Байки Соломона 12-го
Шрифт:
– К чему всё это ты рассказываешь?
– спросил я.
– К тому, что Сын понял одно из правил Конфуция: плати Добром на Добро и Справедливостью на Зло.
– Спорное суждение, - признался я.
– Это как вам всем угодно. Hо тем не менее спектакль окончен! Всем спасибо! Спокойной ночи!
Я, честно говоря, побоялся, что сказка Соломона будет непонятна детям:
– Юля, ты поняла сказку Соломона?
– Конечно, папа. Я всё поняла. Просто, нельзя быть злым. Вот и всё.
... И почему мы, взрослые, боимся разговаривать со своими детьми серьёзно?
15
Байка пятая
ВОРОБЕЙ КЕШКА
В тот день я пришёл с работы раньше обычного: такое тоже иногда случается у взрослых.
Юля сидела за письменным столом и откровенно страдала над домашним заданием.
– Как успехи?
– спросил я у дочери.
– Она за сочинение она двойку принесла, - ответила за неё мама.
– И как же это она умудрилась?
– Папа, у нас была тема: "Реликвия нашей семьи". Вот я и посчитала, что если реликвия, то очень старая... Я и написала о Соломоне - он ведь самый старый в нашей семье!
– И что случилось потом?
– Учительница сказала, что волнистый попугай не может жить так долго. И что нас просили написать сочинение, а не сказку. HО ВЕДЬ ЭТО ВСЁ ПРАВДА!
– Вопрос достойный Шекспира, - заметил я.
– Это того, что "Ромео и Джульетту" написал?
– уточнила дочь.
– Того самого. А что касается сочинения, то ведь Соломон сам не любит при чужих людях рассказывать о себе истории. И потом он ведь живой, а реликвия, как правило, неживая.
– Папа, но ведь говорят же: живая реликвия, - возразила Юля.
– Говорят, но говорят не в прямом, а в переносном смысле... К тому же я сказал "как правило". А на твоём месте я бы написал о портрете бабушки с дедушкой и не было бы никаких проблем.
– Вот и Соломон тоже обиделся - сказал, что он не давал своего согласия на сочинение о нём. Он ещё сказал, что меньше, чем на книгу о себе он не согласен, - медленно произнесла Юля.
– Мало того, что у нас дочь-двоечница, так у нас ещё и попугай страдает манией величия, - устало сказала мама.
– Папа, а ты напишешь книгу о Соломоне?
– не унималась дочь.
– Я-то, может, и напишу, но тебе сейчас нужно думать о том, как научиться сочинения писать... на оценку выше двойки.
Я заглянул в другую комнату.
Валя была занята игрой в куклы и не обратила на меня никакого внимания.
Соломон сидел на подоконнике. За стеклом, с другой стороны окна сидел серый воробей и громко чирикал. Соломон так же громко передразнивал воробья. Воробей горячился и старался чирикать ещё громче.
Я тихо удалился в свободную комнату. Однако стоило мне взять в руки газету, как в комнату шумно ворвалась компания детей с попугаем во главе. Девчонки повисли у меня на руках, а Соломон грузно приземлился мне на голову.
– Вы же все только что были сильно заняты!
– бессильно простонал я, понимая, что в ближайшее время я вряд ли узнаю последние новости.
– Мы уже освободились!
– в один голос закричали девчонки.
У меня даже зазвенело в ушах от их крика.
– Зачем так кричать? Вы
всегда так громко кричите, что даже Соломон стал сегодня кричать на беднягу воробья, - я попытался угомонить девочек.– Я не кричал, а разговаривал с Аборигеном Каменных Джунглей, - гордо заявил Соломон.
– С кем?
– переспросила Валя.
– С Аборигеном Каменных Джунглей. Друзья называют его Кешкой. Он воробей.
– И что же поведал Вам друг Кешка?
– поинтересовался я.
– Он жаловался.
– Hа жизнь? Или на судьбу-злодейку?
– спросил я.
– Hе надо иронизировать, - попугай перескочил с моей головы на плечо.
– А что такое "иронизировать"?
– спросила Юля.
– Сама посмотри в толковом словаре, - отмахнулся я.
– И там ты прочитаешь: говорить с иронией, смотри ирония, а на слове "ирония" прочитаешь - иронизировать... Люди любят бегать по кругу... Я знал одну лошадь, которая всю жизнь бегала по кругу и не могла даже представить себе, что можно бегать по прямой, - Соломон сегодня явно был в ударе.
– Все мы немного лошади, - процитировал я слова русского поэта.
– Оставили бы поэта Маяковского в покое, а лучше бы объяснили ребёнку суть слова "иронизировать", - попугай перепрыгнул на спинку кресла.
Он стал подчёркнуто вежливым, но это не была обида; в глазах попугая светилась детская шалость.
– Иронизировать - говорить с лёгкой издевкой, насмешкой.
– Hе совсем точно, но зато очень убедительно, - прокомментировал Соломон.
– Соломоша, расскажи о Кешке, - попросила Валя, которая стала скучать от наших разговоров.
– У нас был с ним филологический спор.
– Какой спор?
– не поняла Валя.
– Филология - наука о языках, - поспешил объяснить я, опасаясь, что Соломон всё равно заставит меня это сделать.
Соломон словно и не услышал моих пояснений:
– Да, мы с ним спорили. Кешка жаловался, что к воробьям относятся пренебрежительно. А я говорил ему, что дело не в том, кем тебя считают, а каков ты есть на самом деле.
Кешка же возмущался самим словом ВОРО-БЕЙ, то есть бей вора. А какой он вор? В поте лица борется с насекомыми, спасает, можно сказать, урожай... и его ещё и награждают разными обидными кличками.
Обидно, конечно.
Вон в Китае умники все беды на воробьёв свалили. Извели воробьёв, а весь урожай гусеницы слопали. Потом эти самые умники воробъёв из-за границы ввозили... да ещё деньги немалые за это платили.
Соломон замолчал. В глубокой задумчивости он клюнул что-то на спинке кресла и заметил:
– И всё-таки, как мне кажется, я его убедил.
– В чём и как?
– спросил я.
– В том, что не все относятся к воробьям с пренебрежением. А как?.. Я просто рассказал историю, которую мне рассказал опять же мой папа...
Было время, когда в Австралии воробьёв не было вовсе, а были одни попугаи. Потом люди завезли в Австралию воробьёв. И один из них, которого звали Кен-Шон-Пятый и рассказал моему папе историю о том, как воробьи спасли целый город.