Баскервильская мистерия этюд в детективных тонах
Шрифт:
Главная героиня сериала — Лилли Раш — служит в полиции в отделе убийств. Ее специализацией как раз и является расследование этих старых, нераскрытых дел. Каждая серия — расследование. Собственно, сюжеты серий, детективные загадки, с которыми приходится иметь дело Лилли Раш, не содержат никаких невероятных головоломок, таких мы встречали великое множество — на страницах книг и телеэкранах. «Мертвые дела» не поражают поклонников жанра изощренной хитростью преступников или неожиданными и парадоксальными озарениями сыщика. Лилли Раш — не Холмс, не Дюпен и тем более не отец Браун. Ее уникальность в другом. Это «другое» и заставило меня вспомнить об этом телесериале в эссе, посвященном литературным, а не кинематографическим детективам.
Мередит
Во-вторых, с этого момента Раш преображается и внешне. Поразительно: все сослуживцы, все персонажи сериала постоянно, даже навязчиво, в каждой серии, обращают наше внимание на красоту Лилли Раш, — действительно, актриса Кэтрин Моррис обладает весьма эффектной внешностью. И во внеэкранной жизни она — красивая блондинка, с изящной фигурой, необычными, запоминающимися чертами лица. Но вот в фильме… О да, она красива, но красота ее сродни красоте панночки из «Вия», когда та лежит в гробу. Белая, неестественно белая, до прозрачности, кожа, мертвенно заостренные скулы и нос… безжизненный взгляд… притом — ярко-алые, кровавые губы и белоснежные острые зубы…
Нет, это не субъективное впечатление.
Ибо есть и в-третьих. Третье свойство, которым наделила свою героиню Мередит Стим, лишь подкрепляет неслучайность первых двух.
Лилли Раш умеет говорить с мертвыми.
После каждого раскрытия нового (то есть старого — это тоже неслучайно) дела, после решения того, что мы определили как Загадку детектива, рассказ не заканчивается.
Каждая серия начинается с того, что судьба, в лице пожилого джазиста, респектабельной домохозяйки, старого полицейского пенсионера, дряхлого обитателя дома престарелых, — судьба обращает Лилли Раш к событиям прошлого. Иногда, что совсем уж удивительно, — к очень далекому прошлому, из которого среди живых уже нет ни одного свидетеля. Лилли узнает о чьей-то загадочной гибели или исчезновении. И начинается детективное расследование — в полном соответствии с законами жанра.
Преступление раскрыто. Преступник наказан.
И вот тут, в этот самый момент, появляется жертва преступления. Вернее, призрак жертвы, призрак, неслышно затесавшийся среди персонажей очередной серии, среди сослуживцев и помощников Лилли Раш. Среди обычных людей.
Призрака видит только она — это соответствует средневековым представлениям о том, что призрак виден лишь тому, к кому он приходит, вспомним Гамлета. И мы понимаем, что этот призрак следил за тем, как героиня вела расследование, следил — и теперь пришел, чтобы поблагодарить. Лилли Раш ведет с ним молчаливую беседу — на уровне незаметных жестов, мимики. Улыбка, кивок…
Лишь после этой короткой бессловесной беседы призрак уходит и Лилли Раш возвращается к обыденной жизни. Ненадолго, на время — пока Судьба не пришлет ей вновь вестника
из прошлого, из потустороннего мира — с магическим предметом-напоминанием: камешком, детской туфелькой, разбитой гитарой, выцветшим письмом…Так это сделано в финале каждой серии. Думаю, ради этих финалов, ради этих двух минут делалось все остальное. Именно финал в каждой серии неожиданно набрасывает на Разгадку покров Тайны. Потому что призрак жертвы — посланник Тайны. Тайны потустороннего, иного мира. А Лилли Раш, детектив Раш — она ведь тоже оттуда, из мира смерти. Она прошла инициацию смертью.
Ей открыто многое. Открыто, и потому она способна «закрывать» незакрытые дела, успокаивать мятущиеся души покойников. Она прошла через смерть, оказалась исторгнутой тем потусторонним миром и обрела самое невероятное свойство — научилась общаться с мертвыми. И она, она одна, слышит их просьбу: «Оглянись еще раз…» Но что означает эта просьба? Только одно: дело еще не закончено. Тайна остается.
«Адское существо, выскочившее из тумана...»
Второстепенные персонажи «Собаки Баскервилей» тоже окружены мистическим туманом. Вот Бэрримор, бессменный дворецкий, вечный страж Баскервиль-Холла, его традиций и тайн:
«Наружность у него была незаурядная: высокий, представительный, с окладистой черной бородой, оттенявшей бледное, благообразное лицо»[61].
И в другом месте:
«Чем-то таинственным и мрачным веяло от этого бледного благообразного человека с черной бородой»[62].
Его жена:
«…весьма солидная, почтенная женщина с пуританскими наклонностями, трудно вообразить себе существо более невозмутимое»[63].
Эта невозмутимость сродни жреческому спокойствию. Да они и есть жрецы-хранители, служители идолам Баскервиль-Холла — тем самым портретам, которые взирали «со стен удручая своим молчанием»[64].
Эти хранители тоже связаны с «торфяными болотами», с «Гримпенской трясиной» — кровно связаны, поскольку жена Бэрримора — сестра каторжника Селдена, патологического убийцы, нашедшего приют там, где только и мог найти приют подобный человек, — на болотах. Бэрриморы уже были свидетелями ритуальной жертвы — смерти своего старого хозяина, сэра Чарльза Баскервиля, пожранного потусторонним чудовищем, вырвавшимся из адской пасти (помните — «два огромных камня, суживающиеся кверху и напоминающие гигантские клыки какого-то чудовища»?):
«Он [Бэрримор. — Д. К.] первый обнаружил тело сэра Чарльза, и обстоятельства смерти старика Баскервиля были известны нам только с его слов»[65].
В уже упоминавшейся книге Н. Фрея «Как написать гениальный детектив» автор особо подчеркивает мифологические корни второстепенных персонажей детективного повествования. И действительно, весьма ярко проявляется мифологическая природа таких персонажей в образах дворецкого и его жены. Стражи семейного храма-склепа, служители заупокойного культа, они предчувствуют новое кровавое действо, новое жертвоприношение. Фактически они и совершают его.
«Зажженная спичка осветила окровавленные пальцы и страшную лужу, медленно расплывавшуюся из-под разбитого черепа мертвеца. И сердце у нас замерло — при свете спички мы увидели, что перед нами лежит сэр Генри Баскервиль!
Разве можно было забыть этот необычный красновато-коричневый костюм — тот самый, в котором баронет впервые появился на Бейкер-стрит!» [66]
«Холмс вскрикнул и наклонился над телом сэра Генри. И вдруг начал приплясывать, с хохотом тряся мне руку. Неужели это мой строгий, всегда такой сдержанный друг? Вот что бывает, когда скрытое пламя прорывается наружу!