Бедные (Империя - 2)

– Вижу, - тут же согласился Бук.

– Но это только ваша вина, - снова продолжал рабочий, - вы лишили нас образования, чтобы мы оставались рабами. Придет время, когда работники физического труда - все люди будут уже с детства приобщаться к культуре. Тогда и у фабричного станка и за письменным столом человек будет в несколько часов создавать то, на что сейчас нужны долгие годы.

– Наука будет доступна всем, - подхватил Бук с удовлетворением.
– А нынче она только для избранных.

– Как и деньги, - заметил Бальрих.

– Что же, в будущем все будут получать одинаковую оплату?
– осторожно осведомился Бук.

Бальрих вспыхнул.

– Едва ли, но каждый получит свою долю прибыли.

– Однако она может оказаться и его долей убытка, - подчеркнул Бук.

Но Бальриха трудно было сбить.

– Нет. Убытки понесет предприятие. Ведь оно будет принадлежать не нам, рабочим, а самому себе.

– Это вы сами придумали?
– спросил Бук с необычной для него живостью. И затем добавил: - Принадлежать самому себе... Но кто же будет его олицетворять? Кто окажется его пайщиками?

– Все, кем оно живет.

– Но оно живет и мертвыми.

– Чепуха!
– сказал рабочий.

– Оно живет и теми стариками, которые греются там, на солнышке, у стены, - хотя они никогда уже не возьмут в руки инструмент. Ведь они некоторое время поддерживали это предприятие, отдавали ему свою силу. Оно живет и теми, кто еще не родился; не появись они на свет, оно вынуждено было бы прекратить свое существование. Наконец, ваше предприятие живет городом, который поставляет ему людей и пищу для них; высшей школой, чьи изобретения оно осуществляет, даже теми, кто раньше поверили в него и были им обмануты. Вот вам пример: у моего отца были акции, а Геслинг присвоил их.

Бальрих и Бук шли в глубоком раздумье до самого озера в "рабочем" лесу. Когда они остановились и стали глядеть на воду, Бальрих сказал:

– Неужели это так? Тогда этого недостаточно. Только на предприятиях, раскинутых по всей стране, по всей земле, могла бы осуществляться справедливость, только это дало бы нам всеобщий мир! Тогда претворилась бы в жизнь та клятва, которую представители рабочих всех стран недавно дали на Базельском конгрессе{511}. Они заявили, что рабочие уже не бараны, которых гонят на убой, и не покорное орудие в руках поджигателей войны. Неужели это верно?
– вопрошал он настойчиво.

– Только тогда, - продолжал Бук, - все будут стоять друг за друга и никто не окажется одинок в борьбе. Ведь мы же в конечном счете все равны.

Они обошли озеро; даже оно казалось чистым и прозрачным в сиянии весеннего утра. Вернувшись на прежнее место, Бальрих сказал:

– Прогулка с вами, доктор, не только поучительна, но это честь для меня...

Бук молча взял его под руку, оперся на него, и они пустились в обратный путь. После глубокого раздумья Бальрих сказал:

– Если буржуазия все это понимает, то какой же преступник Геслинг.

Бук покачал головой:

– Человеку очень трудно признать что-либо противоречащее его интересам.

– Я все же не совсем понимаю вас, - скромно возразил рабочий.
– Вы имеет в виду меня? Впрочем, вы можете разуметь и тех господ. Он указал на виллу Клинкорума.

Перед виллой учителя, повернувшись к ним спиной, прохаживался сам хозяин в обществе доктора Гейтейфеля и Циллиха: он оживленно жестикулировал. Бук тотчас выпустил руку Бальриха и пошел вперед. Бальрих остался позади с чувством глубокой горечи, словно его предали. Он остановился и решил было повернуть обратно, как вдруг услышал голос Клинкорума.

– Вот он!
– воскликнул учитель.
– Подойдите-ка сюда, молодой человек! Мы тут как раз обсуждаем ваше дело. Намерены ли вы продолжать свое восхождение по лестнице, ведущей в храм посвященных, или одним махом низвергнуться в прежнее ничто?

Бук решил, судя по этой напыщенной и загадочной сентенции, что, должно быть, до их прихода произошло тут нечто чрезвычайно важное. Тут Клинкорум умолк, точно не находил слов, чтобы продолжать свою речь, а Гейтейфель только подтвердил подозрения Бука, дав по этому поводу исчерпывающий ответ. Да, произошло, во-первых, то, что постройка еще одного корпуса, который должен был замкнуть полукруг позади виллы учителя, началась, и, во-вторых, Клинкоруму - этой жертве капитала дирекция Гаузенфельда предъявила требование...

– Неслыханное требование!
– подхватил Клинкорум.

– Прекратить занятия по гимназическому курсу с одним из фабричных рабочих!
– вот что произошло.

– Чего же еще ждать от них?
– возмущенно осведомился Гейтейфель, в то время как консисторский советник только свистнул.

Бук не преминул выразить учителю свое сочувствие:

– Как раз на этого ученика вы возлагали свои лучшие надежды.

Клинкорум помедлил с ответом. Однако ему было сейчас не до сантиментов, и он вспылил:

– Ничего подобного! Он очень туго соображает! Своим нелепым зазнайством он только затрудняет учителю его задачу.

– Но именно потому вы сочли это делом чести и хотите быть учителем рабочего, который покажет когда-нибудь, на что способна человеческая воля...

– Но притом я вовсе не хочу лишиться заработка, - добавил Клинкорум.

– Это ваше святое право, - подтвердили Циллих и Гейтейфель.

– Геслинг обесценил мой дом! Мало того, совершая грубейшее насилие над моей личностью, этот деспот еще дерзко посягает на мою профессию, запрещая мне преподавать. Но я буду отомщен. Вы, господа, будьте свидетелями. Я давно уже это предсказывал: мститель не за горами...

– Но его еще не видно...
– вздохнули свидетели.

– Нет, еще не видно, - подтвердил Клинкорум, глядя куда-то мимо Бальриха. Потом снова пустился в пророчества: - Настанет день, да, настанет, господа, когда вилла "Вершина" содрогнется от топота народных масс. Они будут угрожать ей своим зачумленным дыханьем, своей местью. Мало того, они сровняют ее с землей.

От такой перспективы оба друга, казалось, преисполнились живейшей радостью. Однако рабочий продолжал с изумлением следить за разговором... Клинкорум же, спустившись с вершин своего пафоса, спокойно пояснил:

– Если бы Геслинг отказался от постройки этого разбойничьего вертепа, я, быть может, и перестал бы учить его рабочего.

– Что ж, выгода важнее всего, - сказал Бук, глядя вслед Бальриху, который молча повернулся и пошел прочь. Остальные в пылу спора даже не заметили его отсутствия.

– Пусть он купит у вас участок!
– посоветовал доктор Гейтейфель.

– И притом за двойную цену, - добавил Циллих.

– А не то вы взбунтуете против него весь Гаузенфельд.

"Как могут эти люди так обманывать себя", - размышлял, удаляясь, рабочий Бальрих.