Батька Урфин

Что же касается двух других полков Ударной дивизии, то это естественно были бывшие княжеские войска: 7-й Ударный полк (бывший Хадандой) и 4-й Штурмовой. В своё время оснащением обоих этих частей занимался сам Прапорщик Бревнюк, отсюда и их отличное вооружение.

В общем, вид пяти вражеских полков (три из которых тяжёлые, один средний и один лёгкий) совсем не обрадовал бургомистра Шмотке.

*Я прохлил дрябу, дулик и фильные фошницы — я прошёл огонь, воду и медные трубы (офеньский язык).

Глава 10 Бунт

Толстый (Эркин Флед), Везунчик (Боб Керри) и ещё пятеро каторжан что-то увлечённо обсуждали. При этом, одна половина барака дрыхла без задних ног, а другая, наоборот, не смыкала глаз — понимая, что происходит что-то неординарное. Подтверждением неординарности служила чёрная крылатая тень, заслонившая собой лунный свет в окне барака. Большая семёрка шушукалась долго — не менее получаса. Затем, когда высокие договаривающиеся стороны пришли к консенсусу, мистер Толстый покинул переговорную платформу и направился к окну.

— Коготь-108, передай Хитрому — мы готовы. Можно начинать.

— Отлично. Готовьтесь. И запомни, Энкин, их глаза — добыча чёррного племени, — взмахнув большими крыльями, ворон исчез в ночном небе.

— Везунчик, поднимай народ! — широкая харя Фледа расплылась в улыбке…

А теперь, дружище, немного поменяем локацию и переместимся за стены каторжного острога.

Лассо взлетело вверх. Петля обхватила остриё бревна и тут же затянулась. Первым на стену взобрался сам Драная Рожа (Хитрый). Оседлав частокол, командир ОГДР злыми, внимательными глазами оглядел периметр и спрыгнул вниз. Вслед за командиром через стену перебрались все шестеро обвешанных ветками коряг.

Внутри каторжного острога группа действовала бесшумно, поскольку все манипуляции были обговорены заранее. Сам сержант Драная Рожа направился в сторону барака заключённых, а остальная группа под командованием ефрейтора Сучковатого двинула к казарме стражников.

До смены караула было ещё далеко, и часовой, облокотившись на стену барака, сладко кимарил в обнимку с копьём. Проснутся бедолаге было не суждено — Драная Рожа перерубил ему горло большим тяжёлым ножом Людоеда. Выдернув штырь, фиксирующий засов, предводитель коряг отворил дверь барака.

— Кожаные ублюдки, которые здесь за Урфина — выходи строиться! Остальным — брысь под лавку!

— Слышь, древесина, не быкуй — здесь все за Урфина! — отвечал сержанту отчаянно храбрый громила Везунчик.

— Шевелись, шевелись, убогие, — подгонял Драная Рожа покидающих барак каторжан. Узнав Энкина Фледа, он аккуратно подвинул его рукой в сторону, — наместник, прошу вас.

Не прошло и минуты, как две сотни каторжан вывалили наружу. Все с нетерпением и волнением смотрели на страшного деревянного человека, затянутого в ремни и обвешанного ветками. На голове деревянного восседал огромный ворон, в чьих глазах отражался кровавый свет луны.

— Так, джентльмены, сейчас направляетесь в сторону казарм и там поступаете в распоряжение ефрейтора Сучковатого. Наместник, кого можно поставить над ними старшим?

— Везунчика, конечно же, — отвечал сержанту Энкин Флед.

Назначив старшего над каторжанами, Драная Рожа отправил последних в распоряжение Сучковатого. После чего сержант произнёс не требующим возражений тоном:

— Следуйте за мной, наместник.

Тяжело дыша, Толстый засеменил за быстро идущим деревянным воином. Вскоре со стороны казармы послышались крики, услышав которые, находящийся возле дома коменданта часовой покинул свой пост и побежал узнать причину внезапной ночной суеты. Прекрасно видящий в темноте деревянный сержант выхватил из-за пояса страшный нож и двинулся наперерез бегущему часовому. Стражник даже не успел испугаться, когда перед ним возникла страшная чёрная фигура. Сержант отточенным движением вонзил нож в горло солдату и как ни в чём не бывало последовал дальше. Обернувшись, Драная Рожа увидел, как бывший наместник поднимает копьё убитого. Деревянный сержант одобрительно кивнул и, довольно хмыкнув, перешёл на бег.

В доме коменданта уже проснулись, и первой на крыльцо выбежала толстая повариха, с которой первый сожительствовал. Драная Рожа ударил тяжёлым ножом наотмашь, и конопатая башка поварихи покатилась по ступенькам крыльца. Ворвавшись в дом, предводитель дальнеразведочных коряг напоролся на коменданта. Последний был в исподнем, но с обнажённой саблей. Деревянный сержант сразу же ударил ножом в брюхо коменданта, пробив последнего насквозь.

