Бастард чужого клана

Вечером пятого дня все вновь казалось нормальным. Даже хорошим. И маски на ее лице не было, только искренние чувства… Но огненные искры этой ночью не растекались приятным теплом, а обжигали, как настоящее пламя, и о том, чтобы вновь заснуть, не могло быть и речи.

— Бесполезно, — прошептала Амана в тот момент, когда я уже собрался остановить ее магию, и последние искры затрепетали и погасли. — Это все бесполезно…

— О чем ты? — спросил я.

Она подняла на меня глаза. Солнце еще не взошло, но света уже хватало, чтобы во всех деталях разглядеть лицо. Ее глаза блестели неестественно ярко — как бывает от непролитых слез.

— Пусто. Искры нет. Что бы я ни делала, ее нет. Даже самой крохотной, даже намека!

— О чем ты…? — я, кажется, понимал, о чем она говорила, но все же надеялся, что ошибаюсь.

— Искра. Ее нет. Ты не влюблен в меня и, кажется, неспособен полюбить.

— Это невозможно! — вырвалось у меня.

Слова Аманы звучали абсурдно, вот только она верила в то, что говорила. Никаких больше масок — все эмоции были открыты.

— Я пыталась разжечь искру с того дня, как мы ступили на корневые земли, но ничего не получалось. Пусто. Темно. Но я говорила себе, что дело в том, что моя магия ослабела за время пребывания в Гаргунгольме и в том, что ты еще не прошел инициацию. Я уверяла себя, что все изменится, как только ты тоже станешь магом.

Она подняла руку и вытерла глаза.

— Ничего не изменилось. Не изменилось, даже когда я попробовала последнее средство — эти искры. Все бесполезно.

— Но я люблю тебя! Я знаю, что люблю тебя! — я говорил о своих чувствах и раньше, но Амана лишь улыбалась и никогда не отвечала. И это было нормально — так я думал. Нужно было лишь подождать…

Сейчас улыбки на ее лице не было. Когда она посмотрела мне в глаза, ее собственные были полны грусти.

— Не любишь. Тебе лишь кажется. Так бывает.

Я затряс головой. Мне не казалось. Я знал, что люблю. Я был готов рисковать жизнью, лишь бы у Аманы все было хорошо. Я хотел всегда быть с ней и только с ней. Чтобы мы поженились, и родили детей, и жили вместе, и состарились вместе…

— Возможно, дело в твоем происхождении от амрана, — добавила она. — Возможно, эти демоны — белые пауки, верно? — неспособны любить. Как… как мы, как аль-Ифрит. Возможно, мы с тобой слишком похожи, чтобы у нас что-то получилось.

— Нет, — сказал я, и мой голос прозвучал непривычно хрипло. — Это не так. Это неправильно.

— Прости, — Амана вздохнула и потянулась за одеждой.

— Ну пусть даже нет искры, — сказал я торопливо, борясь с чувством, что если она сейчас вот так уйдет, то ничего уже нельзя будет изменить. — Пусть так. Почему мы не можем быть вместе без нее? Я ведь тебе нравлюсь! Нам ведь хорошо вместе!

Амана ответила не сразу.

— Ты этого, конечно, не знаешь, — сказала медленно. — Но нам так нельзя. Нам, аль-Ифрит. Близость без любви для нас означает потерю магии. Несколько дней, вот как сейчас, относительно безопасны, но я не хочу искушать судьбу.

— Потеря магии, — повторил я растерянно. Если это было правдой, то для сильного мага такая перспектива действительно являлась одной из самых страшных угроз.

Амана застегнула на своей блузке последние пуговицы и встала. Посмотрела на меня долгим печальным взглядом. Наверное, я выглядел не лучшим образом, потому что к печали в ее глазах добавилось чувство вины.

— Все будет хорошо, Рейн, — сказала она мягко. — Все будет хорошо.

