Баскервильская мистерия этюд в детективных тонах

3. Отныне британское командование будет неукоснительно и без обсуждений выполнять все приказы немецкого командования по любым вопросам.

4. Противодействие приказам или их невыполнение будет расцениваться как нарушение настоящего акта и повлечет за собой меры по законам военного времени.

5. Настоящий акт не будет являться препятствием к замене его другим генеральным документом о капитуляции, заключенным германским командованием или от его имени, применимым к Соединенному Королевству и объединенным нациям.

6. Настоящий акт составлен на немецком и английском языках. Только немецкий текст является аутентичным.

В случае любых споров о трактовке настоящего акта капитуляции приоритетное решение остается за немецким командованием»^[257].

Еще один британский автор — Лен Дейтон. Его роман «Британские СС» в чем-то перекликается с романом Лео Мале «Улица Вокзальная, 120». Несмотря на то что детектив Мале рассказывает о реально существовавшем в его время мире, а роман Лена Дейтона — о воплотившемся в воображении кошмаре гитлеровской победы над Англией. Оккупация Франции (Мале) имела место в нашей истории, оккупация Великобритании (Дейтон), слава Богу, только в альтернативной. Тем не менее — и там, и там победившие нацисты, и там, и там главный герой — сыщик из представителей побежденной стороны. И там, и там герой старается делать вид, что вокруг него продолжается нормальная жизнь — да, с неудобствами, с черным рынком, с бытовыми проблемами, внезапными арестами, но разве их не было без оккупантов? Разве без них не убивали, не грабили, не воровали, не спекулировали? Кто-то же должен выполнять работу по охране общественного порядка!

И еще одно сходство: «американизация» сыщика и атмосфера «нуара». У Мале он — частный сыщик, а у Дейтона — инспектор Скотленд-Ярда, но, не считая служебных функций, они вполне могут считаться если не двойниками-близнецами, то близкими родственниками.

«Привкус тумана ощущался даже во рту. Сажа проникала в ноздри и коркой запекалась на губах. Десять утра, а видимость не превышала нескольких ярдов. Вдоль реки медицинский фургон тащился со скоростью улитки. Блокпост на Тауэр-Хилл был вынужден зажечь сигнальные огни, чтобы обозначить свое местонахождение. Получился желтый коридор в клубящейся зеленой мгле. Тауэр возвышался в ней бесформенной серой глыбой…»^[258]

В романе Дейтона убийство некоего антиквара, расследованием которого занимается инспектор Дуглас Арчер, выводит героя на грандиозную шпионскую операцию, связанную с созданием ядерного оружия и соперничеством в этой сфере между Германией и США. Атомные секреты переплетаются с судьбой арестованного немцами английского короля, с глухой закулисной борьбой нацистских главарей между собой, с Сопротивлением (главное и вполне объяснимое различие между романами Мале и Дейтона — наличие британского подпольного сопротивления оккупантам)…

В романе «Фатерланд» Роберта Харриса общемировая ситуация напоминает ситуацию романа Дейтона. Победа Гитлера во Второй мировой войне, 1964 год, Берлин готовится к визиту американского президента — первого в послевоенной истории. Ксавьер Марш, следователь по делам об убийствах берлинской криминальной полиции (Крипо), занимается расследованием серии убийств бывших высокопоставленных эсэсовцев. Марш — еще один сыщик-«нуар», еще один посланник из американского «крутого» детектива в альтернативную реальность романа, написанного британским автором. Так же как Берни Гюнтер, так же как Дуглас Арчер, штурмбаннфюрер СС Ксавьер Марш^[259] — человек, не сумевший (или не захотевший) вписаться в страшную действительность Третьего рейха. Но такова неумолимая логика — истории ли, детективно-альтернативного сюжета, — если ты не хочешь вступать в конфликт с режимом, режим вступит в конфликт с тобой. Марш, в компании с американской журналисткой Шарли Мэгуайр, занимается цепочкой из четырнадцати загадочных убийств. Профессиональная добросовестность выводит его на то, о чем он не хотел ни задумываться, ни даже просто обращать внимания: на страшную тайну исчезнувших евреев Европы — тайну убийства, отличающегося от обычных, «камерных» убийств фантастичностью масштаба, но не сутью случившегося. В самом деле, геноцид, убийство миллионов перейдет из категории статистики в категорию преступления лишь тогда, когда будет расследоваться именно как преступление, как убийство каждого из этих миллионов.

