Басурманин. Дикая степь

– А пошто он мне один свиток третьего дня к ряду сует, нешто я дитятя неразумная, с одного присесту не понимаю, – принялся оправдываться княжич.

– Значится, не понимаешь, раз дает. Не серчай на старика, он добра тебе изволяет⁵.

– Твоя воля, батюшка.

– Вот и славно! – улыбнулся князь Мстислав. – Артемий Силыч хвалит тебя. Сказывал, ты ужо не раз его сразить успел в нешуточном бою. Ратуй с наставниками своими каждодневно, рукам булаву и меч знать должно. Забросишь дело ратное, почитай, сызнова начинать надлежит.

Раздался стук. Тяжело скрипнув, дверь распахнулась, впуская в светлицу пыхтящего и кряхтящего боярина.

– Все готово, княже, – бросив короткий взгляд на Владислава, выдохнул Яр Велигорович.

– Ну, стало быть, пора! – С трудом оторвав взгляд от наследника, вымолвил князь, надел шелом и пошел к двери.

– Присмотри за крестницей, – шепнул он, проходя мимо боярина.

– Не кручинься, князь-батюшка, все исполню. – Тихо сказал ему в ответ боярин Магута и уже громко добавил. – Поезжай с миром.

Княжеский двор гудел народом: ратным и мастеровым. Заканчивались приготовления к малому походу. Кузнецы да оружейники еще раз проверяли, все ли щиты прочны, а мечи наточены, все ли лошади подкованы, все ли доспехи у ратников целы и нет ли в чем надобности. Теремные служки сновали то тут, то там завершая погрузку в обозы провианта, посуды и прочей необходимой в походе утвари.

Спустившись с крыльца, Мстислав Игоревич немало удивился, увидев воеводу Артемия Силыча, высокого, крепкого вида воина в короткой легкой кольчуге и дорогом зеленом плаще, державшего за узду своего мерина и гнедого любимца княжича, коня Буяна.

– Помнится мне, я повелел тебе защищать град в моё отсутствие и радеть⁶ за обучение княжича.

Артемий Силыч с укором покосился на наследника.

Владислав, сбежав вслед за отцом с крыльца, бросился к своему коню. Потрепал гриву, погладил морду:

– Буян! Застоялся в стойле, поди?

– Далече собрался, княжич? – голос отца ничуть не омрачил радость встречи.

– Провожу за ворота. Да и верхом охота проехаться, – улыбнулся княжич, радуясь скорой прогулке.

– Ну, еже ли так! До моего возвращения ты в Рязанских землях наместник. Тебе и дела вершить.

И повернувшись к воеводе тихо добавил:

– Присмотри за воспитанником.

– Не тревожься, княже, – кивнул Артемий Силыч.

С тоской посмотрев на сына, князь перевел взгляд на боярина Магуту. Тот лишь развел руками.

Похлопав коня по спине, Мстислав Игоревич не без натуги взобрался в седло.

– Стареет князь-батюшка. – Услышал Владислав голос крестного над ухом. – А бывало раньше…

Синие как вода глаза княжича потемнели от злости. Владислав и так понимал, что, возможно, этот день скоро придет. Ни от болезни, так от ран, полученных в бою, батюшка может оставить его. И этого дня княжич не в шутку страшился: ждал его с трепетом и ужасом. Гневный взгляд заставил боярина смутиться и умолкнуть. Но долго злиться на Магуту княжич не мог.

– Не серчай, крестный, – Владислав положил руку на плечо боярину и заглянул в лицо. – Горько мне что-то, душу щемит, не ведаю от чего.

Боярин понимающе кивнул, и княжич, вскочив в седло, выехал со двора. Обогнав обоз и ратников, поравнялся с отцом. Воевода пристроил коня сразу за княжеским. А два верховых, покинувших теремной двор в след за княжичем, ехали чуть поодаль.

– Прочь с дороги! – лишь только миновали городские ворота и мост, вскричал едущий впереди походного строя верховой. – Убирай свои обозы купец, не видишь, князь со дружиною едет.

Выезд из города преградили две повозки с добром и крытая бричка заезжего купца, вознамерившегося въехать в город. Ратники быстро освободили дорогу, столкнув их на обочину. Купец, невысокий упитанный рыжебород, суетился вокруг своей поклажи, пока его люди загружали рассыпавшиеся товары. Крики у моста привлекли внимание княжича.

– Я, пожалуй, останусь, батюшка, – кивнул Владислав отцу. – Поезжайте с миром. Да хранят вас духи и боги вышние!

И, помахав на прощание, повернул назад.

Поравнявшись с поваленными повозками, спрыгнул с коня. Передав поводья одному из спешившихся верховых, подошел вплотную.

– Кто таков будешь и чего ищешь в Рязанских землях? – обратился он к купцу.

– С чего это я всякому проходимцу кланяться стану? Ты-то сам кто таков? Подишь-ты аще молоко на устах, а всяк из себя мужа ломаешь. Небось, мамка заждалась дитятко своё у юбки. Ступай своей дорогой, – подбоченился купец, глядя на стоящего перед ним.

– Склони голову, нечестивец, – прогудел у него над головой грозный рык.

Артемий Силыч, до того взиравший на происходящее из седла, спешился и выступил вперед, став за плечом у княжича.

– Пред тобою Рязанский княжич, Владислав Мстиславович.

Купец попятился и, споткнувшись о валявшиеся у ног мешки, аж присел с испугу.

– Не гневись, княже! Не признал! – переменившись в лице и сменив тон, залепетал рыжебород, кланяясь в пояс. – Купеческие мы, я да дочка моя.

Он кивнул в сторону девочки лет десяти от роду, пугливо прятавшуюся за поваленную на бок бричку. Её рыжая косичка крысиным хвостиком торчала из–под вышитого лентами очелья⁷.

– Вот на продажу товар везем.

Видно смекнув, что с этой встречи можно пользу поиметь, коли довелось самого княжича повстречать, купец осмелел. Испуг довольно скоро перерос в явное любопытство.

– Ремни кожаные, сумки поясные, упряжь конскую и прочую подпругу. Много товаров разных. Все из добротной кожи выделано, заботливыми руками сшито, – разглядывая юного правителя, рыжебород принялся расхваливать свой товар, надеясь на щедрые барыши.

Княжич поднял с земли выпавший из мешка поясной ремень, покрутил в руках, потянул в разные стороны. Из другого мешка достал конскую сбрую. Повертел, подергал, оглядел со всех сторон и, с усмешкой, передал воеводе.

– Взгляни, Силыч! Сгодится сбруя-то?

Опытный воин повертел в руках поганую упряжь, скривился и отбросил в сторону.

– Негоже, купец, брехать, как собака в ночи, – не глядя на воеводу, понукал рыжеборода княжич. – Гнилой у тебя товар. Выделка паршивая, нити во все стороны торчат, кожа трещит. На такую меч не привесить – оборвется. Да и коню удила в тягость будут. Чтобы люд Рязанский за эту мерзость платил?

Артемий Силыч повернулся к городским воротам, где стояли три стражника, и махнул рукой. Двое так и остались стоять на месте, а старший приблизился и склонился перед княжичем в ожидании приказа.