* * *

Несмотря на те детали в поведении Аманы, которые насторожили меня в предыдущие дни, все случилось слишком внезапно. После того, как за ней закрылась дверь, я какое-то время сидел, не шевелясь, в состоянии непонятного ступора. Лишь когда мне на лицо легли первые лучи поднявшегося над горизонтом солнца, это оцепенения ушло. Теперь я ощущал сильнейшую потребность уйти отсюда. Из своих покоев. Из замка. Из корневых земель…

Нет, из корневых земель мне уходить было нельзя — я все еще оставался преступником, разыскиваемым по всей Империи, — но хотя бы из замка. Куда-нибудь. Куда глаза глядят.

Отвлечься…

Идеальным вариантом было бы какое-нибудь сражение. Рубить и колоть, выплеснуть все эти чувства, что во мне теснились. Но вряд ли кто-то начнет небольшую войну прямо сейчас только для моего душевного успокоения.

Вокруг замковых башен уже вовсю сновали слуги, но господа, похоже, все еще спали. Когда я пожелал взять в конюшне лошадь, конюх без долгих разговоров вывел и оседлал для меня тонконогую гнедую. Никто не спросил, куда я направляюсь — ни конюх, ни стража у ворот. Полная свобода передвижения, по крайней мере, в пределах корневых земель. Должно быть, такими были привилегии гостя клана.

Спустившись с холма, на котором располагался замок, я еще некоторое время ехал по главной, мощенной камнем, дороге, а потом свернул на грунтовую, ведущую куда-то в поля.

За полями росла небольшая роща, а за ней примостилась деревня — такая же чистая и ухоженная, как и все тут, во владениях аль-Ифрит.

В деревне жизнь кипела уже вовсю — подавала голос мелкая живность, слышались разговоры взрослых селян, детские крики и визг. Я позволил лошади замедлить шаг, чтобы случайно не сбить то и дело выскакивающих на дорогу детей, и медленно ехал по улицам, игнорируя любопытные взгляды местных жителей.

Зачем я свернул сюда? Чужое любопытство лишь раздражало, но не делало ничего, чтобы помочь мне забыть и отвлечься…

Я направил лошадь в более узкую боковую улицу, потом еще одну. Тут любопытных было меньше. Порой я проезжал с десяток домов прежде, чем видел кого-нибудь.

Издалека донесся новый звук — кто-то работал топором. А вскоре я увидел высокую статную женщину лет сорока-пяти на вид, рубившую дрова перед домом. Она раскалывала мощным колуном круглые поленья сперва пополам, потом на четверти, но видно было, что такая работа для нее тяжеловата. Вот она остановилась и опустила колун, переводя дыхание. Ее лицо показалось мне смутно знакомым. Только откуда?

За ее спиной высилась гора поленьев, а рядом — только начатая поленница готовых для печи чурок.

— Помочь вам, госпожа? — спросил я. Пожалуй, физический труд мог бы послужить какой-никакой заменой сражения.

Женщина посмотрела на меня с удивлением.

— Не слишком ли вы роскошно одеты для рубки дров, молодой дан?

Хм, и ее голос тоже звучал смутно знакомо.

— Камзол можно и снять, — отозвался я, пытаясь вспомнить, где и когда ее видел и слышал. Неужели… неужели так пыталось прорваться воспоминание из моей прежней жизни?

— Если желаете, то помогите, — сказала женщина после паузы. Я соскочил с лошади, привязал поводья к ветке росшего неподалеку дерева, на эту же ветку бросил камзол и взялся за длинное топорище колуна.

— Как вас зовут, госпожа? — поинтересовался я, пока женщина не ушла в дом.

— Шанна, — отозвалась она. На этом моя память встрепенулась и наконец-то выдала, где и когда я эту женщину встречал.

Я подавил разочарованный вздох — нет, увы, к моей прежней жизни она отношения не имела. Я видел ее в Броннине во время фестиваля Небесных Лисиц, когда она выходила из храма Пресветлой Хеймы, а голос слышал, когда она говорила со жрецом.