Баскервильская мистерия этюд в детективных тонах
Шрифт:
«—Позволю себе порекомендовать вам Арлекинаду. В наше время этот жанр тихо умирает — но, уверяю вас, он вполне заслуживает внимания. Его символика, пожалуй, несколько сложновата, и все же — бессмертные творения всегда бессмертны. Доброй вам ночи, господа! — Он шагнул за дверь, и разноцветные блики от витража снова превратили его костюм в пестрые шутовские лоскутья…»[48]
Почему он появился? По двум причинам: мистеру Саттертуэйту страстно хотелось ощутить в новогоднюю ночь прикосновение тайны, а другому персонажу, страдавшему от незаслуженных подозрений, столь же страстно хотелось разрешения загадки — пусть даже ценой собственной жизни. И на стыке этих двух желаний, в результате некоего синтеза и явился таинственный мистер Кин, мистер Арле Кин, Арлекин: «Этот человек — случайный прохожий — он спас меня. Пойми, я уже не
И куда же исчез спаситель?
Никто не знает.
«Он оглядел комнату, как будто хотел поблагодарить еще кого-то, и, вздрогнув, сказал:
— Послушайте, сэр, а ваш-то друг исчез. Я не видел, как он уходил. Странный человек, правда?
— Он всегда приходит и уходит очень неожиданно, — пояснил мистер Саттертуэйт. — Такая уж у него особенность. Никто никогда не видит, как он появляется и исчезает.
— Невидимый, как Арлекин, — сказал Фрэнк Бристоу и от души рассмеялся собственной шутке…»[50]
Всякий раз, пытаясь решить детективную головоломку, мистер Саттертуэйт неожиданно сталкивается со своим «другом»:
«…Все еще погруженный в задумчивость, мистер Саттертуэйт свернул в “Арлекино” и направился к уютному месту в дальнем углу, где находился его любимый столик. Благодаря упомянутой уже полутьме он, лишь дойдя до самого угла, разглядел, что его столик уже занят высоким темноволосым человеком. Лицо посетителя было скрыто тенью, зато фигура была освещена мягкими лучами, струящимися сквозь витражные стекла, и от этого его костюм, сам по себе ничем не примечательный, казался вызывающе-пестрым.
Мистер Саттертуэйт хотел было уже отойти, но в этот момент незнакомец случайно повернулся, — и мистер Саттертуэйт узнал его.
— Боже милостивый! — воскликнул он, ибо имел приверженность к устарелым словам и выражениям. — Неужто мистер Кин?!
Мистера Кина он встречал в своей жизни трижды, и каждый раз при этом случалось что-то необычное. И каждый раз мистер Кин каким-то непостижимым образом умел показать в совершенно ином свете то, что до этого было и без него известно…»[51]
«…Тут он вздрогнул: из кресла, которое было пустым, когда он уходил, поднялась третья фигура.
— Мне кажется, вы ожидали меня сегодня вечером, — заявил мистер Кин. — Пока вы отсутствовали, я познакомился с вашими друзьями. Я очень рад, что мне удалось навестить вас…»[52]
Сам же он в рассказе «В гостинице “Наряд Арлекина”» полушутливо замечает:
«…Ходить туда-сюда — таков мой удел…» [53]
Этакий бессмертный бродяга, невидимый и неслышимый, вездесущий и всеведущий.
Агата Кристи как бы объясняет нам: гениального детектива не существует в природе. Он материализуется в подходящий момент, а потом вновь растворяется в воздухе. Его имя, его костюм — Арле Кин в пестром костюме... Арлекин, выдуманный герой, персонаж итальянской комедии дель арте. Кто же он такой? Нереальное существо. Материализация надежд собравшихся, мечтающих о защитнике. Он и есть защитник, о котором грезит данное общество (а компании, описываемые в рассказах, — это срез целого слоя общества). И не только защитник, но и воплощенное ratio, механизм для решения логической задачи — Загадки детектива. К слову сказать, на самом деле преступления раскрывает «похожий на стареющего эльфа» мистер Саттертуэйт. Арле Кин лишь «дергает за ниточки» — суфлирует, подсказывает, подает реплики, словом — ведет себя подобно Сократу с учениками…
И притом на него падает отсвет Тайны.
Потому что он — Арлекин.
Удивительно, что именно этот персонаж комедии дель арте оказался материализацией мистической стороны детектива. Что в нем мистического — в этом простоватом, веселом, наивном слуге-«дзанни», которого в итальянских уличных комедиях вечно обманывал более хитрый и умный соперник — Бригелла?
