Батька Урфин

Надо отдать мигунам должное — они всё-таки смогли отступить к баррикадам и занять там оборону, хотя подобный манёвр был очень сложным даже для регулярных войск. Но тем не менее, отступление не переросло в бегство, а было именно отходом на заранее подготовленные позиции. И уже стоя на баррикадах, лесвилльцы смогли отбить две атаки южных дикарей.

А тем временем, солдаты 1-го полка перебрались через левую баррикаду, прошли по заваленному трупами пространству и всей массой ударили на крайнюю левую баррикаду второй линии обороны. Мигуны яростно сопротивлялись. Практически все баррикады были залиты кровью. Потери с обеих сторон было страшные. Однако удар профессиональных солдат столицы Марраностана решил исход битвы. Прорвав левый фланг лесвилльцев, 1-й полк вышел в тыл противника. В итоге, мигуны не выдержали и побежали.

Естественно, побежали и все жители города. Однако, спастись от разъярённых битвой дикарей смогли не только лишь все… В городе началась жуткая резня.

Глава 8 Из-за леса из-за гор...

Разбитый отряд анархистов-пурос, преследуемый уланами майора Эскобедо, рассыпавшись по прериям, уходил в сторону гор. Многие из рвущихся на север революционеров до сих пор не могли прийти в себя от совершенно чудовищного предательства, жертвами которого они стали. Для многих до сих пор всё было, словно во сне. В дурном, страшном сне. Однако, проснуться никак не удавалось. Как раз наоборот, многие товарищи навсегда уснули вечным сном…

Точно также, как и все, недоумевал (очень мягко выражаясь) и товарищ Панчо Авентуреро… Чьих поганых рук было это дело? Точнее сказать — чей подлый разум додумался до такого? В тот страшный для страны момент, когда в Веракрусе высадились испанцы, а затем и французы с англичанами. В тот самый момент, когда все завоевания революции (за которые пролито столько крови) могут быть раздавлены сапогом оккупантов, какая-то сволочь нанесла подлый удар по единству либерального фронта. Какая-то поганая тварь в Монтеррее состряпала грязную кляузу о том, что анархисты спелись с местными сепаратистами и хотят, в столь трудный для страны час, выйти из состава Мексики и возродить независимую Республику Рио Гранде. Естественно, всё это было полнейшей чушью. Однако, в эту чушь поверили. Поверили и бросили против пурос улан. Естественно, анархисты не ожидали удара со стороны своих, и их отряд был разбит и рассеян.

Однако, дело не ограничилось одним только расколом среди общелиберального фронта. Анархисты тоже не подкачали и даже в столь неподходящий момент устроили знаменитый левацкий срач. Нет, общее направление не подверглось сомнениям, да и оно и понятно, поскольку альтернативы ухода в Штаты не было. А вот дальше мнения разделись. Причём, разделились кардинально. Одни товарищи считали, что нужно идти к «северянам», которые сражались за свободу угнетаемых негров. Казалось бы, подобная благородная цель не может вызывать сомнений. Однако, сомнения были…

А дело было вот в чём — некоторые товарищи хотели идти к команчам и строить у них анархическую коммуну. А вот тут и началось самое интересное. Казалось бы, свободолюбивые индейцы просто обязаны были примкнуть к «северянам» и сражаться против угнетателей. Однако вместо этого команчи формировали отряды и отправляли их бить проклятых «янки».

Товарищ Панчо хорошо знал команчей — это был сильный, мудрый народ. И раз уж этот мудрый народ ополчился против Севера, то значит с этими «северянами» что-то не очень чисто. Видимо, за красивой декларацией борьбы против рабства стояло что-то очень тёмное. И эта самая тьма не смогла укрыться от мудрых индейцев. Именно поэтому товарищ Панчо и считал, что если уж и идти на Север, то совсем не к «синим» мундирам, а в города, на заводы, в рабочие коллективы. И уже там — на заводах и фабриках, поднимать пролетариат на борьбу. Хотя и к идее идти к команчам он тоже относился более чем благосклонно. Ну во-первых — у товарища Панчо были налажены контакты с индейцами, и у них можно было какое-то время отсидеться, а во-вторых — даже если идти в промышленные районы Штатов, то с помощью аборигенов преодолеть прерии будет гораздо проще.

