Баскервильская мистерия этюд в детективных тонах
Шрифт:
— …люди, живущие там, действительно похожи на призраков.
<...>
— …В этом доме живут последние отпрыски прославленного рода Дарнуэев… Есть там один портрет, из самых ранних, до того выразительный, что смотришь на него — и мороз подирает по коже…»[26]
Сцена действия этих произведений (а в той или иной степени и всех прочих нашего жанра) — окруженные мистической атмосферой, уединенные и заброшенные места. Самые таинственные уголки на Земле.
Впрочем, только ли на Земле? Вот, например:
«…Вся исследовательская работа на Луне проводится на наших базах… Экипаж базы в Заливе Духов… состоит из девяти человек. Четверо научных работников
Так начинается детективно-фантастическая повесть чешских писателей Иржи Брабенца и Зденека Веселы «Преступление в Заливе Духов»[27]. На научно-исследовательской базе, расположенной на Луне, при загадочных обстоятельствах погибает один из обитателей базы — радист (вернее, радиоастроном) Михаль Шмидт. Первоначальное предположение — то ли несчастный случай, то ли самоубийство: погибший найден в отдалении от станции, его скафандр поврежден сигнальной ракетой. Рядом ракетница. То ли он выстрелил в себя сознательно, то ли случайно попал.
И на Луну отправляется следственная бригада в количестве двух человек: майора Родина и доктора Гольдберга. Майор быстро обнаруживает, что скафандр погибшего поврежден не в одном месте, а в двух. На Луне нет атмосферы, и, таким образом, уже через несколько секунд после первого повреждения Шмидт погиб. Следовательно, никак он не мог выстрелить в себя дважды — ни нарочно, ни случайно. Значит, он был убит. Убит кем-то из восьми сотрудников базы. Чем, скажите, отличается эта повесть от «классических» детективных романов Чарлза Сноу или Сирила Хейра? Только тем, что действие происходит не в занесенном снегом поместье и не на богатой яхте, а на лунной станции. Герои отрезаны от привычного мира не снегом и не водами морского залива, а сотнями тысяч километров пустоты.
Но так ли это важно — для детективного действа?
Основные принципы соблюдены: ограниченное число подозреваемых, замкнутое пространство действия, сыщик с помощником. Следствие идет по типичной схеме: проверяются алиби, распутываются достаточно сложные взаимоотношения между сотрудниками базы.
Разумеется, преступление раскрыто, убийца — разоблачен. Все, как положено в детективе.
Правда, мотив убийства не совсем обычный, продиктованный спецификой научно-фантастической повести. Спор о множественности обитаемых миров привел к жестокому убийству. Но, с другой стороны, почему политические разногласия могут привести к убийству, а научные — нет? Ученые — такие же люди, их обуревают те же комплексы, они подвержены тем же страстям. Да и космическая станция на Луне — дело, конечно, будущего, но не столь уж далекого.
Итак, лунная станция, космический корабль, астероид... Вместо загородной усадьбы, старинного замка, океанского лайнера... А у Айзека Азимова местом действия может стать и целая планета — в «Стальных пещерах» перенаселенная Земля, в «Нагом солнце» — напротив, почти пустынная планета, колонизированная землянами. И если первая показана как поистине проклятое место, то вторая поначалу кажется идиллическим «почти-раем». Но и в первом, и во втором случаях перед читателем всё та же «Гримпенская трясина»…
Действительно: так ли принципиально отличается лунная станция от средневекового замка? Может быть, и та и другая обстановка выступает бутафорским прикрытием одного и того же места?
Внимательное прочтение классических детективов приводит к выводу, что место действия в них — некое приграничье, линия терминатора, сумеречная зона между Миром света и Миром тьмы, в которой темные силы проявляют себя в убийстве, а светлые —
в обеспечении воздаяния. Место, где Свет и Тьма уравнены в правах и возможностях. Почти уравнены.Вернемся же к «Собаке Баскервилей» и в последний раз окинем взглядом ненадолго оставленную нами сцену:
«Узкий проход между искрошившимися каменными столбами вывел нас на открытую лужайку, поросшую болотной травой. Посередине ее лежат два огромных камня, суживающиеся кверху и напоминающие гигантские гнилые клыки какого-то чудовища»[28].
Что же, остается лишь вслед за А. К. Дойлом констатировать:
«Сцена обставлена как нельзя лучше. Если дьявол действительно захотел вмешаться в людские дела...»[29]
«Восставать против самого прародителя зла...»
Всадники Апокалипсиса вообще-то выполняют функции не столько стражей призрачной границы между материальным миром и миром потусторонним, сколько служат грозным предостережением: Зло вот-вот ворвется в мир. «И вот, конь бледный, и на нем всадник, которому имя “смерть”; и ад следовал за ним...» (Отк. 6:8)
Зло персонифицировано — как и положено для детективного романа — в образе убийцы Стэплтона. Конан Дойл снабжает этого героя чрезвычайно любопытной биографией, профессией и хобби. Биография (некоторые ее страницы):
«Когда же он приближался к Египту, то сказал Саре, жене своей: вот, я знаю, что ты женщина, прекрасная видом; и когда Египтяне увидят тебя, то скажут: это жена его; и убьют меня, а тебя оставят в живых; скажи же, что ты мне сестра, дабы мне хорошо было ради тебя…» (Быт. 12:11–13) Уф-ф... Нет-нет, не подумайте, что автор этих заметок по рассеянности перепутал тексты и процитировал Святое Писание. Вовсе нет. Как ни кощунственно на первый взгляд это звучит, но в биографии Стэплтона и его жены явственно прослеживается библейское заимствование:
«…Женщина, которую он выдает здесь за мисс Стэплтон, на самом деле его жена...
…Повторяю, эта леди не сестра, а жена Стэплтона»[30].
Итак, муж и жена появляются в землях, принадлежащих некоему властителю (в романе — сэру Чарльзу Баскервилю), и поселяются здесь с его, властителя, согласия. Властитель, не подозревающий об истинных отношениях «сладкой парочки», принимает чрезмерное участие в судьбе красавицы, за что немедленно карается появлением адского чудовища, рожденного Гримпенскими болотами (между прочим, тоже символ: болотной лихорадки, чумы и т.д.): «Но Господь поразил тяжкими ударами фараона и дом его за Сару, жену Аврамову» (Быт. 12:17).
Остановимся и подумаем: что может означать это пародирование или фарсирование Библии? Вернее, зададимся вопросом: кто может позволить себе пародировать Священную историю?
Кто он такой, этот мистер Стэплтон? Присмотримся к нему внимательнее: «…невысокий худощавый блондин лет тридцати пяти — сорока, с чисто выбритой, несколько постной физиономией и узким, длинным подбородком. На нем был серый костюм и соломенная шляпа. Через плечо у него висела жестяная ботанизирка, а в руках он держал зеленый сачок для ловли бабочек...»[31] Казалось бы, ничего, привлекающего внимания, — ну разве что сачок. Но уже спустя короткое время автор устами доктора Уотсона сообщает: «От этого спокойного, бесцветного человека в соломенной шляпе и с сачком для ловли бабочек [дался им этот сачок! — Д.К.] веяло чем-то грозным. Выдержка и терпение, сопряженное с хитростью, на губах улыбка, а в сердце черная злоба...»[32]