Но таким, наивным недотепой, стал Арлекин лишь в XVI веке. А двумя-тремя столетиями ранее звали его Алекин или Эллекен. И был он тогда существом совсем иной природы. Дадим слово одному из крупнейших современных историков-медиевистов Жаку Ле Гоффу. Он пишет, что Эллекен «вводит нас в мир мертвецов и небес»:
«…выделяются две характерные черты: солидарность предводителя и всех, кто составляет его свиту, и бешенство этой своры, особенно явно выраженное в немецком названии свиты Эллекена: wutende Heer —
армия свирепых, или wilde Jagd — дикая охота. Свита Эл-лекена вводит в средневековое и западноевропейское имагинарное[54] ораву стенающих, улюлюкающих и разбушевавшихся привидений, это образ буйных и агрессивных сил потустороннего мира»[55].Любопытно замечание историка о том, что чуть позже некоторые средневековые мыслители стали отождествлять Эллекена с удалившимся от мира, укрывшимся в пещере британским королем Артуром. А это значит, что, хотя Эллекен — существо демоническое, он в то же время еще и олицетворение справедливого властителя прошлого, идеального короля и судьи, предводителя не только буйных призраков, но и благородных рыцарей. И ведь обе эти ипостаси получают развитие и в детективном жанре, в образе главного героя!
Так что не очень смешной и наивный персонаж скрывается под маской (кстати, традиционно черной, с огромной бородавкой-рогом на лбу) и пестрым костюмом. Страшный, могущественный повелитель мертвецов, призраков, вырвавшихся из ада. И горе тому, кто однажды случайно встретится с этой сворой.
Но ведь и беспристрастный судья, от проницательного взгляда которого не может скрыться ни один преступник…
В цикле «Загадочный мистер Кин» английская писательница обнажила перед нами истинную природу героя детективного романа. Чаще наоборот: писатель старается наделить сыщика как можно большим количеством реальных жизненных черт. Но и там, где сыщик кажется вполне реальным, он, по сути дела, — существо как бы потустороннее, имеющее исчезающе малое количество черт, которые связывали бы его с материальным миром. Иными словами: природа этой главной фигуры в том, что она (он) всегда является воплощением надежд прочих действующих лиц детектива (то есть обычных граждан). Материализацией этих надежд — на тот краткий период, когда некоему кругу людей понадобилась помощь. А после этого — детектив исчезает. Словно растворяется в туманном воздухе Лондона (Москвы, Нью-Йорка, средневекового Китая, древней Индии и т.д.), чтобы вновь возникнуть, услышав невысказанный зов, крик о помощи. Разве вы не замечаете отсвет потустороннего на невозмутимом лице с трубкой?
И кстати, не о таком ли возвращении средневекового Эллекена в конце статьи о нем полушутя, но и всерьез тоже пророчествует Жак Ле Гофф?
«Но в нашу-то эпоху, когда на небосводе научной фантастики все множатся и множатся диковинные существа, служащие как добру, так и злу, — кто знает, не окажется ли среди всех этих марсиан последних уцелевших из свиты Эллекена?»[56] Насчет марсиан не знаю, но среди сыщиков, судей, обвинителей — вполне.
Уместно вспомнить еще одно произведение Кристи — может быть, лучший ее роман (во всяком случае, один из лучших) — «Десять негритят». Этот роман можно рассматривать как своеобразную антитезу «Загадочному мистеру Кину». Если Арле Кин появляется в результате некоей материализации надежд прочих персонажей, их страстного желания добиться раскрытия тайны и, как следствие, наказания преступника, то герои «Негритят» столь же страстно мечтают навсегда предать забвению тайну о своих давних, осознанных и неосознанных преступлениях. Именно их страх перед возмездием, которого каждый из них благополучно избежал когда-то, страх, похороненный в глубинах подсознания, но тем самым породивший неизбывное чувство вины, приводит к тому же эффекту — к реализации страха, к материализации возмездия. Когда-то, при первом прочтении, меня поразила гнетущая, пропитанная черной мистикой атмосфера этого романа — атмосфера преддверия Ада, Подземного мира. Неотвратимость возмездия уже понятна, и жертвы (по сути — души умерших, перевезенные на Негритянский остров и, как и положено, не имеющие возможности покинуть его) всего лишь ждут, когда оно свершится, пытаясь угадать, каким именно оно будет. Убийца из «Десяти негритят» (не буду его называть — вдруг кто-то из читателей еще не читал эту восхитительную историю) больше похож на судью загробного мира, а еще больше на Эллекена (но не на Арле Кина). Эти произведения («Десять негритят» и «Загадочный мистер Кин») можно рассматривать как своеобразную дилогию — единый прием, единое мифологическое пространство. А то, что в «Негритятах» главный герой убивает, а в «Загадочном мистере Кине», напротив, помогает изобличить убийцу и даже пресечь преступление, — так тут разница существует лишь на первый взгляд. На самом деле, они (он) делают одно и то же. Разница лишь в интонации, в форме.