Когда в дом вбежал Энкин Флед, то увидел катающегося по полу и жутко воющего коменданта.

— Наместник, возьмите его саблю и отрубите ему голову. Это вы должны сделать сами.

— Давай, паррень, рруби уже, — прокаркал ворон.

— Думаете я зассу? — произнёс Эркин Флед, поднимая саблю, — да я жалею только об одном, что могу сделать это только один раз.

Однако, сразу добивать раненого бывший наместник не стал. Вместо этого, теперь уже бывший каторжанин, страшно матерясь, стал пинать со всей силы по лицу и голове и без того жутко визжащего надзирателя. Вдоль натешившись, Энкин Флед приступил к казни, ну, а поскольку профессиональным палачом он не был, то смог отрубить голову коменданту только с пятого удара.

— Наместник, облачайтесь в доспехи коменданта. Вам необходимо предстать перед людьми в надлежащем виде.

После того, как весь заляпанный кровищей Энкин Флед напялил на себе шмотки, доспехи (в виде кольчуги и шлема-шишака) и саблю коменданта, деревянный сержант повёл его к казарме, где шла настоящая бойня. Можно даже сказать — забой. Только забивали там не скот, а людей, выбравших профессию надзирателя.

Изначально большую часть кровавой работы пытались выполнить коряги, однако никакие ходячие брёвна не смогли сдержать жаждущих мести каторжан.

Большая часть стражников погибала, так ничего и не поняв. Остальные пытались оказать сопротивление, но поскольку каторжане первым делом захватили оружейку, то шансов у надзирателей не было.

Энкин Флед и Драная Рожа прибыли к самой кульминации творящийся в казарме бойни. И их появление выглядело очень эффектно, особенно это касалось бывшего наместника, облачённого в доспехи и подпоясанного саблей. В таком облачении каторжане не сразу и узнали своего товарища Толстого. А увидев в руке у Энкина голову коменданта — арестантский люд взревел от восторга.

Надо сказать, что кое-какое сопротивление стражники всё-таки оказали, и даже убили четырёх каторжан. Однако, сопротивление было быстро сломлено, и к моменту прибытия Фледа и главкоряги восставшие занимались умерщвлением последних захваченных надзирателей. Руководил казнью (если это можно так назвать) Везунчик.

Извини, дружище, но нет у меня ни малейшего желания описывать все те ужасы, что вытворяли повстанцы над захваченными стражниками. Поэтому додумай происходящее сам. Я конечно же понимаю священный гнев каторжан к работникам пенитенциарной системы, однако и резню одобрить не могу. Всё-таки совсем не те парни, которых сейчас добивали, отправили арестантов на каторгу. Оно конечно же, гуманизмом по отношению к заключённым стражники не страдали, однако и какого-то особого садизма последние не проявляли. И наверняка среди стражников нашлись бы те, кто присоединился бы к восстанию. Почему наверняка? Да потому, что далеко не всем нравилось происходящее в стране. И особенно хорошо это было видно по каторге и её спецконтингенту. Если раньше, при Бастинде, количество заключённых еле-еле дотягивало до сотни, то с приходом новой власти количество каторжан увеличилось вдвое. И если ты думаешь, что количество преступлений увеличилось вдвое, то ты глубоко заблуждаешся. Практически, в Фиолетовой стране повторилась та же ситуация, что и в Голубой — преступников больше не стало — стало больше тех, кого стали считать преступниками. А всему виной (точно также, как и в Голубой стране) новые налоги и поборы, которые население встречало без особого энтузиазма, и это очень мягко выражаясь. Раньше мигуны платили налог на содержание двора Бастинды и госаппарата. А сейчас пришлось содержать ещё и армию, которая к тому же постоянно увеличивалась. Естественно, что далеко не все были согласны платить новые налоги, однако наибольшее сопротивление среди мигунов встретило введение поборов за лесную добычу. Исторически, большинство местного населения считало лес своей родной стихией, и всё, что там находилось — своей законной добычей. И надо сказать, что мигуны эксплуатировали лес довольно-таки бережно — охота велась по древним устоявшимся правилам, которые позволяли избежать истребление видов зверей и птиц. Взамен вырубленных деревьев — сажались новые. А теперь выводились налоги на каждое срубленное дерево, на каждую корзину грибов или ягод, на каждую тушу дичи. Естественно, что многие мигуны встретили нововведения в штыки. Вот так и появились на каторге злостные неплательщики налогов и браконьеры. Причём, появились в количестве равному количеству уголовников и хулиганов. Ну и естественно, что все эти парни, объявленные государством преступниками и брошенные в каторжный острог, не имели в данный момент возможности дотянуться до правительства, вот поэтому невинноосужденные и отыгрывались сейчас на стражниках, олицетворявших собой госаппарат в данной конкретной локации.