Бедная девушка или Яблоко, курица, Пушкин

Секция переводчиков... Там спрятался и отец Алеши Хвостенко, рожденный в Лондоне, в семье левых эсеров. Туда вернулся и Старик Лихачев, не академик, но воспитатель целой плеяды питерских юношей.

Я недавно видела всю эту компанию - "Секцию переводчиков", как нарицательное, в "Звезде", на семинаре.

Смотрела на эти лица стариков и старух, кто-то еще жив - из ТЕХ лет. Они и не заметили, что вместе с языком взяли еще что-то неясное, как радиация. То ли русского Бога, то ли русскую душу...

Про "Секцию переводчиков" я сочинила песню.

Песню лебедям - от своего от вороньего имени. И мотивчик у нее блатной - "Нина-дочь прокурора".

Воронья песня.

... Где лебеди?

А лебеди ушли.

А вороны?

А вороны остались.

Куда ушли?

Куда и журавли.

Зачем ушли?

Чтоб крылья не достались.

Марина Цветаева.

"Лебединый стан"

Надо что-то отвечать. Раз уж я взялась отвечать, то и отвечаю... от нас - воронов.

Когда райские птицы свои перья уронят

И простуженной глоткой захрипит соловей

Я спою тебе милый, эту песню Воронью,

Она горше отравы, а не хочешь, не пей!

Гуси-лебеди жили по Лебяжьей канаве,

Улетали навеки - обронили птенца,

Эта песня - Воронья, она горше отравы,

Но уж если разлили - допивай до конца.

Говорят, мы не вправе, мы - из грязи, из пыли,

Из прохожего места, из густого вранья...

По Лебяжьей канаве - прежде - лебеди жили,

А теперь наступили времена воронья.

Наливай по еще, не грусти, малолетка,

Не пришлося тебе на чужбине пропасть,

Все ж Воронья Слободка - не заморская клетка,

Да и голосом вышел ты в жидовскую масть...

Допивай до конца - закуси, чем попало.

Мухомором слоеным, черно-белым крылом,

Этой песней вороньей - чердаков и подвалов,

Да Лебяжьей канавкой, да соленым локтем.

Этой песней лебяжьей - чердаков и подвалов,

Да Вороньей канавкой, да соленым локтем.

Получилось не только о евреях, но и обо всех остальных, кого революцией выплеснуло из конюхов и кухарок, в младшие научные сотрудники.

Все хотели стать чем-то другим:

Евреи - русскими.

Крестьяне - господами.

Казаки - приват-доцентами.

Самое интересное, что у всех все вышло!

Иногда, даже забавно - СОВЕТСКОЙ, объявляется почти вся недворянская культура - крестьянская.

Ее и при Совке гнобили и теперь гоняют. А я, по старой еврейской традиции, решила побыть пока при этом сундуке...

В общем, Россию гоняли сквозь строй - как обычно, в нормальном режиме времен, скажем, Ивана Грозного.

Евреев - тоже, по старинке - той, еще библейской, с разбиванием младенцев об стену.

Но, уже с Гражданской войны вся эта кровавая купель была общая. Заваливали друг друга по очереди - то казаки разбойников, то разбойники казаков. Кузьминский кричит, что я все сочиняю, и что после групповых изнасилований дети не родятся.

Да, но это, если узнавать о том времени только из хорошей прозы. Там сплошные групповые изнасилованья. Писателям - про групповые то, всяко интересней писать.

А если просто послушать мертвецов, то выходит, что в этой страшной каше шла жизнь, и пышным цветом цвела совсем другая статья: "принуждение к сожительству с использованьем..." - тут уж по-разному, кто смертью грозил, а кто и просто сулил мешок картошки.

От казаков рожали евреев, а от дворян - тоже. И кто-то помешивал и помешивал большой деревянной ложкой Россию и евреев.

И опять война, и опять лагеря, и опять голод...

А потом вдруг странная попытка маленького Сталина, тронуть евреев тех, что хранились у него под крылом.

Он их не трогал до поры, до времени.

Как всякая персона, ангажированная мелким бесом, он как-то смутно осознавал свою функцию - по сохранению остатков этого племени.

И по сохранению России - вот таким, вполне моисейским способом - во тьме, в крови, не подпуская к остальному миру, и только венчая с еврейством все больше и больше.

Не знаю, почему он решил их все же тронуть - одно ясно, в ту же минуту его смахнули со стола, как маленького усатого таракана. Того самого, из Чуковского. Прилетел воробышек и склевал.

Тут мы как раз и родились. А вокруг стало непривычно тихо. Ни войны, ни голода, ни "черных марусь" - один только Гагарин с Белкой и Стрелкой. Кончилась репетиция Страшного Суда, с участием наших бабушек и дедушек.

По Питеру прошлись так, что тут и вовсе не осталось местного населения, все чесали да чесали кровавой расческой.

– Вы же и чесали!

Мы и чесали - но "МЫ" уже были "ВЫ". Мы ВСЕ уже были "МЫ" и чесали "НАС".

Если бы я была настоящий Исаич, я бы написала об этом книгу - с документальными свидетельствами и статистическими выкладками.

Но я - Исаич-Бедная девушка. И особенно меня смущает всемирный успех его "Красного колеса". Так что я ограничусь голословными утверждениями.

Вокруг нас был мир - в миру все женились уж по любви - а особенно по этой дурацкой юношеской тяге к экзотике - хоть и ясно сказано:

– Не любите черный глаз,

Черный глаз опасный,

А любите голубой,

Голубой - прекрасный!

Все любились уж вовсе вперемешку - и уж вовсе по доброму согласию.

В очередной раз Питер опустел в конце 70-х - и Америка получила свою первую порцию России. Тогда она еще не заметила что это - Россия.

Думала, так - евреи, привычная уже напасть.

Тогда в семидесятые полицейские еще не освоили выражение:

"РУССКИЕ СВИНЬИ",

при битье ногами по почкам. Позже это придет на смену:

"ГРЯЗНЫМ ИРЛАНДЦАМ",

"ГНУСНЫМ МАКАРОННИКАМ",

"ЖЕЛТЫМ ОБЕЗЬЯНАМ",

" КАЙКАМ" И

"НИГГЕРАМ"

Про русских - это уже из моих лет в Америке.

Тогда, в семидесятые, из Питера отъехало много народу... Оставшиеся опять чего-то там воевали, довоевывали свою СВОБОДУ. А потом наступила эта ПОТОМ МАЛЕНЬКАЯ РЕВОЛЮЦИЯ - такая маленькая, что ее даже назвали другим словом, но все двери открылись, и мир стал ОБЩИМ.