послушно повторял всё за Данилычем, полностью сосредоточившись на операциях, но обида всё равно мешала — переполняла его. Обида и стыд.
Ведь он как лучше хотел. Старался. Ради отца и старался, тут Данилыч всё верно угадал, как в душу заглянул. Только никому его старание на хрен не сдалось, потому что, сколько усилий не прилагай, всё через одно место получается — Савельев, когда трехэтажным крыл, тоже это место неоднократно упоминал, в основном в качестве точки, откуда у Кира руки растут. Только он не прав. У Кира откуда надо всё растет, просто над ним словно проклятие какое висит, злой рок, который постоянно заставляет влипать в идиотские ситуации. И получается, за что Кир ни возьмётся — всё испортит. Причём хорошо так испортит, с максимальным эффектом. Чтобы все увидели и поняли — какой Кир никчемный дурак. И прежде всего, конечно же, Савельев.
А у Павла Григорьевича и так к Киру особая «любовь» — он вчера так «обрадовался», когда его в столовой увидел, что даже поднос уронил. А потом ещё и наорал ни за что, ни про что, как будто Кир по своей инициативе оказался на этой чёртовой станции и попался ему на глаза единственно с целью его позлить. И если бы не Литвинов, который почему-то за него заступился, Савельев ещё вчера запер бы его в каком-нибудь чулане и цепью привинтил для верности, с него станется. К счастью, Борис Андреевич Кира отбил, но судя по всему это было в последний раз, потому что и двух часов не прошло, как Кир опять умудрился подставиться — натолкнулся на Литвинова в коридоре, который выскочил прямо на Кира в чём мать родила. И хоть бы смутился, так нет. Это Киру пришлось краснеть, а Литвинов его ещё и «утешил», посоветовал насмешливо: «рот закрой, мужиков что ли голых никогда не видел?»
— Не жми, не жми так, Кирилл, — задумавшись, Кир чуть больше, чем следует, надавил на устанавливаемую втулку, и Данилыч осадил его, попридержал руку. — Плавно её засаживай, плавно. Вот так.
— Как с бабой, Кирюха, — посоветовал бригадный остряк. Он трудился рядом.
Кир опять покраснел. Сговорились они все тут, что ли? Или у них от заточения крыша поехала. У Литвинова вон точно. Вчерашняя некрасивая сцена опять встала перед глазами.
И чего, спрашивается, его туда понесло? А всё Гоша со своим щенячьим восторгом — потащил его после ужина осматривать административный этаж, хотя единственное, что Киру хотелось — это в койку и спать. Увы, от Гоши оказалось не так легко отделаться, но по счастью, в одном из маленьких коридорчиков, которые словно веточки от ствола дерева отходили от главного коридора, мелькнула девичья фигурка. Гоша зарделся, как маков цвет, и виновато забормотал, что ему кое-куда надо, совсем на чуть-чуть. Надо было быть дураком, чтобы не понять, что девчонка, которая скрылась за одной из дверей, Гошина подружка, как там её, Катя что ли, а Кир дураком не был. Похлопал ободряюще Гошу по плечу, заверил, что доберётся до их комнаты сам, и, оставив приятеля одного, отправился спать. И ожидаемо заплутал. Да так «удачно», что столкнулся с Литвиновым в самый пикантный момент.