Вот только сейчас всё это было не важно. Сейчас анархистам прежде всего требовалось выжить, а уж потом можно было о чём-то рассуждать. А чтобы выжить — нужно было добраться до гор. Поскольку только там, в горах, можно было оторваться от погони улан. А именно в том, чтобы оторваться — самая сложность и заключалась. И тут было несколько причин: во-первых — лошади у кавалеристов Эскобедо, в большинстве своём, были лучше, во-вторых — самих улан было больше, ну и в-третьих — они были лучше обучены и слажены.

Таким образом, на данный момент от полного уничтожения анархистов спасало только то, что они сразу же разделились на несколько групп и рассеялись по прерии. Подобный манёвр противника вынудил майора Эскобедо делить свой отряд на партии и каждой из них назначать свою цель. Таким образом, пурос смогли выиграть немного времени. Ну и плюс, несмотря на численное превосходство улан, а также более качественный их лошадиный парк, анархисты превосходили первых в плане вооружения. Всё дело в том, что большая часть пурос была вооружена револьверами, и только благодаря этому фактору анархисты ещё не были полностью перебиты.

Вся прерия наполнилась клубами пыли, топотом копыт, лошадиным ржанием, визгом и криками людей. То тут, то там раздавались выстрелы. Однако, со временем выстрелов становилось всё меньше, и всё чаще звучал победный рёв и дикий визг ликующих улан, настигающих свою добычу. Всё больше пурос гибло под пиками и саблями солдат майора Эскобедо.

Группа товарища Панчо тоже была разбита и рассеяна. Однако сам он, благодаря Зазнобе, смог оторваться от основной погони. Где-то там, позади, уланы ловили и добивали его товарищей. Вот только в данной ситуации помочь им Панчо ничем уже не мог. Сейчас оставалось только одно — «спасайся, кто может». И он был намерен спастись. Спастись, чтобы продолжить борьбу. Борьбу за освобождение всех угнетённых. Борьбу, которая была единственной целью и единственным смыслом его жизни.

Направляя лошадь в русло пересохшей реки, товарищ Панчо оглянулся, дабы оценить обстановку. Его догонял один всадник, далеко позади которого в клубах пыли двигалась кавалькада преследователей. Из-за этой самой пыли сосчитать общее количество всадников было невозможно, однако десяток-полтора там точно было.

Зазноба хорошо знала этот маршрут и, уверенно ворвавшись в пересохшее русло, рванула вперёд, унося и себя и своего седока прочь от злых преследователей, поднимая позади себя клубы пыли. Лошадь знала, что это русло ведёт в предгорье, где много вкусной и сладкой травы. Седок тоже знал про предгорье, до которого уже оставалось рукой подать. А вот там, в этом самом предгорье, уже можно было поиграть с уланами в интересную игру — «казаки-разбойники».

Тем временем, оторвавшийся от основной группы всадник неумолимо приближался. Панчо снова оглянулся — его преследователем был долговязый сержант с красной перекошенной харей и большими лошадиными зубами, которые он злобно ощерил. Лошадь у сержанта была лучше, и он радостно визжал в предвкушении сабельного удара.

Лошадинозубый уже догнал свою жертву и направил лошадь влево, чтобы поравняться с преследуемым и срубить его своим коронным ударом. Взревев, сержант поднял саблю — ещё несколько мгновений, и он рубанёт…

Панчо достал свой верный Ремингтон, ещё когда они с Зазнобой влетели в русло реки. И сейчас, он спокойно взвёл курок своего огромного револьвера и, дождавшись когда противник максимально приблизится — обернулся. Направив Ремингтон прямо в лошадиные зубы сержанта, Панчо с большим удовольствием нажал на спусковой крючок. Дурная голова улана взорвалась кровавым фонтаном.

Через пару минут товарищ Панчо был у намеченной цели. А целью этой был ныне пересохший извилистый ручей, который впадал в реку. С южной стороны устье ручья было скрыто большим валуном. А в клубах пыли и в горячке погони заметить это самое устье было практически невозможно.