Бедная девушка или Яблоко, курица, Пушкин

Теперь представьте себе эту картинку: дедушка мой был революционный матрос-ЕВРЕЙ, но это, все же редкий случай и может единственный, в основном, в балтийском флоте, так же как в черноморском, (этих вы помните по фильму "Броненосец Потемкин") матросы были высоченные украинцы. Ну а уж студент этот - он ясное дело - еврей.

И вот площадь. Стоят кухарки и горнишные - они кто? Они Бедные девушки из деревень ленинградской области - сероглазые, русые блондиночки - та самая "чудь",

У таких девушек туманится взор от одного только слова "брунет", герой жестокого романса - ВСЕГДА БРУНЕТ. Без вариантов. В деревенской любовной песне - он может быть беленький, но если уж она подалась в город - ей подавай экзотику. Черный глаз ей подавай и все тут!

И вот они стоят. И слушают. На трибуне двое. Два агитатора. Студент-еврей и матрос-украинец. Оба они - жгучие брюнеты. У обоих роскошные черные усы. И самые, что ни на есть, огневые черные очи. У еврея недостаточно развита нижняя челюсть, но зато у него - кудри. Кудри - это серьезный аргумент в его пользу. Никаких очечков - нет, те, низенькие с коплексом - они стали вождями, они соблазняют не баб на площади, а как раз этого матроса и этого студента - в кулуарах. Так что наш студент - он совсем неплох. И росту он приличного. И голос у него - не визгливый, как у вождей, а изумительный мягкий баритон. И этим баритоном он страстно кричит:

ЖЕНЩИНЫ!

СЕСТРЫ!

ДО КАКИХ ПОР!

Ну и дальше соответственно долгая речь о Светлом Будущем, для установления которого нужно сейчас конкретно-реально бежать бить стекла в Темной Булошной.

Украинец - почти все время помалкивает. Он, ясное дело, двух слов связать не может. Но время от времени он вступает. Басом - таким - от которого немедленно кружиться голова. У меня даже сейчас кружиться. И опять:

БАБОНЬКИ!

СЕСТРЕНКИ!

СЛУХАЙТЕ!

ОН ДЕЛО ГОВОРИТ!

У украинца - клеша. Жесткие прямые волосы. Черный чуб...

В волосах - как в зеркале видна личность. У свободолюбивой личности волосы не поддаются воспитанию. Это, или кудри, которые торчат в разные стороны, или вот такие жесткие прямые чубы - торчащие вверх. Их нужно укладывать пивом. Бриолинить бриолином. ( Я свои - всегда пивом укладываю. Это легенда, что они потом пахнут пивом. Они пахнут хлебом и медом замечательно).

Но те - двое - согласны со своими волосами. И время вокруг - для таких волос.

Ветер развевает этот чуб, эти кудри - еще до ЗНАМЕН, развевает ВИХРЫ. ВИХРЫ - это почти что - ВИХРИ.

В конце представления - оба - поют. Оба они - представители чертовски музыкальных народов. И песни эти - давайте уж через девяносто лет посмотрим правде в глаза - красивые. У них сильная, как хороший рок - музыка и непонятно завораживающие слова:

... ВИХРИ враждебные веют над нами...

грозные силы нас злобно гнетут

в бой роковой мы вступили с врагами...

Это все - классическая стилистика городской баллады. Загадошные роковые враги. Сладкий ужас. Пятница тринадцатое. Улица Вязов. Тогда не было кино. Не было Простомарии. Были - ПЕСНИ.

Жестокий романс. Настина "роковая любовь".

И двое на трибуне - ГАСТОНЫ ИЗ ГАСТОНОВ.

И что ж странного в том, что романс вышел ЖЕСТОКИЙ?

Любовь - РОКОВАЯ?

...А девушки - слушают. Заворожено слушают. И из всех этих речей понимают только ОДНО, что когда будет Свобода-Равенство-Братство - вот эти двое - перестанут задаваться. ПОТОМУ ЧТО ОНИ СТРАШНО ЗАДАЮТСЯ - МАТРОСЫ И СТУДЕНТЫ. У студентов - вообще барышни, а матросы тоже норовят - с Бедными, но Городскими Девушками: маленькие белошвейки, сиделицы в лавках, проститутки, в конце-концов, но - не они, не деревенские! Кухарки-горнишные... Они слушают так, как сегодня слушают Кинчева и Шевчука, Шнура и Чижа... Да, вообщем -то, это и была предтеча рок-концерта. И сегодня Кинчев-Шевчук повели бы девиц куда угодно...