Узнав всё о чудовищном преступлении, на фоне которого четырнадцать убийств бывших архитекторов Холокоста — незначительный эпизод, зачистка неудобных свидетелей, — Марш, в сопровождении еще одного полицейского, добирается наконец до места, где все свершилось, — загадочного (для него, но не для читателя) Аушвица-Освенцима:

«Дорога шла вдоль железнодорожного полотна, потом пересекла реку. Вдоль берегов проплывали клочья ядовитой пены. Ветер дул со стороны Каттовица. В воздухе воняло химией и угольной гарью. Небо здесь было сернисто-желтым, сквозь этот смог проглядывал оранжевый диск солнца.

Они спустились под гору, проехали по почерневшему железнодорожному мосту, потом пересекли железную дорогу.

<...>

Мимо ангаров из гофрированного железа, жидких рощиц, снова через рельсы…

<...>

Полная тишина. Даже птицы не щебечут. <…> Бесплодные поля, деревья в отдалении. Заброшенная земля.

— Так мы посреди преисподней!..»^[260]

Вот он, Ад. Безмолвная, безжизненная, безлюдная пустыня.

Нет ничего. Ни могил, ни останков, ни следов — ничего.

Ад — это отсутствие памяти.

Ад — это пустота.

_{* **}

Уже закончив вчерне заметки о похождениях сыщиков в Третьем рейхе, я обратил внимание, как логично выстраиваются они в единую линию: роман Лео Мале о реальной оккупации «здесь и сейчас», исторические романы Филипа Керра о нацизме, фантастические романы Лена Дейтона и Роберта Харриса о победившем нацизме — из иной реальности.

Линия эта довольно четко демонстрирует особенности немногочисленного, но все-таки вполне существующего поджанра детектива, «нацистского» детектива. Прежде всего, обращает на себя внимание фигура главного героя. Это не сыщик традиционного классического детектива — несмотря на то что мы имеем дело именно с европейскими писателями, родина которых была и родиной классического детектива. Но, по всей видимости, Шерлок Холмс или Жозеф Рультабий, или тем более Жюль Мегрэ^[261], не могли действовать в нацистском аду, не могли выполнять там свои служебные (и жанровые) обязанности. У лондонского джентльмена или парижского обывателя слишком много независимости, но и одновременно уважения к закону и морали. В пространстве классического детектива такое уважение — необходимое условие для победы над преступником. Но в пространстве антиутопического, «нацистского» детектива эти качества не только не обеспечивают, но, напротив, мешают такой победе. Отсюда — американизация фигуры сыщика, заимствование его из-за океана:

«…Детектив нового типа, с шумом улиц… кулачными потасовками в переулках, грохотом выстрелов и едким пороховым дымом…

<...>

Герой отныне — не джентльмен-любитель, а профессиональный детектив <…> бедный, слегка циничный, но честный и, главное, деловитый…»^[262]

Действительно, ну какой джентльмен будет иметь дело с преступниками, стоящими у власти, да еще и выполнять их поручения?! Представить себе Шерлока Холмса, принимающего задание от обергруппенфюрера СС Рейнхарда Гейдриха, а комиссара Мегрэ — выслушивающего разглагольствования группенфюрера СС Артура Небе? Станет ли студент Рультабий докладывать Гиммлеру результаты расследования серии убийств «арийских школьниц», совершенных свихнувшимися от антисемитизма эсэсовцами? Нет, разумеется. Все эти персонажи представимы лишь на стороне добра. Но когда речь идет о борьбе с малым злом на фоне и при поддержке зла абсолютного, когда речь идет о службе Ланцелота (вернее, Зигфрида) у Дракона, — тут требуются другие герои. И этих героев европейские писатели позаимствовали у американского «крутого», hard-boiled детектива. Именно такие герои — Марло, Спейд, Хаммер, — именно они и только они способны ровно дышать в ядовитом тумане нацистского «нуара».

Другая особенность — в отличие от обычного «реалистического» (хотя тут реализм весьма условен) детектива в «антиутопическом» детективе герой не может выиграть по-настоящему. Он может раскрыть преступление, — но само это раскрытие ставит его на грань существования. Или даже за грань — закончив расследование, кончает с собой Ксавьер Марш, теряет друзей и близких Дуглас Арчер, отправляется на Восточный фронт Берни Гюнтер. Миру, в котором они обретаются, нет необходимости ни в восстановлении справедливости, ни в справедливом возмездии.