Дальше было вот что: они побежали. Побежали, как было велен, в булошную. Побили стекла. А когда полицейские начали их хватать и пиздить, вот тут-то выяснилось, что у этих сестренок - есть братки. Ни хуя они не брунеты. Та же ленинградская область - русые волосы, серые глаза... Вот тут впервые вступает третий - "человек с ружьем".

Солдатик из крестьян. Полностью уже измученный, к третьему году войны и полностью достатый. Попираемый всеми. С терпением - бесконечным. Коренное население. Русский человек. До евреев. Мимо татар (не дошли). Мимо туретчины (не дошли). Мимо неметчины (не снизошли). Без ни хуя темперамента. С одним только терпением. Загадошная славянская душа. Города Питера - ленинградской области. Он увидел, что "наших девочек бьют", настоящих - НАШИХ, настоящих СЕСТЕР, и мера терпения, отпущенного ему - кончилась...

Дальше всем все известно. Мне кажется, что это началось именно так. Соблазнением. Роковой любовью из настиной книжки. Черными усами матроса и студента. Огневыми очами...

Бедная девушка! Ведь говорит же тебе русская песня - жестокий романс:

НЕ ВЛЮБЛЯЙСЯ В ЧЕРНЫЙ ГЛАЗ!

ЧЕРНЫЙ ГЛАЗ - ОПАСНЫЙ...

Послушались бы... Что было бы? Чего жалко? Кому чего. Мне больше всего жалко церквей. В Питере. В каждой деревне. Цветаевскую Москву. Сорок-сороков и колокольный звон.

Теперь опять звонят. У Захар Михалыча - на Колокольной. На Конюшенной и на Казанском так сильно звонят - зовут к Вечерне в субботу и к Заутрене - в воскресенье.

А я - не иду. Стыдно. Идти в церковь - это как просить прощение у бабушки. Этот детский ужас: "Сейчас ты пойдешь и попросишь у бабушки прощения!", потом уже так легко становится - она всегда прощает - бабушка, тогда можно плакать и уткнуться в ее колени. Но поначалу - нет никаких сил пойти. Ясно, что ты - плохой. Что тебя простят. Ты почувствуешь себя хорошим. Но в середине - заставить себя идти в бабушкину комнату - так трудно.

Просто слушаю звон. Молюсь тем, что слушаю звон. Только и надежды, что Святой Никола - внучку русского моряка - никогда...

Кончилось башлачевское ВРЕМЯ КОЛОКОЛЬЧИКОВ. Звонари больше не валяются пьяные. Все при деле. Они наверняка не только в небо звонят - Богу, и не только вниз в город - "идите молиться!", но и между собой переговариваются этим звоном. У них - свой цех. Никогда не видела ни одного звонаря.

Вот такая чудесная фамилия досталась Володе. Звонарев. И черные усы!

Раздевайся!

Что?

Я лежу как обычно в темной комнате. Входит Володя и говорит - такое.

Я потрясена. Впервые в этой книге кто-то вот так смело, решительно можно сказать напрямую... от неожиданности я даже забываю об отсутствии...

И даже приподнимаюсь на постели. Ух ты! Неужели? Только КАК ЖЕ?

Чего раздеваться?

Я тебя сфотографирую. Мне надо написать еще пару обнаженок. Я уже две Ариши тут продал. Мне надо сделать еще парочку.

Позировать? Ты с ума сошел? Не смогу....

На секунду! Я тебя щелкну. Напишу с фотографии.

Я стаскиваю рубаху. Две фотки. Одна - на диване. Лежа. другая - Стоя. Я смотрю в зеркало. На самом деле - красиво. Это уже где-то посредине между Гойей и фильмом "Обыкновенный фашизм". Волосы торчат вверх - как раз вихрами. Губы белые.